беречь. От всего на свете. Особенно от проникновения всяких злонамеренных элементов.
— Смею вас заверить, я к ним не отношусь.
— Это слова. Мне их мало. Я должен быть уверен в вашей полной и безусловной лояльности. А доказать ее — дело не простое. — Советник встал и, заложив руки за спину, подошел к окну. — Очень не простое! — повторил он, задумчиво глядя куда-то в мутную даль.
Умное и красивое лицо советника хранило следы всех без исключения человеческих пороков, а серебристо-голубой элегантный костюм, галстук бабочкой и ослепительные манжеты свидетельствовали о вполне определенной жизненной позиции, явно не обеспечиваемой скромным чиновничьим заработком. В углу кабинета беззвучно мерцал телевизионный экран, на письменном столе стояли рядышком: лампа- рефлектор — одна из тех, с помощью которых герои криминальных фильмов разоблачают фальшивомонетчиков и шпионов, и тяжелая хрустальная пепельница, составлявшая как бы единое целое с вычурной газовой зажигалкой.
— Простое или не простое, но я своего добьюсь, — без нажима сказал отец. — У вас просто не найдется повода отказать мне.
Он прекрасно понял весьма прозрачный намек советника, но все же решил повременить со взяткой, надеясь выиграть предстоящий бой малой кровью и, тем самым, сберечь на будущее один из самых главных своих козырей.
— Вы так в этом уверены? — советник едва заметно улыбнулся.
— Абсолютно.
— Тогда начнем с самого простого. Вы член общества друзей леса?
— Да. Вот удостоверение.
— Оно не просрочено?
— Действительно по первое января следующего года.
— Взносы уплачены?
— Конечно. Вот гербовые марки.
— В мероприятиях общества участвуете?
— Ни одного не пропустил. Вот справка.
— С печатью и подписью?
— С печатью и подписью.
— Характеристика от регионального секретариата общества имеется?
— Имеется.
— Заверенная нотариусом?
— Заверена.
— И фотографии приложены?
— Приложены.
— Анфас и профиль?
— Анфас и профиль.
— А сколько штук?
— По шестнадцать каждого вида, как и положено.
— Браконьеры и порубщики среди родственников есть?
— Нет.
— А среди друзей и знакомых?
— Тоже нет.
— Будем проверять.
— Зачем? Вот справка вашего регионального агента.
— В Администрации рек и озер состояли?
— Не состоял.
— В Администрации недр и карьеров?
— Никогда.
— Учтите, если окажется, что вы хотя бы однажды имели контакты с этими подлецами, леса вам не видать, как собственных ушей.
— Учту.
— Собрания общества посещаете регулярно?
— Регулярно. Вот учетный листок с отметками.
— А за текущий месяц?
— Собрания у нас всегда двадцатого числа. А сегодня только тринадцатое.
— Ничего не знаю. Вот после двадцатого и приходите.
— Так ведь сезон уже закончится!
— Ну и что? Будет еще осенний сезон. И летний сезон следующего года.
Довольный собой, советник развалился в кресле и ласково воззрился на отца. Тот тяжело вздохнул и полез в свою необъятную папку.
— Не сочтите за оскорбление… Маленький подарок… Исключительно из чувства глубокого уважения…
Советник со снисходительной улыбкой приподнял вверх ладонь, как бы предлагая обойтись без лишних слов. Тут же у телевизора вдруг прорезался звук, рефлектор вспыхнул ядовито-желтым светом, и над зажигалкой взметнулось голубоватое пламя.
— Уверен, что ваши чувства искренни и чисты, — сказал советник, натягивая тонкие хирургические перчатки. — Хотя встречаются еще негодяи, пытающиеся использовать подобные случаи как повод для шантажа. Но я этого не боюсь. Звукозаписывающая аппаратура, как вы сами понимаете, ничего, кроме этой дурацкой симфонии, не зафиксирует. Фотоаппарат, если бы он вдруг оказался в одной из ваших пуговиц или, скажем, в запонке, обезврежен радиоактивным импульсом, не опасным для здоровья, но достаточно мощным. Войти сюда постороннему лицу невозможно, так как дверь кабинета сейчас заперта и может быть открыта только по моей специальной команде. Даже ваш мальчик мне не мешает. Суд, как известно, не принимает во внимание показания несовершеннолетних, если они могут быть обращены во вред или на пользу родителей.
Он взял конверт с деньгами и принялся внимательно разглядывать каждую купюру на свет рефлектора. Бумажки, чем-то не понравившиеся ему, тут же подверглись аутодафе в пламени миниатюрного костра.
— Вообще-то глубокое уважение ко мне принято выражать более крупной суммой. — Советник небрежно швырнул перчатки, деньги и конверт в нижний ящик письменного стола. — Запомните это на будущее… А теперь могу продемонстрировать вам один фокус.
Он с треском задвинул ящик, выкрикнул: «Раз! Два! Алле-гоп!» — и вновь выдвинул его почти на всю длину. Отец с глухой ненавистью, а сын с восторгом убедились, что ящик совершенно пуст. Тотчас погас рефлектор, умолк телевизор, сгинуло пламя зажигалки, и в дверях щелкнул язычок замка.
— Техника на грани фантастики, — сказал отец. — Сами придумали?
— Что-то придумал, а что-то усовершенствовал.
— Один вопрос на прощание. Можно? — спросил отец.
— Смотря какой.
— А если бы я вдруг успел посетить собрание в этом месяце? Что было бы тогда?
— Да все то же самое. Я задал вам всего шестнадцать вопросов. И вы уже сдались. Можно сказать, без борьбы. Обычно мне попадаются орешки покрепче. Но больше шестидесяти вопросов не выдерживал еще никто.
— Великолепно. Просто блеск.
— Я рад, что вам понравилось. Вот ваше заявление. Сейчас вам нужно зайти в отдел статистики и учета. Комната сто шестнадцать. Думаю, особых проблем у вас там не возникнет.
В лифте, поднимавшем их на десятый этаж, мальчик спросил:
— Дядя забрал наши денежки?
— Да.
— Насовсем?
— Насовсем.
