бы я продолжил поэму, образ Чайльда к концу углубился бы, потому что контур, который я хотел заполнить, стал бы, за некоторыми отклонениями, портретом современного Тимона[23] или принявшего поэтическую форму Зелуко.[24]
Лондон, 1813
Ни в землях, где бродил я пилигримом, Где несравненны чары красоты, Ни в том, что сердцу горестно любимым Осталось от несбывшейся мечты, Нет образа прекраснее, чем ты, Ни наяву, ни в снах воображенья. Для видевших прекрасные черты Бессильны будут все изображенья, А для невидевших — найду ли выраженья? Будь до конца такой! Не измени Весне своей, для счастья расцветая. И красоту и прелесть сохрани — Все, что Надежда видит в розах мая. Любовь без крыльев! Чистота святая! Хранительнице юности твоей, Все лучезарней с каждым днем блистая, Будь исцеленьем от земных скорбей, Прекрасной радугой ее грядущих дней. Я счастлив, пери Запада, что вдвое Тебя я старше, что могу мечтать, Бесстрастно глядя на лицо такое, Что суждена мне жизнью благодать Не видеть, как ты будешь увядать, Что я счастливей юношей докучных, Которым скоро по тебе страдать, И мне не изливаться в рифмах звучных, Чтобы спастись от мук, с любовью неразлучных. О, влажный взор газели молодой, То ласковый, то пламенный и страстный, Всегда влекущий дикой красотой, Моим стихам ответь улыбкой ясной, Которой ждал бы я в тоске напрасной, Когда бы дружбы преступил порог. И у певца не спрашивай, безгласный, Зачем, отдав ребенку столько строк, Я чистой лилией украсил свой венок. Вошла ты в песню именем своим, И друг, страницы «Чайльда» пробегая, Ианту первой встретив перед ним, Тебя забыть не сможет, дорогая. Когда ж мой век исчислит парка злая, Коснись тех струн, что пели твой расцвет, Хвалу тебе, красавица, слагая. Надежде большим твой не льстит поэт. А меньшего, дитя, в устах у Дружбы нет. 
1 Не ты ль слыла небесной в древнем мире, О Муза, дочь Поэзии земной, И не тебя ль бесчестили на лире Все рифмачи преступною рукой! Да не посмею твой смутить покой! Хоть был я в Дельфах,[26] слушал, как в пустыне Твой ключ звенит серебряной волной, Простой рассказ мой начиная ныне, Я не дерзну взывать о помощи к богине. 2 
