Глаза Анну суживаются в щели — он становится чуточку похожим на землянина монголоидной расы.
Второй посол резко окликает его. Я ещё недостаточно хорошо понимаю лянчинский язык, только начал в нём разбираться — но улавливаю в его тираде слова 'безумен' и 'позор'.
Анну отвечает короткой злой фразой, из которой я выхватываю лишь 'не твоё'.
— Твой родич сердится, это грустно, — говорит Ар-Нель с еле заметной улыбкой. — Мне жаль, — и говорит, обращаясь ко второму послу. — Мне жаль, Уважаемый Господин Эткуру. Это всего лишь игра.
Эткуру прошивает его взглядом, как автоматной очередью, разворачивается на каблуках, окриком приказав волчатам следовать за ним, и уходит. Анну пожимает плечами.
— Объясни своему брату, что мы не делали ничего дурного, — говорит Ар-Нель сердечно. — А потом приходи ко мне. Рисовать.
— Да. Мне надо идти. Да, — говорит Анну разочарованно и уходит за южанами на территорию посольства.
Толпа не менее разочарованно расходится. Потехи больше не будет.
Я подхожу к Ар-Нелю, который провожает взглядом южан, держась за ушибленное плечо. Лицо Ар- Неля жестоко и мечтательно.
— Играешь с огнём, Ча? — спрашиваю я максимально фривольно.
Ар-Нель смотрит на меня. Светлая прядь выбилась из косы, глаза блестят… Видит Бог, в этот миг я понимаю, какой он мог бы быть потрясающей женщиной — с этой мечтательной и насмешливой миной подруги графа Дракулы…
— Что ты хочешь этим сказать, Ник? — спрашивает он. — Что я устроил фейерверк для толпы зрителей? Или боишься, что я сожгу своё сердце? Может, ты и прав.
Неудачная калька с земной пословицы.
— Я хотел сказать, что драки с южанами — это опасные игры.
Крутит в воздухе рукой, фирменным жеманным жестом — и на миг зажмуривается от боли.
— Хок! Южный зверь… он и вправду чуть не разбил меня вдребезги… Я, дорогой Ник, выполняю приказ Государя. И мне это приятно. Весело.
— Ты ссоришь младшего посла со старшим?
— Я делаю, по крайней мере, одного из наших варваров-гостей нашим другом. Их жизнь, там, на юге, полагаю, тяжела, аскетична и скучна. Я стараюсь сделать так, чтобы ему стало весело. Чтобы он увидел в моих согражданах и во мне живых людей, а не отвлечённый принцип. Легко ненавидеть принцип — людей труднее.
— А если южный зверь западёт на тебя? — вырывается у меня само собой.
— Значит, западёт, — смеётся Ар-Нель. — Значит, на свою беду западёт на северянина, и ненавидеть Кши-На ему будет ещё сложнее.
На Земле такая тактика когда-то называлась 'медовой ловушкой'. Но ведь милый-дорогой Ча — Юноша. Эти игры чреваты ему потерей статуса, да ещё какой…
— Не боишься попасть в беду? — спрашиваю я.
Ар-Нель смотрит на меня почти нежно:
— Неужели беспокоишься за меня, Ник? Не надо. Во-первых, я служу Государю. А во-вторых… ты пришёл с Господином Гадальщиком — спроси у него, он подтвердит: у меня нет Судьбы. Я ничего не боюсь.
Ну да, я беспокоюсь.
Мне, как и Государю, выгоден контакт Ар-Неля с южанами — я с его помощью смогу наблюдать их и прикидывать, насколько возможна работа в Лянчине. Но я уже успел понять, насколько этот контакт будет непрост.
Ар-Нелю не намного легче налаживать отношения с южанином, чем мне — с любым из аборигенов Нги-Унг-Лян. Эпоха границ… и границы проходят по самым больным местам в душах обитателей мира. На Земле мы это уже проходили.
Элсу очнулся от холода. Вода в лицо?
Тошнило и знобило одновременно — и чей-то голос с чужим жёстким акцентом уже третий раз, кажется, спрашивал: 'Это — твоё оружие? Дикарь, тебе говорю!'
Элсу поднял веки — и острый солнечный свет ударил по глазам. Я, кажется, жив, подумал Элсу, и его приподняли и встряхнули — голова отозвалась дикой болью.
— Мальчишка ещё, — сказал чужой весёлый голос. Элсу достаточно хорошо понимал язык северян — у Льва, кроме прочих, была пара и здешних рабынь; его окружали враги. Как это могло получиться?
— Живой, — сказал другой, откуда-то сбоку. — Смазливое личико. Не добивай, Нх-Ол.
— Отойди, — сказал тот, кто держал Элсу за воротник. Элсу пытался рассмотреть его лицо, но голова болела нестерпимо, и перед глазами всё плыло и качалось. — Ещё раз. Это — твоё оружие, парень?
Последний раз он спросил на родном языке Элсу и поднёс тяжёлый гнутый клинок с львиной головой на эфесе к самому лицу, только что в нос не ткнул. Звуки лянчинской речи помогли Элсу сосредоточиться.
— Да, — выдохнул он и закашлялся.
— Что ты к нему пристал, Нх-Ол? — спросили рядом.
— Он — Львёнок, — сказал Нх-Ол. — И ещё — тебе не кажется, что он слишком светлый для южанина? Эта тварь рождена от нашей женщины и командует ворьём и убийцами на земле своей матери — из-за того, что его отец — Всегда-Господин лянчинский.
— Плесень! — рявкнули Элсу в самое ухо, и кто-то отвесил ему тяжёлую затрещину, от которой голова словно взорвалась.
— Не добивай, — сказал Нх-Ол, и его голос воткнулся в мозг, как ржавый гвоздь. — Может, этот выродок представляет собой какую-нибудь ценность?
— Нет, — пробормотал Элсу, и его вырвало. Потом, кажется, его пинали снова, потом — бросили на что-то жёсткое, а потом наступила темнота.
Сколько времени Элсу провалялся без памяти, он смог прикинуть только много позже.
Он очнулся с ломотой во всём теле, тошнотой и головной болью, будто с похмелья — но, кажется, на сей раз было чуть легче. Рядом кто-то хныкал или скулил. Было тепло и пахло свежим сеном.
Элсу открыл глаза.
Стены и свод из шершавого серого камня освещали скудные лучи осеннего солнца, косо падающие из узких бойниц высоко вверху. Элсу лежал на ворохе сена, накрытого куском холста; шагах в трёх, у дверей, обитых полосками стали, стояла бадья с водой, а на ее бортике висел оловянный ковш.
Хныканье вызвало у Элсу приступ раздражения и злости. Повернув голову на звук, он увидел какую- то девку, с голыми ногами, в окровавленной, разодранной до пупа рубахе, валяющуюся на сене, скорчившись в три погибели. Она спала или была не в себе — зато её товарка, прикрывающая наготу какими-то грязными тряпками, повернула к Элсу осунувшееся лицо с чёрными подглазьями и опухшими запёкшимися губами.
— Брат, — всхлипнула она, сообразив, что на неё смотрят, — водички ради Творца-Отца! У меня сил нет подняться…
— Какой я тебе брат, шлюха! — прошипел Элсу, приподнимаясь на локте. Ему самому было слишком нехорошо, чтобы учить уму-разуму наглую рабыню, лишь по случайности ещё не заклейменную; единственное, что он мог — поставить её на место на словах. — Хочешь, чтобы язык вырвали?!
Из глаз девки хлынули слёзы, проводя по грязной физиономии чуть более светлые дорожки.
— Командир, — прошептала она еле слышно, — это же я, Кору, ординарец твой…
Неописуемый ужас обдал Элсу жаром с макушки до пят. Он приподнялся повыше и уставился на жалкую девку, пытаясь узнать в ней своего ординарца и спарринг-партнёра — но увидел только измученное началом метаморфозы и зарёванное лицо рабыни. Ничего общего у этой ничтожной твари с его Кору,
