дороге, что ждала впереди, о мучительном утре. Уйдя в свои грёзы, столь сладкие, столь потаённые, что не были до конца ведомы ей самой.
Но тут ворвались какие-то выкрики, звуки музыки, хлопки по плечу и – всё стихло. Это вышел Олег. Аня и Леночка повернулись к нему. Аня запоздало обратилась к Безмолвию. Но напрасно. Оно навсегда исчезло.
Олег шёл и шаркал, и стучал каблуками так грубо. Отвратительно чиркал. Прикуривая, шумно вдыхал. Так, что на нём трескотала одежда, ударил по кнопке.
И внизу закряхтел, заворочался лифт. Всё. Олег был недоволен, молчал. Настороженно молчала Леночка. Что оставалось Ане?
Слушая их сопение, молчать им в такт. Молча идти домой. Кутаясь, ёжась, торопясь убежать от мороза. Молча раздеваться в темноте. Молча ложиться в постель, молча закрыть глаза.
Не было и не могло быть никакой Тишины, никакого Безмолвия. По холодной многоэтажке тоскливо полз лифт, возвещая о своём приближении унылыми стонами. Как бы ни было это смешно, Ане многое бы отдала, чтобы хоть ненадолго задержать его. Ей хотелось кричать, рыдать, стучать кулаками в стены и требовать, чтоб Безмолвие вернулось. Она понимала, конечно, понимала, что это глупо.
Скрип был чуть слышен, но Аня вздрогнула. Дверь, по соседству с той, из которой они недавно вышли, приотворилась.
Её приоткрыл один из самых сильных порывов Западного Ветра. Гнев его достиг пика, но мощь, буквально следом, начала таять.
Олег встрепенулся от Аниного движения и посмотрел туда. Злобно напрягся – внезапный Анин импульс вновь заставил его среагировать сильнее, чем он находил нужным. Осклабился:
– Хочешь ограбить?
– Хочу посмотреть, – Аня толкнулась от его омерзительных слов и с презрением направилась в коридор. Лифт дополз и недовольно распахнулся. Зачем Аня шла?
– Поехали, слушай, поехали. Хватит уже валять дурака.
Шла назло ему, вот почему. Знала, этих минут не вернуть.
– Давай, поехали. Я не буду тебя ждать.
– Ань, ты что? Ты чего там забыла? – это вступила Леночка, соло второго голоса. Аня была на пороге, на них не смотрела. Лезть в чужую квартиру ночью ей не было интересно. Возвращаться, как побитой собаке, – что ещё оставалось?
Дверцы кабинки хотели закрыться, хлёстким ударом Олег помешал им.
– Брось. Не поедешь — попрёшься домой одна. – И добавил с издёвкой, – Ну, что ты хочешь?
“Гадина”, – подумала Аня, распахнула дверь и вошла.
И очутилась в тёмной прихожей. Её порыв разом иссяк, на миг она задержалась, не зная, что теперь делать, но, как по какой-то инерции, двинулась дальше, в комнату, где еле тлел чуть живой сиреневый свет. Что можно было придумать нелепей? Наоборот, сразу выскользнуть отсюда, пока её никто не заметил – всё, что ещё можно было сделать разумного. Что сказать потом Леночке и Олегу? Не имело значения, она могла влипнуть в историю куда глупей. Эти мысли и тревожили Аню, и были где-то далеко от неё. Было как-то не по себе и в то же время – всё безразлично. Как будто это был сон.
Неужели это и правда не сон? Трудно было поверить здесь, в комнате.
Странной. Почти пустой. Низкая, будто со спиленными ножками тахта и книжные полки. Умирающий диод ночника. Диковинные цветы, стоящие и висящие вдоль стены, в этом свете – или в этой темноте – почти фиолетовые. Сливающиеся, как одно живое существо, которое почти не слышно, но угрожающе что-то шептало Ане, тянулось к ней.
Аня вздрогнула, силясь прогнать наваждение. Это было мгновение, меньше, чем секунда, ей чудилось, что не понимает, где она, не понимает, что с ней, она была полна странных ощущений, вроде того, что видит своё отражение в зеркале вниз головой. И сейчас оставалось неясным, как здесь всё устроено, где окна, где дверь, одна это комната или несколько, насколько она велика. Конечно, это была ерунда, она только что вошла сюда, дверь могла быть только за спиной. Она влезла ночью в чужой дом – ну зачем же?!!! – и скорей должна была выбраться наружу.
Но её словно кто-то сковал, не давал осмотреться, расправить плечи. Кажется, она нашарила глазами угол, с трудом попыталась вглядеться в сторону от него.
Вот окно. Занавешено наглухо. Но на нём бледный отпечаток Луны. Повернуться к двери.
Крик задохнулся у Ани в груди. Кожу на спине стянула тугая сеть, руки стали, как лёд. В кресле под шторами, в сумраке, скрестив ноги в лотосе, сидел человек. Или не-человек.
Он был недвижим, может, чуть покачивалось тело, на безжизненном, восковом лице фосфорился сиреневый отсвет. А из-под полуоткрытых век – не глаза, лишь багровые пятна. Аня зажмурилась. Ни за что не смотреть ещё раз. Бежать!
Но – он вдыхал. Тяжко. Свистя через нос. Его глаза возвращались из-под надлобий, чтобы коснуться Ани. Прочь! Аня отвернулась, увидела дверь. В черноте прихожей было огромное белое пятно. Оно напряглось, зарычало в ответ на слабый Анин порыв сдвинуться с места. Аня не испугалась, нет, вопреки всему ей стало легче. Да, собака была громадной, отчего-то напомнила ей волка, да, Аня вполне сознавала, собака не даёт убежать, но её – не боялась. Она и подумать не смела – оглянуться назад.
Чувствовала, как пот течёт по ногам и спине. И думала, сейчас уже сюда войдёт Олег. Как-нибудь, но это же кончится.
Тихий свист или шёпот. И пёс отходил, уступал ей дорогу. Аня решилась на взгляд. Это была боль больших, будто-бы совсем чёрных, но усталых, измученных глаз. Аня бросилась вон.
В коридоре чуть не столкнулась с Леночкой. Мимо неё, без слов, устремилась к лифту. Ворвалась в него, оттолкнув Олега, всё ещё державшего дверцы. Они, оба, вползли за ней. Медленно, как стопудовые черепахи. Но за Аней никто не бежал.
– Ну, как там? Понравилось?
– Что с тобой, Анька? Ты что?
– Поехали, ради Бога, поехали.
Олег двинул кнопку, и они стали падать вниз.
– Ты что, Аня?
– Что там стряслось?
Аня хотела сдержаться. Но не смогла, судорожно отвернулась к стене. Так хотя бы они не видели – она плачет.
Лифт спускался безжалостно долго. Словно соревнуясь с печальными, горькими каплями, что медленно катились по её щекам. Отчего? Отчего?
Всю дорогу домой Аня не вымолвила ни слова, если не считать короткого прощания. Леночка и Олег перекинулись одной-двумя фразами. Ветер иссяк и смирился. Утих. Падал мягкий, бархатный снег. Сверкающий, как мириады белых бабочек, в треугольниках света под склонёнными лицами фонарей. Серебрящийся, как поля рассыпанных искр, на земле, под вознесённым ликом Луны. Аня старалась ни о чём не думать. С ужасом представляла, как проведёт остаток ночи. Но, к удивлению, она уснула сразу, едва легла, и сон её был долгим и крепким.
**************
Ранним утром, ещё до зари, Спирит выпустил Джека. Джек летел. Вниз, сквозь все этажи. Когтями стуча по ступенькам. Швыряя прочь двери движением лап. Все до последней.
Резал грудью воздух пустынных улиц. Всем сердцем стремясь к местам, которые несказанно любил. К блаженному островку, свободному от домов и машин, на самом краю Москвы. Но, хоронясь от людей, замирал. Не давая себя обнаружить. Во тьме так приметного – светлого.
Лишь однажды сверкнул на шоссе. За шоссе была Битца, Зюзинский лес. В небе – красной нитью восход. Истончалась Луна. Сумрак струился на снег.
Мягкий снег, нападавший ночью. Хрустел под ногами Джека. Взлетал у него из-под лап. Ласкал
