Он повернулся и пошел по оврагу.
Вокруг была сплошная зелень — глухого летнего зеленого цвета. И было тихо, если не считать писка москитов. Привыкший к бетону и асфальту города, Дойл ощутил страх перед зеленым безмолвием лесистых холмов.
Он прихлопнул москита и поежился.
— Тут нет ничего, что повредило бы человеку, — вслух подумал он.
Путешествие было не из легких. Овраг вился между холмов, и сухое ложе ручья, заваленное валунами и грудами гальки, вилось от одного склона к другому. Время от времени Дойлу приходилось взбираться на откос, чтобы обойти завалы.
Москиты с каждым шагом становились все назойливее. Он обмотал шею носовым платком и надвинул шляпу на глаза. Ни на секунду не прекращая войны с москитами, он уничтожал их сотнями, но толку было мало.
Овраг сузился и круто пошел вверх, дальнейший путь был закрыт. Масса сучьев, обвитых диким виноградом, перекрывала овраг, завал смыкался с деревьями, растущими на отвесных скатах оврага.
Пробираться дальше не было никакой возможности. Завал казался сплошной стеной. Сучья были скреплены камнями и сцементированы грязью, принесенной ручьем. Цепляясь руками и нащупывая ботинками неровности, он вскарабкался наверх, чтобы обойти препятствие. Москиты бросались на него эскадронами, он отломил ветку с листьями и пытался отогнать их.
Так он стоял, тяжело, хрипло дыша, пытаясь наполнить легкие воздухом. И думал: как же это он умудрился попасть в такой переплет? Это приключение было не по нему. Его представления о природе никогда не распространялись за пределы ухоженного городского парка.
И вот, пожалуйста, он стоит в какой-то чаще, старается вскарабкаться на богом забытые холмы, пробираясь к месту, где могут расти денежные деревья — ряды, сады, леса денежных деревьев.
— Никогда бы не пошел на это, ни за что, кроме как за деньги, сказал он себе.
Он огляделся и обнаружил, что завал был всего два фута толщиной, одинаковый на всей своей протяженности. Задняя сторона завала была гладкой, будто ее специально загладили. Нетрудно было понять, что ветви и камни не накапливались здесь годами, не были принесены ручьем, а были сцеплены так тщательно, что стали единым целым.
Кто бы мог решиться на такой труд, удивлялся Дойл. Здесь требовалось и терпение, и умение, и время.
Он постарался разобраться, как же были сплетены сучья, но ничего не понял. Все было так перепутано, что казалось сплошной массой.
Немножко передохнув и восстановив дыхание, он продолжил путь, пробираясь сквозь ветки и тучи москитов.
Наконец деревья поредели, так что Дойл уже видел впереди синее небо. Местность выровнялась, но он не смог прибавить шагу — икры ног сводило от усталости, и ему пришлось идти с прежней скоростью.
Наконец он выбрался на поляну. С запада налетел свежий ветер, и москиты исчезли, если не считать тех, которые удобно устроились в складках его пиджака.
Дойл плашмя бросился на траву, дыша, как измученный пес. Перед ним меньше чем в ста ярдах виднелась ограда фермы Меткалфа. Она, как блестящая змея, протянулась по склонам холмов. Перед ней виднелось еще одно препятствие — широкая полоса сорняков, как будто кто-то вскопал землю вдоль изгороди и посеял сорняки, как сеют пшеницу.
Далеко на холме среди крон деревьев смутно виднелись крыши. А к западу от зданий раскинулся сад, длинные ряды деревьев.
Интересно, подумал Дойл, это игра воображения или действительно форма деревьев такая же, как у того дерева в городском саду Меткалфа? И только ли воображение подсказывает ему, что зелень листьев отличается от зелени лесных деревьев, что она цвета новеньких долларов?
Солнце палило ему в спину, он чувствовал его лучи сквозь просохшую рубашку. Посмотрел на часы. Было уже больше трех пополудни.
Дойл снова взглянул в сторону сада и на этот раз увидел среди деревьев несколько маленьких фигур. Он напрягся, чтобы разглядеть, кто это, и ему показалось, что это роллы.
Дойл начал перебирать различные варианты поведения, на случай если не найдет Меткалфа, и самым разумным ему представилось забраться в сад. Он пожалел, что не захватил с собой мешка из-под сахара, который дала ему Мейбл.
Беспокоила его и изгородь, но он отогнал эту мысль. Об изгороди надо будет думать, когда подойдет время перелезать через нее.
Раздумывая обо всем этом, он полз по траве, и у него это неплохо получалось. Он уже добрался до полосы сорняков, и никто еще его не заметил. Как только он заберется в сорняки, будет легче, потому что там можно спрятаться. Он подкрадется к самой изгороди.
Он дополз до сорняков и вздрогнул, увидев, что это самые густые заросли крапивы, какие ему когда- либо приходилось видеть.
Он протянул руку, и крапива обожгла ее. Как оса. Он потер ожог.
Тогда он приподнялся, чтобы заглянуть за кусты крапивы. По откосу изгороди спускался ролла, и теперь уже не было никакого сомнения, что под деревьями виднелись именно роллы.
Дойл нырнул за крапиву, надеясь, что ролла его не заметил. Он лежал ничком на траве. Солнце пекло, и ладонь его, обожженная крапивой, горела как ошпаренная. И уже невозможно было определить, что хуже: москитные укусы или ожог крапивы.
Дойл заметил, что крапива колышется, будто под ветром. Это было странно, потому что ветер как раз стих. Крапива продолжала колыхаться и наконец легла по обе стороны, образовав дорожку от него к изгороди. Перед ним оказалась тропинка, по которой можно было пройти к самой изгороди.
За изгородью стоял ролла, на груди у него горела яркая надпись печатными буквами:
— ПОДОЙДИ СЮДА, ПОДОНОК.
Дойл на мгновение заколебался. То, что его обнаружили, никуда не годилось. Теперь уж наверняка все его труды и предосторожности пропали даром, и таиться дальше в траве не имеет никакого смысла. Он увидел, что другие роллы спускались по склону сада к изгороди, тогда как первый продолжал стоять, не гася пригласительной надписи на груди.
Потом буквы погасли. Но крапива так и лежала, и дорожка оставалась свободной. Роллы, которые спускались по склону, тоже подошли к изгороди, и все пятеро — их было пятеро — выстроились в ряд.
У первого на груди загорелась новая надпись:
— ТРОЕ РОЛЛ ПРОПАЛИ.
А на груди второго зажглось:
— ТЫ НАМ МОЖЕШЬ СООБЩИТЬ?
У третьего:
— МЫ ХОТИМ С ТОБОЙ ПОГОВОРИТЬ.
У четвертого:
— О ТЕХ, КТО ПРОПАЛ.
У пятого:
— ПОДОЙДИ, ПОЖАЛУЙСТА, ПОДОНОК.
Дойл поднялся с земли. Это могло быть ловушкой. Чего он добьется, разговаривая с роллами? Но отступать было поздно: он мог вовсе лишиться возможности подойти к изгороди.
С независимым видом он медленно зашагал по дорожке.
Добравшись до изгороди, он сел на землю, так что его голова была на одном уровне с головами ролл.
— Я знаю, где один из них, — сказал он, — но не знаю, где двое других.
— ТЫ ЗНАЕШЬ ОБ ОДНОМ, КОТОРЫЙ БЫЛ В ГОРОДЕ С МЕТКАЛФОМ?
— Да.
— СКАЖИ НАМ, ГДЕ ОН.
— В обмен.
