нибудь дипломатическом приеме, и сжала руку Джини своими ледяными пальцами.
– Джини, – сказала она, – вы здесь. Как это замечательно! Не правда ли, чудесный день? Такое солнце… Вам не кажется, что здесь, на солнце, довольно тепло?
Она снова села на скамейку и жестом пригласила девушку последовать ее примеру. Джини неуверенно смотрела на жену посла. Ее лицо было мелово-бледным, лишь на щеках алели два пятна лихорадочного румянца. У Лиз, похоже, была высокая температура. Солнце и впрямь светило очень ярко, но воздух был ледяным. На одной стороне ее лица Джини заметила наливавшийся кровоподтек. Лиз пристально посмотрела на Джини и сильно сжала ее руку своими тонкими пальцами. Ее била дрожь. Зрачки ее глаз были настолько расширены, что глаза от этого казались черными.
«Чего она, черт побери, наглоталась?» – тревожно подумала Джини.
– Здесь холодно, Лиз, – мягко сказала она. – Может, вам стоит накинуть пальто?
– О нет, – легко рассмеялась Лиз. – Мне вовсе не холодно. День сегодня выдался просто восхитительный. Мы все вместе просто посидим здесь немного на солнышке. Почему бы тебе не налить нам что-нибудь выпить? – обратилась она к мужу.
– Сейчас всего десять часов утра, Лиз, – мягко ответил он. – Я думаю, Джини вряд ли захочется пить в такую рань.
– Чепуха! – Голос женщины окреп, в нем появились почти кокетливые нотки. – Я уверена, что ей хочется. Шампанского. Бокал шампанского. Шампанское можно пить в любое время суток.
Хоторн мрачно посмотрел на Джини, и она чуть заметно кивнула ему в ответ. Он немного поколебался, словно собираясь вступить в спор, но затем решил этого не делать. Резко повернувшись, он пошел по траве в сторону дома. Остановившись возле террасы, он кивком подозвал к себе Мэлоуна, и через несколько секунд до Джини донесся знакомый звук рации: наполовину шипение, наполовину свист. Лиз тоже услышала его и еще сильнее вцепилась в руку девушки.
– Его отец там? – спросила она, вновь вздрагивая всем телом.
– Думаю, да, хотя здесь его не видно. Он, видимо, в доме.
– У нас мало времени. Слушайте меня внимательно. – Почерневшие глаза Лиз не отрывались от лица Джини, хотя ей, казалось, было трудно сфокусировать взгляд. Она коротко кашлянула. – Ответьте мне, только ответьте быстрее: вы с ним спали? Вы спали с ним?
– С вашим мужем? – мягко переспросила Джини. – Нет. Конечно же, нет.
– О-о-о, – слегка простонала Лиз, – слава тебе, Господи! – Она сжала руку девушки так сильно, что ее ногти впились в ладонь Джини. – И вы не собираетесь ложиться с ним в постель, не правда ли? Вы можете мне это обещать? Пока вы этого не сделаете, вам ничего не будет угрожать. В этом случае он не причинит вам вреда и не позволит сделать это своему отцу… – Она умолкла, ее темные глаза подозрительно сузились. – А вы мне правду говорите?
– Да, Лиз, я говорю правду.
– Он пытался уложить вас в постель? Я думаю, что да, – произнесла она, сотрясаемая немилосердной дрожью. – Он заставлял вас прикасаться к нему? Он это любит… по крайней мере, говорит, что любит. Хотя, возможно, и врет. О Боже, я должна подумать. Мне необходимо как следует подумать. – Лиз подняла свою тонкую руку, сжала ее в кулак и трижды с силой ударила себя по голове.
– Вот так. Вот так-то лучше, – сказала она Джини с ослепительной улыбкой. – Понимаете, я должна поговорить с вами, прежде чем меня увезут. Как только я окажусь в этой «скорой помощи» – конец. Он окончательно прилепит ко мне ярлык. Все бумаги уже готовы, ему остается только приехать в больницу и подписать их… – Внезапно слезы наполнили ее глаза и потекли по щекам. – И тогда я уже никогда не смогу увидеть моих маленьких мальчиков. Это ужасно, Джини. И теперь уже никто не сможет мне помочь, даже вы. Он рассказал вам? Джеймс мертв…
Из груди Лиз вырвался стон отчаяния. Джини оглянулась и увидела, что Хоторн все еще беседует на террасе с Мэлоуном.
– Лиз, – аккуратно начала она, – я думаю, что Джеймс не умер. Вы, видимо, заблуждаетесь на этот счет.
– Умер! Умер! – слабо выкрикнула Лиз. – Вчера ночью они привезли его сюда и убили прямо на моих глазах. Это животное, Ромеро, сделал это. А меня заставили на все это смотреть. Глядите, Джини, у меня на платье до сих пор осталась его кровь…
Джини опустила глаза. Легкое платье, одетое на Лиз, было сделано из прекрасного белого хлопка, на котором не было ни единого пятнышка – ни крови, ни чего-либо еще.
– Он говорил вам? – неожиданно резко спросила Лиз. – Он рассказывал вам все это вранье про меня? А его отец? – Она опять сжала руку Джини. – Вы не должны им верить, Джини. Он великолепно умеет лгать и всегда умел. Джон очень, очень опасен, особенно для женщины. Вы должны это понять. Он может заставить женщин делать такое… Что он только не заставлял меня выделывать, Джини, какие гнусные вещи! И смотрел на это… Конечно же, он меня не любит, я говорила вам об этом раньше? По-моему, говорила. И все равно, когда ему надоедают другие девицы, эти блондинки, он все равно возвращается ко мне. Он унижает меня перед другими мужчинами. Он обожает это. Я не могу пересказать, что он заставляет меня делать с ними, поскольку это звучит настолько безумно, настолько отвратительно! Но у меня нет выбора. Послушайте, Джини… – Трясясь всем телом, Лиз повернулась, чтобы Джини могла видеть огромный синяк на ее лице. – Это сделал Джон прошлой ночью. Скажите своему другу… кажется, его зовут Паскаль? Да, скажите Паскалю, на тот случай, если вчера ему удалось сделать снимки, что то была не моя вина. Джон заставил меня вытворять все это. А потом, задернув шторы, сделал со мной такое… Наклонитесь, Джини, я не могу говорить об этом громко, поэтому я шепотом расскажу вам на ухо, что он сделал со мной…
Лиз притянула к себе Джини и начала ожесточенно шептать ей в ухо. Джини едва разбирала слова в этом сбивчивом потоке самых безумных обвинений. Вдруг Лиз отшатнулась от Джини и резко спросила:
– Вы мне можете кое-что пообещать?
– Если от меня это зависит, то да.
– Теперь, поговорив с вами, я могу отправляться. Может, для меня будет даже лучше оказаться в каком-нибудь тихом месте и подольше отдохнуть. Так говорит Джон. – Лиз растерянно потрясла головой,
