как будет.
– Эра Великих Свершений, – вдруг громко сказал Закир с сарказмом, продолжая начатый разговор, когда все уже выпили и как-то незаметно разделились по интересам на небольшие группки. – Какой дурак придумал это название?
– Аккуратней в выражениях, – спокойно заметил Густав.
– А что такое? – притворно удивился Закир. – Времена тирании закончились.
– Кто это тебе сказал? – спросил Густав. – Они же, кто раньше правил, и сказали. Посмотри внимательно на верхушку. Все те же лица…
И тут в полуоткрытую дверь бочком несмело вошел Коурис. Его появление встречено было дружным и радостным шумом. Быстро налили полный стакан водки, заставили выпить – за нового сотрудника, за боевое крещение и за старый год – разом. Коурис неумело и решительно выпил, поперхнувшись. Тут же ему подали стакан лимонада – запить.
– Пойдем, поговорим, – кивнул ему Сергей в сторону кабинета, понимая, что тот скоро захмелеет и от него ничего уже не добьешься.
Аэций покорно направился следом.
– Ну рассказывай, – ехидно заметил Сергей, еще очень хорошо вспоминая, как тот же самый Коурис, только гораздо постарше и опытнее, вел допрос самого Сергея и его товарищей. – Как это угораздило красу и гордость первого управления так отличиться.
– Это целиком моя вина, – чуть слышно произнес стажер, плотно сжимая губы. – Полностью это осознаю, и готов понести самое суровое наказание.
– Ну, это все лирика, – уже поспокойнее заметил Сергей, остывая. – Неужели ты думаешь, что мы сейчас все бросим и поведем тебя на задний двор расстреливать. Давай лучше докладывай, как дело-то было.
Аэций чуть перевел дыхание.
– Они вышли на меня, – заговорил он совсем другим голосом – чуть не плача. – Я им – Стой, стрелять буду… А они улыбаются. И идут так спокойно. – Голос стажера дрогнул и Сергей с интересом посмотрел на юношу. Действительно – тот готов был вот-вот расплакаться. – Я затвор передернул для устрашения… а они уже близко… И я… И они… – стажер вдруг всхлипнул.
– Ну ладно, брось, – сказал Сергей, поморщившись и зачем-то похлопав Коуриса по плечу. – С кем по неопытности не бывает. Да и не так то просто выстрелить в человека.
– Вы меня откомандируете? – Аэций поднял покрасневшие глаза и Сергею стало неловко.
– Ну почему же? – пожал он плечами. – Стажировка у тебя еще только начинается. И вообще – за одного битого двух небитых дают. Наверное, слышал об этом?
Бедный юноша кивнул, с трудом сдержав всхлип.
– Естественно, полностью закрыть этот случай я не могу, – продолжил Сергей, выйдя из-за стола. – Но, что бы ты знал, в докладе буду на твоей стороне, – продолжил он уже улыбаясь, хотя Аэций этого и не видел. – А ты давай не раскисай, и пообещай больше не делать подобных ошибок. Договорились?
Юноша снова кивнул, пытаясь как можно незаметнее внешней стороной кисти утереть щеку.
– Ладно, иди, отдыхай, – махнул рукой Сергей.
Аэций молча вышел, а Сергей подумал, что в детстве Коурис был в сущности неплохим человеком.
Однако, когда Сергей появился в зале, народ сидел несколько притихший, и Коуриса нигде не было видно.
– А где стажер? – спросил он.
– Убежал, и даже на посошок отказался, – ответил Закир, неторопливо разливая водку.
Сергей некоторое время смотрел на его плавные и размеренные движения.
– Шелегов, на минутку, – позвал он, снова возвращаясь в кабинет.
– Стажер у нас несколько в упадке. Сам понимаешь, – внутренняя депрессия, как бы чего не случилось… – сказал Сергей Закиру. – Прогуляйся-ка с ним в какое-нибудь заведение полегкомысленнее. Деньги за счет управления. Идет?
Закир, удивленный такой заботой, но не подавший виду, кивнул, словно это было не в первый раз, вернулся в зал, молча выпил свою стопку, неопределенно помахал всем рукой, взял со стола печенюшку и быстро вышел, догоняя ушедшего юношу, пока начальство не передумало.
В отсутствии Закира мужчины скромно проводили девушек.
На выходе с площади им встретилась веселая компания, и идущие там девушки вдруг громко засмеялись, а Густав поморщился.
– Что? Знакомых встретил? – спросила с ревнивым подозрением Алла.
– Да нет, – ответил он. – Просто не люблю девушек, идущих под руку или в обнимку с кем-нибудь и по дороге внимательно разглядывающих встречных мужчин.
– А мы, кстати, совершенно ни на кого не обращаем внимания, – засмеялась Ники. – Имей это ввиду…
Некоторое время они шли все вместе. Потом потихоньку разбрелись, так как идти им надо было в разные стороны.
Сергей провожал Лану. Они неспеша шли по чуть покачивающейся на ветру пешеходной дорожке подвесной жилой перемычки между монолитами, похрустывая свежевыпавшим снегом, дружно обходя сугробы и мусор на улице и боясь при этом коснуться друг друга. Разговаривали о совершенно постороннем, тщательно избегая тем о случившемся утром. Ближе к общежитию – Лана показала издали огни, сказав, что здесь она и живет, и что вообще-то здание приятного голубого цвета, за что его в народе еще почему-то называют Голубым Дунаем, только в темноте сейчас не видно, – он мучительно думал только об одном – попытаться поцеловать ее на прощанье или не стоит этого делать? От этой мысли участилось сердцебиение, губы пересохли, а кровь в висках запульсировала. Решил все же не пытаться – побоялся, что от волнения это у него получиться грубо или неуклюже – еще испугает девушку и окончательно оттолкнет ее от себя.
Сев на свое излюбленное место – заднее сиденье седьмого вагона – не сказать что это у него профессиональное – просто ему так нравилось, да и не любил он почему-то, когда кто-то сидит за спиной, – он долгое время равнодушно смотрел в окно, совершенно ничего там не замечая, и как-то ни о чем толком не думая, убаюкивающе покачиваясь в такт движениям состава. И вдруг остро до спазмов резанула мысль – Куда вы все торопитесь, люди? Куда вы спешите, эти озабоченные женщины и девушки за окном, куда-то идущие с сумками, шлепая по мокрому грязному снегу, одиноко стоявшие в сторонке курящие мужчины, дети, толпящиеся у редких пока еще прилавков с жевачкой? Зачем суетиться, зачем все это? Ведь все равно жизнь рано или поздно пройдет, одна эпоха сменит другую, вы все умрете, появятся другие, тоже куда-то спешащие и о чем-то волнующиеся юноши и девушки, будут заселять Марс, потом умрут и они. Потом умрут, тоже просуетившись всю свою жизнь, их дети, потом за ними в небытие уйдут и дети детей. А потом на планете не останется ни кого, ни одного человека. Так кто-нибудь из вас может мне сказать – к чему все это? К чему вся жизнь? Волнения из-за разных пустяков, – не вовремя выданной зарплаты, зависти к соседям или друзьям, которые стали вдруг жить лучше вас, опять же волнение из-за неожиданно понравившейся девушки, переживания, которые человек унесет с собой в могилу. И никто не будет знать и никому не будет дела до того, что кто-то в свое время что-то пытался сделать, учился чему-то, набирался какого-то жизненного и рабочего опыта, прилагая огромные усилия, мастерил какие-то полочки в квартире, экономя деньги, осваивал кладку кафеля в ванной, учась на своих ошибках, влюблялся до безумия, забывая про все остальное. Ради чего все-это? Когда все это и уйдет с человеком?
А вот стоит девушка, держа за руку маленького ребенка. Ведь и она умрет в свое время, да и этот малыш, подумал вдруг Сергей, холодея сердцем от острой жалости к маленькому созданию, тоже, постарев, последует вслед за своей мамой.
Черт, куда это меня занесло, что это я вдруг? – встрепенулся он, тряхнув головой и оглядывая пассажиров вагона, чтобы быстрее вернуться к реальности жизни. Живут же люди на свете – спрашивай себя, не спрашивай, никакого в этом толку. И ничего тут уже не поделаешь -- хочешь – не хочешь, нравится – не нравится, согласен – не согласен… Дали тебе шанс появиться на свет, не спросив твоего согласия, вот и тяни теперь эту лямку вместе со всеми.
Боже! – с острой тоской подумал он вдруг ни с того ни с сего. – Как я хочу домой… к себе… к своим… Вы
