– Вы, Americanos do Norte, всегда сразу начинаете везде совать свой нос, едва попадете на корабль. Похоже, от этого вы чувствуете себя смелыми. Ну ладно, пойдем посмотрим нашу маленькую мастерскую.
В ремонтном отсеке Чапман познакомился с главным механиком Густафсоном. Зулоага ушел, оставив их осматривать приборы и инструменты. Когда Чапман через полчаса уходил, у него был кусок воска и моток толстой проволоки, который он незаметно сунул себе в карман.
Убедившись, что в коридоре никого нет, Чапман стал разбираться с замком, пытаясь понять, что у него внутри. Для начала он сунул проволоку в замочную скважину, чтобы определить, насколько она глубока.
Время на корабле тянулось медленно, и некоторые пассажиры дремали, выпив снотворное, а другие продолжали играть в карты. Фиассаки, когти которого были слишком острыми, чтобы держать карты, сидел, согнувшись, в углу салона, с хвостом, вытянувшимся вверх вдоль стены, листая сентиментальные земные романы, которые прихватил с собой в дорогу.
Чапман, выдержав необходимое время, нашел повод, чтобы снова заглянуть в ремонтный отсек. Там он выпросил у Густафсона два титановых прутка и начал стучать по ним молотком и изгибать, чтобы придать им нужную форму. Густафсон, похоже, поверил в неправдоподобную историю, что это было нужно для небольшого радиоприемника Чапмана.
Скоро два металлических прутка приобрели форму очень тонких и длинных ключей – один без обычного зубчатого наконечника, а другой всего лишь с одним отходящим вбок отростком. С противоположной стороны ключи загибались кольцами, чтобы их было удобнее держать.
– Это для настройки германиевых кристаллов, – сказал Чапман.
– Как-нибудь покажешь мне, как это делается, – сказал Густафсон.
– Конечно, – согласился Чапман и добавил по-португальски: – Obrigado[4].
После этого Чапман прошел в столовую и сунул там в карман баночку с перцем. Когда Мпанде в каюте не было, он высыпал этот перец в обычный конверт и положил его себе в карман.
Он дождался, пока почти все пассажиры заснули, а Мпанде играл в карты в салоне – на космическом корабле всегда найдутся чудаки, которые живут по своему графику сна и бодрствования, не как все нормальные люди. Чапман выскользнул из своей каюты с отмычками в карманах и прошел к багажному отсеку. Нервно оглядевшись по сторонам, он просунул прямой металлический стержень в замочную скважину и стал им там энергично вертеть. Потом он сунул туда же отмычку с боковым отростком и стал поворачивать ее в разные стороны, пока маленькие зубчики внутри не сдвинулись в положение открытого замка. Щелчок! И Чапман распахнул дверь.
Прежде всего убедившись, что не окажется в ловушке и сможет выйти, Чапман закрыл за собой дверь. Он оказался в почти полной темноте, свет давал только небольшой карманный фонарик. В отсеке оказалось так много багажа, что трудно было двигаться. Однако Чапман усмехнулся, когда луч фонарика осветил большой чемодан Бергерата с образцами изделий. На нем была прикреплена табличка: «Ж.-Ж. М. Б. – Томазелли, Париж». Чтобы добраться до цели, Чапману пришлось передвинуть всего одну большую сумку.
Он зло усмехнулся, подумав, что мосье Томазелли, известный своим скупердяйством, пожалел двух тысяч, чтобы купить лишний билет и положить чемодан с образцами на койку в каюте! Ну и замечательно! Но что же теперь? Чемодан был с кодовым замком Клейнвассера, и открыть или закрыть его можно было, только установив правильную комбинацию цифр. По идее, один вид такого замка должен был отбить у похитителя всякую охоту открыть чемодан.
Чапману, со всем его опытом, не оставалось ничего другого, как пытаться подобрать комбинацию цифр. Конечно, вернее было бы прибегнуть к другому методу – то есть сверления, взлома или взрыва. Но даже туповатый Густафсон наверняка бы что-то заподозрил, начни он выпрашивать фомку или дрель, не говоря уже о взрывчатке. Что же делать? К несчастью, Чапман не обладал телепатическими способностями, чтобы узнать у Бергерата нужную комбинацию цифр.
Что еще можно придумать? Рыженькую милашку Аню, судя по всему, можно было обработать. Конечно, ему и в голову не приходило заняться ею всерьез. Хотя он знал, что, когда вернется в Голливуд, тамошние красавицы уже повыходят замуж и нарожают детей. Именно поэтому только люди вроде него и Сильи, не связанные ни с кем тесными семейными узами, отправлялись в подобные путешествия. Полет будет для них продолжаться пять месяцев, а на Земле за это время пройдет целых пять лет…
Услышав какой-то звук, он спешно выключил фонарик. Кто-то подошел и сопел в коридоре снаружи. Потом дверь приоткрылась, в щель просунулась рука и начала ощупывать стену в поисках выключателя.
Чапман видел только силуэт плеча и части головы на фоне освещенного коридора, но узнал Жан-Жака Бергерата. Через секунды загорится свет, а чемоданы лежали слишком плотной стопкой, чтобы среди них можно было спрятаться.
Чапман сунул одну руку в карман куртки и достал щепотку перца. Другую руку, сначала убрав фонарик, он согнул в запястье. Затем он бросил перец в лицо Бергерату и сильно дернул его внутрь багажного отсека. Чапман посторонился и дал своей жертве проскользнуть мимо него в дверь, которую он закрыл за собой, как только внутри раздалось судорожное чихание.
Полчаса спустя в дверь каюты Чапмана заколотили кулаком:
– Впусти меня, Като! Со мной случилось нечто из ряда вон!
Чапман осмотрелся и вынул графин с водой из держателя на стене.
Бергерат, однако, выглядел вполне дружелюбно, хотя у него было красное лицо и налитые кровью глаза.
– Дружище! Это что-то невообразимое! Я прогуливался по коридору и услышал какой-то шум из багажного отсека. Ага, сказал я себе, что бы это могло означать? Не за моими ли прекрасными образцами кто-то туда наведался? Я толкнул дверь. И надо же! Она открылась, хотя всегда была заперта на замок, если только в отсек не входили стюард или член экипажа. Я просунул руку внутрь, чтобы включить свет. И что же дальше? Меня схватили и втянули внутрь и сыпанули мне в лицо перцем. Проникший в отсек человек проскользнул мимо меня наружу. К счастью, дверь можно открыть изнутри, а то бы я до сих пор там сидел. Представляешь?!
– Кто же это был? – спросил Чапман.
– Не знаю, так быстро этот fripon[5] выскользнул. Сперва я подумал на тебя. Но это абсурд: чтобы представитель одного великого кутюрье играл в такие игры с другим. Потом я решил, что, возможно, нашему другу Фиассаки взбрело в голову, что в обычае носить одежду есть что-то неприличное, и он вознамерился воспрепятствовать этому на его планете. Хотя меня схватила именно человеческая рука, а не осирианская. Тебе ничего не приходит в голову?
Чапман невозмутимым голосом промолвил:
– А твоей манекенщице, мадемуазель Савинковой, можно доверять?
– Этой малышке? Думаю, да. У меня тут есть неплохое средство для залечивания ран и воспоминаний о превратностях судьбы. – Бергерат достал серебристую бутылку с двумя прикрепленными к ней рюмочками. – Отличный коньяк.
Чапман принюхался к своему бренди, задержал рюмку в руке и выпил только после француза.
– Давай-ка посмотрим список пассажиров, – сказал Бергерат. – Эта мадам Баррос летит к своему муженьку, так что с ней, думаю, все в порядке. Мистер Уильям Чисхолм – ты знаешь о нем что-нибудь?
– Только то, что он сам нам рассказал. Что-то вроде профессора… – Чапман, сидя на краешке койки Мпанде, покачнулся. Потом, не успев ничего осознать, потерял сознание.
Когда Като Чапман очнулся, у него раскалывалась голова и было гадкое
