кто-то поручил это сделать?
— Нет, сэр, по собственной инициативе, — признался Дениз. — Я должен был выяснить судьбу моих пехотинцев, примерную судьбу, чтобы как-то обезопасить остальных во время несения службы.
— Вы отличный командир, Дениз, — вдруг похвалил «иезуит». — Скажите, а вы сами… ничего не видели на горе?
— Ничего не видел, сэр. Была низкая облачность, никакого проблеска.
— А что вы думаете по этому поводу?
— Если по поводу ангела, то ничего, сэр, — заявил он без всяких колебаний. — Считаю, это признак внезапного заболевания Флейшера, галлюцинация.
— Почему же начали стрелять?
— Для того, чтобы показать, что в небе никого нет! Хотел привести его в чувство.
— Вы не допускаете мысли, что в этот миг Флейшер и в самом деле мог что-то видеть? А вы в тот момент оказались слепым?
Джейсон попытался взвесить вопрос и понять, к чему клонит этот «призрак» — но интонации были исключительно невыразительными.
— Я не допускаю такой мысли, — на всякий случай Джейсон сыграл туповатого вояку. И тут же был схвачен за руку.
— После беседы с врачом Густавом Кальтом я сделал другой вывод. Он утверждает, что в какой-то период вы чувствовали растерянность и даже страх.
Оказывается, он успел побеседовать с Кальтом! А тот, подлец, не удосужился доложить. Или попросту скрыл контакт с секретными службами?
— В какой-то период да, сэр, — признался Дениз. — Возникли сомнения… Но это естественно, я испытал стресс.
— Хорошо, — заключил Барлетт-Бейлесс. — Я удовлетворён вашими ответами. А теперь прошу вас, майор, забыть всё, что рассказали. Рекомендую. И никогда более не вспоминать, не давать интервью, а также никаких показаний, какая бы служба к вам ни обратилась. Без специального разрешения помощника президента по национальной безопасности. Это делается для того, чтобы не будить в мире нездорового интереса к балканскому феномену. По стечению обстоятельств разделительная зона прошла через эту злосчастную гору, и теперь появляются безосновательные домыслы, не выгодные для Соединённых Штатов. Будто мы умышленно захватили Сатву. Вы, как патриот Америки, не позволите распространять эти вредные слухи.
Он принимал Дениза за дурака или хотел, чтобы он был дураком.
— Да, сэр! Не позволю.
— Вот и отлично, — проскрипел «призрак». — На горе будет работать… специальная команда. Чтоб окончательно развеять легенды, умышленно распространяемые сербской стороной из-за территориальных притязаний к мусульманам. Вы, майор, обязаны обеспечить надёжную охрану зоны. От всяческого проникновения посторонних лиц.
— Слушаюсь, сэр!
— Это не всё. Кроме зоны возьмёте под охрану ещё два объекта: жилой городок учёных, чтобы обеспечить им нормальную работу и отдых. Думаю, вы понимаете, что охрана должна быть негласной.
— Понимаю, сэр! Откомандирую для этой цели диверсионно-разведывательный взвод.
— Хорошо, — «иезуит» был доволен. — Второй объект… находится здесь, в Пловаре. Он совсем небольшой, всего одно здание, но очень важный.
— Что из себя представляет сам предмет охраны? — спросил Джейсон, и «призрак» сразу же улыбнулся.
— Почему вас это интересует? Я же сказал — здание.
— Потому, сэр, что я должен сориентироваться и послать соответствующую охрану.
— Объект — двухэтажное здание, войти в которое имею право только я, либо уполномоченный мной офицер.
— Я подберу специальную команду из надёжных и проверенных парней, — сказал Дениз и неожиданно для себя мысленно врезал «призраку» кулаком в переносье.
— И ни о чём не докладывайте генералу Хардману.
— Но я обязан, сэр…
— Ничего вы не обязаны, Дениз, — перебил «иезуит». — Ваш батальон теперь принадлежит специальным силам Службы национальной безопасности на правах отдельного войскового подразделения. А вы, соответственно, повышены в звании. Так что поздравляю, подполковник.
— Благодарю, сэр, — откровенно и приятно смутился Джейсон от такого оборота дел.
Назад, к машине, его провожали те же люди в кожаных плащах, следуя с двух сторон чуть позади. Нестерпимый, отвратительный запах кожи раздражал обоняние и преследовал его потом всю дорогу…
7
Подбитый, неуправляемый вертолёт валился к земле чуть боком и по инерции ещё продолжал двигаться вперёд. И когда иссякла эта слабеющая сила, влекущая по ходу движения, и когда машина должна была обратиться в тяжёлый камень сработала авторотация. Несущий винт под напором воздуха стал самостоятельно раскручиваться и таким образом как бы завесил вертолёт на парашюте. Правда из-за оторванного вместе с хвостом стабилизирующего винта машину раскручивало в обратную сторону, и центробежная сила разбросала, впечатала пассажиров в обшивку кабины.
До вершин деревьев вертолёт опускался почти плавно, и лишь когда лопасти, порубив островерхий ельник, переломались и разлетелись дюралевыми щепками, последовал достаточно крепкий удар о землю. Но не такой, чтобы вышибить сознание. Иное дело, от вращения машины кружилась голова и отказывал вестибулярный аппарат, так что все выползали из машины, как пьяные, за исключением пилотов, специально тренированных на такие случаи жизни. Боялись пожара, поскольку из вертолёта потоком струился керосин, а от заглохших двигателей, словно дым, поднимался пар.
Кое-как с помощью пилотов отползли в сторону метров на двадцать и распластались по земле, чувствуя её вращение и бесконечный полёт в космическом пространстве. У всех были разбиты лица, головы, у всех — сильные ушибы конечностей, грудных клеток, но и только.
Ни единого перелома! Самая тяжёлая травма оказалась у Варберга, сотрясение мозга: его рвало, а глаза медленно заплывали синюшными кровоподтёками. Досталось и референту — ему разорвало ноздрю и выбило передние зубы. Легче всех отделался Джонован Фрич, в момент попадания снаряда рухнувший на Ивана Сергеевича. Он лишь содрал кожу на локтях и коленях, несильно ударился грудью о кресло и разбил нос. Сам Иван Сергеевич ободрал лицо, ударился головой, отчего вспухла шишка на затылке, и копчиком. Пристёгнутые к креслам пилоты ничего не повредили, если не считать ссадин на лицах и руках.
Вертолёт всё же не загорелся. Как выяснилось, один из пилотов оказался в прошлом военным лётчиком, воевал в Афганистане и ещё не забыл, что делать в таких случаях: успел включить систему пожаротушения и залил турбины, чтобы не превратиться в факел ещё в воздухе. Если бы он сам не сказал об этом, никто бы из пассажиров и не догадался, отчего не вспыхнул пожар на борту. Но он сказал, и вовсе не для того, чтобы стать героем, а чтобы хоть как-то извиниться перед шведами за аварию, не уронить достоинство русского пилота. Шведы мгновенно сделали из него героя. Джонован Фрич пообещал поставить его своим личным пилотом и выплатить за спасение жизни двести пятьдесят тысяч долларов.
Но всему этому не суждено было случиться, поскольку спустя полтора часа после падения вертолёта к месту аварии вышли охотники — ханты, назвавшиеся местными жителями. В ту минуту их приняли за благородных спасателей, за провидение Божье, ведь аккумуляторы на вертолёте оказались повреждёнными и радиостация не работала. Их было шестеро — здоровые, крепкие узкоглазые парни, плохо говорящие по- русски. Они соорудили носилки, уложили на них Варберга, вынесли его и вывели всех остальных из тайги на дорогу — а это километров девять! — где оказалась грузовая машина «Газель». Джонован Фрич и спасателям-охотникам пообещал много денег, как только те доставят их поближе к цивилизации.
