Кирстаад договорился с врагом, а потом поплатился жизнью за собственное предательство. Что означало: если ответственность за случившееся вторжение можно возложить на одного человека, то этим человеком оказался отец Йенсени.
«О Господи, – подумал Дэмьен, глядя на то, как корчится малышка, несомненно ожидая с их стороны гневной и презрительной реакции. – Что за чудовищное бремя пало на эту юную душу!»
– Я не хочу, чтобы моя жизнь зависела от ребенка, священник. Имеется у нее информация или нет, мы ее здесь оставим.
– Нет! – внезапно запаниковав, воскликнула Йенсени. – Только не здесь! Только не среди этих голосов!
– Тише, – выдохнул Охотник, и при звуке его заряженных энергией слов, казалось, затрепетал сам воздух. – Немедленно успокоиться!
Задыхаясь, девочка осталась наедине со своими страхами.
– Посмотрите на нее, – воззвал Таррант. – Или вы и теперь усомнитесь в моем решении? В нашей миссии нет места ребенку. И вам следовало бы знать это с самого начала.
– Я не могу оставить ее здесь.
– Не можете? Так как же прикажете поступить? Может, останемся здесь и поищем для нее няньку? Каждый разговор с местными увеличивает опасность разоблачения! Или прикажете обратиться в сиротский приют?
– Хорошо, а что же вы сами предложите? – поинтересовался Дэмьен. – Я вас слушаю.
Ледяной взгляд Охотника остановился на девочке.
– Вам прекрасно известно, что я предложу, – прошипел он. И в голосе у него прозвучал смертный приговор. – Мой ответ вам прекрасно известен.
– Нет, – разгадав его намерения, возмутилась ракханка. – Вы не имеете права…
– Ага. Возвращаемся к вопросу о морали? Или мы уже позабыли урок, преподанный нашим врагом? Если мы хотим добиться успеха, то должны быть готовы на любые жертвы. На любые, не правда ли?
– Что-то я не помню такого урока, – буркнул Дэмьен.
А Хессет добавила:
– Она же еще ребенок…
– И вы полагаете, что я позабыл об этом? У меня, любезная ракханка, были и собственные дети, не так ли? Я вырастил их, я их воспитал, а когда они встали на моем пути, я их убил. Детьми, знаете ли, можно пожертвовать.
– Двумя, – вмешалась Йенсени.
Охотник от изумления заморгал.
– Что такое?
– Двумя детьми, – повторила девочка. Ее тонкий голос дрожал. – Вы убили только двоих детей.
На мгновение он недоуменно уставился на нее. Или, может быть, испуганно? Потом резко отвернулся, схватил кошелек, сунул его в карман туники.
– Вы нашли ее, – злобно бросил он Дэмьену. – Вы от нее и избавитесь!
Однако священнику показалось, будто в голосе Тарранта прозвучало и нечто иное, кроме естественного гнева, нечто куда менее самовластное. Неужели Охотник боится?
И тут же посвященный исчез, грохнув за собой дверью. По всей комнате заклубилась пыль.
– Это правда? – спросила у Дэмьена Хессет. – То, что она сказала.
Священник посмотрел на девочку и понял, что и его самого охватил страх. Действительно ли столь необузданно ее могущество или речь должна идти всего лишь о душевной нестабильности? Но как можно с полной гарантией отличить одно от другого?
– Насчет чего?
– Насчет его детей? Что он убил не всех?
Дэмьен отчаянно зажмурился.
– Не знаю. Церковь утверждает… нет, Хессет, я этого действительно не знаю. – Он посмотрел на дверь, столь решительно и бесповоротно захлопнутую Таррантом. – Пожалуй, мне лучше отправиться вслед за ним.
– Дэмьен…
– Он прав: мы не можем терять здесь времени…
«И не можем позволить себе раскол сейчас, когда мы оказались на расстоянии практически одного удара от нашего врага», – мысленно добавил он.
Подхватив куртку, он устремился к выходу, но голос Хессет заставил его замереть на пороге:
– Должно быть, это приливное Фэа, Дэмьен.
Он обернулся. Он не поверил собственным ушам – и понял, что это написано у него на лице.
– Ты уверена?
Хессет кивнула.
