Целую тебя горячо-горячо; не огорчайся, моя добрая и хорошая Наташенька.
Твой всегда Биди.
59.
24 (?, возможно, 21) апреля 1957 г.
Москва
Наташенька!
Я не успел выписать ни одной строки из этих книг. Чтобы не нарушить традицию, выписываю из «Путей достижения индийских йогов» Рамачараки, с. 218 — 219:
«Бурная энергия ума должна быть подчинена, чтобы стать пассивным каналом для передачи истины. Метод йоги дает указания, как сделать более тонким и улучшить зеркало, содержа его в чистоте и устраняя все, что свойственно индивидуальному. Только посредством такой дисциплины мы можем подняться до вершины строгой объективности, с которой одаренные души мира видят и отдельные видения… Когда ограниченности эмпирического (земного) существования преодолеваются, универсальная жизнь становится более интенсивной, и мы достигаем обогащения себя и возвышения нашей личности. Тогда личность вбирает в себя любой опыт.
Метод йоги настаивает на том, что следует побороть ложный внешний подход, прежде чем истинная внутренняя идея создаст возможность жизни и проявления. Для того чтобы обрести вечную жизнь, мы прежде всего должны прекратить жить в мире теней Система йоги требует от нас пройти курс умственной и духовной дисциплины.
В пайпах Питаллада отсылает шесть ищущих Бога на второй год искуса, приказывая: „Идите и проведите еще год в безбрачии (брахмачарья), в аскетизме и в любви к благословенной вере“.
Безбрачная жизнь, когда ученик не имеет семейных привязанностей, смущающих его дух, поможет ему сосредоточить все внимание на его трудах. Раскаяние дает ему духовный покой и устранит беспокойство духа, которое так сильно препятствует познанию. Шраддха, или вера, необходима для всех дел. Сущность философии йоги, как и всякого мистического учения, заключается в настаивании на возможности непосредственного общения с божественным сознанием путем возвышения человека до уровня выше его нормального. Чтобы достичь свободы, мы должны контролировать свой ум, свое чувство, которое приковывает нас к внешним вещам и превращает нас в рабов. Будучи жертвами внешних объектов (любви, власти, богатства и пр.), мы не достигнем удовлетворения».
Вот примерно так рассуждается везде.
Пока. В следующий раз напишу больше. Целую тебя, моя йогиня.
Твой Биди.
60.
24 апреля 1957 г.
Москва
Дорогая, милая моя Наташенька!
Дня три я не был в Москве, ибо было много хлопот на новом месте. Вот приехал сегодня, В. П. вынес мне два твоих письма. Спасибо за письма и за фото, ты здесь вышла очень хорошо. Место, где я теперь живу, называется Нахабино, находится в сорока километрах от Москвы, имеет 25 тыс. жителей. Между Москвой и Нахабиным ходят поезда (электрички) через каждые 15 — 20 минут. Это необходимо, ибо около 80 % жителей работают в Москве; билет в один конец стоит 2 руб. 50 копеек.
П. (Н. С. Позняков — ред.) переходит в свою комнату, которая была у него до ареста, я остаюсь один в этой комнате. Комната 9 м2. Но долго жить здесь не думаю, пока жду ответ от Алексеева. Если скажет, что будет затягиваться мое устройство на полтора-два месяца, то по твоему совету уеду в Монголию. Если трудоустройство в Ленинграде решится быстро, то поеду туда. Московский институт меня не устраивает только потому, что я не имею прописки. Есть постановление Моссовета от 8/Ш-57 г.: непрописанных не принимать ни на какие работы.
М. А. и В. П. проявляют по отношению ко мне родительскую заботу. Дали мне постель и каждый раз, как прихожу, М. А. заворачивает всякой еды на два-три дня, и поэтому съестное покупать мне не приходится. Я буду им благодарен всю жизнь. Сегодня утром, когда я ехал в Москву, у меня было отвратительное настроение, а когда прочитал твои письма, душа моя наполнилась радостью.
Дня два назад мне снился сон: я шел по лесной тропинке и вдруг на дороге нахожу золотую монету с изображением Александра Македонского. Он изображен в профиль, кудрявые волосы зачесаны назад и между волос виднеются маленькие два рога. Этот портрет постепенно становится выпуклым, наконец оживает и поворачивается ко мне. Я все еще держу монету в руке. Но вот он вылезает из рамки монеты и становится передо мною во всем своем величии, как великий император. И спрашивает: «Знаешь ли ты, кто я такой?» Я отвечаю: «Ты ведь Александр Македонский». Он: «Точно так. Я — властелин мира, судьба человечества зависит от меня, что я захочу сделать в этом мире, то и будет. Я — хозяин сансары, а вот Будда — хозяин нирваны. И мы с ним находимся в постоянном поединке». Потом он садится на пень, хватается за голову и вдруг, резко повернувшись ко мне, говорит: «Если бы среди людей было поменьше таких, как ты, мои дела пошли бы значительно лучше». Я спрашиваю: «Чем же я тебе мешаю?» Он улыбается и говорит: «Ты мешаешь мне всем. Ты не только сам стоишь на пути этой проклятой нирваны, но тянешь туда и других».
Он кладет мне на левое плечо правую руку, от этой руки идет зловоние, запах разложившегося трупа, и говорит: «Давай, Биди, Договоримся». Я спрашиваю: «О чем?» Он: «Мой друг, откажись от нирваны, ты тогда будешь иметь все, что пожелаешь. Ведь вспомни: разве за всю свою жизнь ты имел настоящее счастье? Нет! А теперь будешь иметь все, что пожелаешь: власть, славу, женщин и богатство». Я сбрасываю его руку с плеча и отвергаю его предложение. Он из-под шелковой накидки вынимает круглое зеркало (то самое, что стояло на моем столе) и в нем я вижу тебя (Наташу). Он скалит Зубы и говорит: «Наташа тоже будет твоей, но только если ты откажешься от нирваны». Я говорю: «Без этого убеждения я жить не могу. Наташа мне нужна для совершенствования, а не для наслаждения на земле». Он заливается страшным хохотом и говорит: «Запомни, что ты вступаешь сознательно в борьбу с сатаной, и тебе не будет счастья нигде и никогда. А Наташа — она моя, ей нужны земные вещи, и за тобой она не пойдет!»
Мне становится дурно. Вдруг он бросается к моим ногам и делается маленьким карликом; обнимает мои ноги, со слезами на глазах просит меня: «Биди, прошу тебя, ты не видел ничего хорошего в жизни, попробуй счастья на земле. Власть тебе не нужна? Богатство тебе не нужно? Так, наконец, наслаждайся любовью, страстью земною, возьми ее, Наташу, хотя бы на две недели, потом, если узнаешь, что это плохо, всегда успеешь уйти». Снова он показывает мне круглое зеркало, там — ты: смотришь на меня, улыбаешься и манишь меня пальцем. Я кричу в отчаянии: «Наташа! Ты в руках сатаны' Понимаешь, что ты во власти демона? Берегись, моя родная!» Ты отвечаешь: «Биди, мой дорогой, не могу ничего сделать. Я пойду с ним и приду скоро. Я тоже хочу видеть настоящее блаженство этого мира. Прости меня, Биди!»
Карлик, продолжая валяться у моих ног, просит: «Биди! Последняя и единственная просьба: отпусти Наташу». И ты (Наташа) тоже повторяешь за ним: «Отпусти меня на короткое время». Я говорю: «Ведь, в конце концов, я же ее не держу, и у каждого человека есть своя воля, зачем вы спрашиваете у меня разрешение? Путь к нирване не есть путь насильственный». Карлик отвечает: «Я хочу, чтобы она безраздельно принадлежала мне, а ее душа принадлежит тебе» Я смотрю на тебя и вижу, что ты плачешь кровавыми слезами, я охвачен неудержимой жалостью к тебе, собираюсь отказаться от идеи совершенствовать тебя. Но не успел разинуть рот, как на тебе появилась полоса света, на конце которого верхом на огромном льве сидит мой Учитель, машет на меня китайским веером и говорит: «Сын мой, ты не разочаровался ли в Учителе, в Боге, в учении Будды??? Будь стойким, не поддавайся на соблазн сатаны; он всегда становится поперек дороги, если видит, что кого-то ты ведешь к нирване».