осмыслить.
– Зачем тогда тебе я?
Это приснилось Ане давно, но накрепко врезалось в память. Она видела часы. Часы, которые на самом деле много лет висели у неё над столом. Эти часы подарил мальчик, что готовился стать ей старшим братом. У него не было матери, как у Ани, можно сказать, не было отца, хотя его мать умерла, а Анин отец до сих пор был жив. Аня плохо помнила самого мальчика, вроде отдыхали дважды в Одессе, но она была тогда такой маленькой. Другое дело часы. Они висели на стене, и когда уже было хорошо известно, что их родители не поженятся, и они не будут жить вместе.
Он собрал их сам из специального конструктора. Они были прозрачны, и внутри можно было видеть весь сложный механизм из зубчатых колёс, заставляющий стрелки с неумолимой точностью отмерять минуты. Аня поднимала глаза вверх, когда делала уроки, проверяя, сколько времени осталось от вечера. И однажды часы приснились ей. Как в жизни колёса крутились и крутились, вертелся маховик. Однообразно. Неостановимо. Но вдруг колесики часов, в мгновенье ока остановив свой ход, разлетелись в стороны, безжалостно взорвав прозрачную коробку.
Только тогда Аня была так же потрясена.
Неведомая сила, сама по себе ведущая тело Спирита, внезапно бросила его где-то на середине шага. Он споткнулся и удержался в вертикальном положении, лишь неловко выставив ногу. Бесстрастную восковую маску разрезали морщины, в глазах заметались растерянность и боль. Он сразу стал беспомощным.
“Зачем, зачем”, – волновались его губы. Он, то бросал испуганные взгляды на Аню, то озирался вокруг, как бы ища поддержки. Затем ему стало стыдно, он сморщился, закрыл лицо рукой и заспешил прочь от неё.
По мере того, как расстояние между ним и Аней, стоящей на месте в полной прострации, увеличивалось, пластика возвращалась к Спириту. Он исчез за углом уже грациозным, как рысь.
Аня осталась одна. На неё, как коршун, падал сумрак. Она не знала, что подобает в данной ситуации, смеяться или недоумевать. Она сомневалась, что выберется отсюда до полной тёмноты. Пришлось несколько раз возвращаться, чтоб держаться правильного направления, и дальше идти вкругаля, по более-менее знакомым улицам. Спрашивать дорогу у редких прохожих ей было стыдно перед самой собой, всё-таки выросла тут.
Представлялось, как он смешно, как ребенок, убежал от неё. Как назначил свиданье во сне. Ещё и прозрачные часы, Макс, сверкающий под солнцем снег.
Он был, по виду, очень одинок. Наверное, несчастен. Возможно, никогда не знал женщин, хотя был, пожалуй, даже старше Макса. Он, вроде бы, мог делать вещи, которые и вообразить было трудно.
Пару лет назад Аню поставили бы в тупик чудеса, которые как будто удавались ему. Но теперь... На страницы наиболее смелых журналов и газет вместе с набирающей силу критикой всем приевшихся, но незыблемых порядков тоненькой струйкой полились рассказы о таинственном и неизученном. Экстрасенсы, телепаты. Вероятно, этот парень был один из них.
Аню немного разочаровало, что он не занимался спиритизмом в традиционном смысле, не общался с душами, отделёнными от тела и живущими вечно. Её с ранних лет учили, никаких душ нет. Не то, чтобы она особенно рьяно на этом стояла, но привыкла думать, что это так. Столкновение с этим человеком незаметно пробудило в ней неожиданную готовность убедиться в обратном. Теперь было немного жаль.
Ей, несмотря на это, было интересно, чем он занимался по ночам, что делал тогда с ней глазами. Она раздумывала над этим в троллейбусах, метро, под мерное чтение лекций. Временами, когда не могла уснуть. Она не хотела повторения. Её пугало всё, что в воображении напоминало об его леденящей отгороженности, странных манерах. Она порой страшилась его новых появлений. Но уже не пыталась выкинуть его из головы. Раньше она говорила себе – то, что связано с ним, какая-то абракадабра, нелепица, причем нелепица, которая не имеет к ней отношения. Что-то случайное, что промелькнуло фрагментом, кусочком, от того несуразное, необъяснимое. Она запрещала себе думать об этом.
Теперь Аня знала – хотя он так нелепо бежал от неё – её ждёт продолжение. Анины мысли не могли оторваться от этой истории.
Разве Аня хотела продолжения? Его тянуло к ней, пусть он не отдавал себе отчета почему. Это льстило. И ужасало, ей не нужен такой поклонник. Что она должна сказать ему, если он опять возникнет из темноты? Уходи, не появляйся больше? Ане не хотелось его обижать. Каждое его движение несло в себе печать одиночества и страдания. Как бы не был он холоден и бесстрастен, безразличен ко всему, что рядом. Она едва не опрокинула его на землю простым вопросом, и он сразу растерял свою мрачную уверенность. У Ани это не вызывало презрения и насмешки, напротив после этого ей было легче думать о возможных новых встречах с ним. Если б он был таким, как во сне. Грустным, мягким. Нежным. Нежным?!!! Аня гнала это от себя, что за глупость.
Мысли о нём надоели Ане. Она желала от них избавиться. Но они овладевали ей всё больше. Порой Аня ловила себя на лихорадочном ожидании какого-то необычного сна, в котором он явился бы опять. С удивлением обнаруживала в себе лёгкое разочарование, просыпаясь. Ей снилась всякая мутотень, вроде того, что в школе вызывают к доске, она не может ответить урока и плачет.
Это было глупо, Аня вполне отдавала себе отчёт. Но все оставили её, Макс, подруги, удача. Она была одна. Одна, как всегда. И вокруг была та же тягомотина. Можно было помечтать о том, чего не бывает.
И мечты становились привычкой. И мечтать было уже мало. Пусть странный, мрачный, может больной, но он должен был опять появиться.
Или лучше бы вместо него вернулся Макс? Которого снова не было слишком долго. Он ничего не спросил об этом 'Спирите', может, думал, что они более тесно знакомы с Аней?
Не похоже было, что Макс ревновал. А жаль! Аня ощущала в себе сильное желание подразнить Макса. Вот если, например, они опять столкнутся все трое. Где? Как? Удивительная способность часами думать о всякой белиберде.
Просто Макс, как обычно, не считался с Аней. Был озабочен чем-то более важным. Или кем-то. Ане давно было пора порвать с ним. Теперь он, верно, сам решил так, без неё. Пускай. Аня, как и раньше, не собиралась звонить Максу. Узнавать, что его нет дома или слышать от него, что он занят.
А этот чудак? Его надо было выкинуть из головы. Ей показалось, эта история не будет иметь продолжения.
Аня с досадой обнаруживала, что думать так было неприятно. Обидно.
На самом деле он не был ей нужен. Но в жизни всё-всё было не так, как хотелось бы Ане. И к тому же всё делалось пугающе однообразным.
Надо было развеяться, переключиться. Куда-то пойти. Аня сбросила хвосты, но, как заведённая, ездила в институт. Боялась сидеть дома одна. Глупо мечтать. Это можно было легко изменить, лишь набрать какой-нибудь знакомый номер. Но Ане не хотелось видеть ни – особенно – Леночку, ни кого-то из институтских приятельниц, и не объявлявшихся на лекциях, коль до сессии было так далеко.
Ей по-прежнему никто не звонил.
Она не видела странных снов.
Становилась привычной тоска.
Было лучше быть занятой чем-то. Тогда мысли меньше мешали. Разве только в пути.
Они опять докучали ей, когда она в очередной раз брела от остановки к дому. Завернув за угол, она увидела Макса. Он шёл в обнимку с круглощёкой девицей. Что смеялась речам, которые он нашёптывал на ухо. Смеялась громко, широко раскрывая рот и показывая крупные зубы.
Пять минут раньше или позже, встречи можно было избежать. Изображать, что ничего не видишь, или гордо отворачиваться Ане было противно. У неё достало силы холодно кивнуть. Макс был растерян.
За спиной Аня слышала, как круглощёкая несколько раз громко что-то переспрашивала у него.
Аня шла, вытянувшись, чтобы не дать понять, как ей больно. Это была не ревность. Она догадывалась, что у него есть или бывает кто-то ещё. Она не знала, что это так отвратительно.
Так гадко. Так холодно, пусто.
Анины дни стали, словно один. Боль утра. Давка в транспорте. Грязный снег вдоль дорог. Серые
