сколько веревочке ни виться, кончику быть, и им придется отвечать за содеянные ими зверства, разрушения, жестокость, и пытаются использовать для своего оправдания фигуру Сталина.
Ведь какова формула современного российского либерализма? – «Разрешили врать и воровать и назвали это демократией и рынком». (Здесь исключительно важно и слово «разрешили»: оно многое проясняет в отношении российского народа к своему государству.)
Точно так же, как партократы оправдывались Николаем Вторым, нынешние либералы пытаются оправдываться Сталиным. Мол, это не мы разрушили страну, во всем виноват Сталин (примерно так же Ельцин когда-то изрек: «Во всем виноват Чубайс»).
Правда, Сталин страну сначала построил. Потому что мы живем в том, что построено либо при нем, либо по чертежам, которые при нем сделаны. После этого, к сожалению, принципиально новых вещей было создано удручающе мало. И здесь мы приходим к оценке его исторической роли и исторической вины.
В чем действительная вина Сталина? Ответ прост: в возможности появления после него таких людей, как Чубайс, Гайдар, Гозман.
Очень хорошо помню, как сам я в конце восьмидесятых, будучи совершенно бессмысленным либералом, вооруженным «Новым миром» и прочими «Огоньками», столкнулся с человеком, тогда уже очень пожилым, который участвовал в создании ГУЛАГа и сам в итоге в него и угодил.
И вот, владея всей информацией, этот ярый сталинист все мои жалкие юношеские демократические наскоки с фактами в руках разбивал в пыль, в нуль, в пустоту. Я даже не подозревал, что такое бывает. И он ввел меня в ощущение полной потери идентичности. Отчаявшись, говорю: «Хорошо, что же, получается, что Сталин был хороший? – я к тому моменту уже не мог говорить политкорректным научным языком. – Получается, что вся история моей семьи, многих других семей – это что, какие-то отдельные, выбивающиеся из этого потока случайные эпизоды? Лес рубят – щепки летят? Нетипичный случай? Так, что ли?»
И тут он пригорюнился и сказал: «Да нет, молодой человек, вообще-то вы, конечно, полностью правы, Сталин действительно был очень плохим. Только не потому, что вы сейчас напели, это все ерунда, извините уж за резкое слово». И затем он произнес чеканную формулу: «Сталин плох потому, что созданная им система породила Горбачева».
Это мне сказали в 1988 году, более 20 лет назад, и это прозвучало как удар грома. С того времени прошло более половины моей жизни, а я помню до сих пор все складки скатерти, которой был накрыт стол, и узор паркета.
В конечном итоге, как показывает история, главное в созданной Сталиным системе – ее нежизнеспособность. Она начала сгнивать уже при его жизни. Коренной источник ее слабости – чрезмерная жестокость. Она была настолько высокой, настолько сильной и откровенной, а в отдельных моментах, в отдельных местах – настолько всеобщей, что разрушила жажду инициативы самого инициативного в мире народа. И разрушила жажду инициативы системы управления. Отбив вкус к инициативе, тем самым она отбила вкус и к развитию. Как только через несколько десятилетий после смерти Сталина был достигнут паритет в атомных вооружениях, как только доктрина гарантированного взаимного уничтожения обеспечила безопасность – система начала рассыпаться просто потому, что исчезла прямая явная угроза.
А почему Сталин был слишком жестоким? Откуда эта инфернальная жестокость в отдельные моменты? – из Гражданской войны. Мы не представляем себе степень ее жестокости. Жестокость Великой Отечественной – лишь ее отголосок.
Почему же Сталин не уходит в прошлое сегодня? Потому, что эту рану народную постоянно, со сладострастием, в корыстных целях, в поисках оправдания себе расчесывают либералы.
Но главная причина – абсолютная неэффективность нашей правящей бюрократии, на фоне которой Сталин действительно выглядит выдающимся творцом, гениальным стратегом, эффективным управленцем.
Как только появится руководитель, который начнет исполнять или хотя бы пытаться исполнять свои обязанности в полном объеме, фигура Сталина из повседневной жизни уйдет в учебник истории.
Но сегодня, когда люди видят, что действительно существовал человек, который, по совершенно справедливым словам Черчилля, принял Россию с сохой, а оставил ее с атомной бомбой (пусть даже многие деревни оставались с сохой), и сделал вещи невозможные, – на фоне огромного количества руководителей, которые ничего не делают и только бесконечно трезвонят и болтают, Сталин превращается в идола.
Просто потому, что он достигал результатов.
И нас ждут большие неприятности, потому что наша история ведет нас к возвращению Сталина. Пусть и несколько более гуманного.
Что же такое Сталин для современности?
Это символ достижения справедливости – любыми средствами, без оглядки на любые нормы, включая нормы морали, и символ развития – тоже любыми средствами, без оглядки на любые институты и любые нормы.
И на самом деле это опыт потрясающий.
У нас часто говорят: ой, вы знаете, это невозможно, у нас очень усталое общество. Возражу: более усталого общества, чем наше после Гражданской войны, представить себе нельзя. Это было не просто усталое – это было изможденное общество. До конца двадцатых годов люди падали на улицах в корчах и конвульсиях, и это было нормально. Медики говорили: а, да, это контуженный, сейчас очухается. Или эпилептик, тоже очухается. А верующие говорили: вот пришли к человеку те, кого он убил.
Аркадий Гайдар (не путать с покойным реформатором) в детской книжке мельком написал: «Снились люди, убитые мной в детстве». Он в 16 лет командовал полком, и мало кто знает, что в 18 лет его лечили (и вылечили) от тяжелейшего психического расстройства. А в Хакасии его именем и именем его жены до сих пор пугают детей.
Сталин при всем своем зверстве победил людей, которые были намного более жестокими, чем он сам: Троцкого, Бухарина, Каменева, Зиновьева. Кстати, расстрелы в Красной армии ввел Троцкий и применял в значительно больших масштабах, чем Жуков, включая расстрел каждого десятого. Хотя Жуков применял это двадцать лет спустя, в несравненно более цивилизованном и несравнимо более гуманистическом обществе, и поэтому шок от этих расстрелов был намного более страшным.
Феномен сталинской системы заключался в том, что в предельно изнуренном, измученном, измотанном обществе методами социальной инженерии в двадцатые годы была практически на пустом месте создана пассионарность.
Индуцирована.
Создана методами социальной инженерии, хотя такие слова и не произносились.
То есть наше сегодняшнее истощение и изнурение – это преодолимо. Вопрос – как, но это уже технологии, пусть и социальные. Вопрос в качестве управления.
Но это не гроб и не кладбище.
Мы стоим сегодня у порога не могилы нашего общества, но у порога новой дороги. Просто первые шаги по ней будут неприятными. В конце концов первые шаги, особенно если 20 лет валяться пьяным в канаве, неприятны всегда. И, как говорят китайцы, дорога в 10 тысяч ли начинается с первого шага. А мы говорим: дорогу осилит идущий.
Через несколько лет мы начнем наш путь. Мы возьмем из нашего прошлого то, что было хорошо, и оставим позади ужасы и ошибки. У нас есть история, на которой можно учиться, и мы выучимся, как бы ни мешали нам либеральные и официозные фальсификаторы истории. И, готовясь идти по этому пути, мы должны пристально вглядеться в главный день, главный момент истории нашего общества, освещающий ее всю и придающий ей смысл, – День Победы.
День Победы: в истории и в ее подтасовках
Майские праздники для нас – самые насыщенные радостными датами десять дней в году. Прежде всего, 1 Мая – Международный день солидарности трудящихся. 1 мая 1886 года рабочие чикагских боен объявили забастовку и потребовали восьмичасового рабочего дня, кончилось это через несколько дней плохо, но в день начала стачки, 1 мая, ничего грустного еще не случилось.
Поэтому через три с лишним года, в июле 1889 года, Парижский конгресс Второго Интернационала установил этот день в качестве праздника трудящихся всего мира, и впервые его отметили в 1890 году
