суматоха, первый же гвардеец, заметивший появление призрака, помчался известить своего господина. Но гость и об этом ничего не знал. И ничто не шевельнулось в нем, когда лже-Кирстаад вышел в хрустальный сад, ибо ему не было известно, кто из самцов, направленных им сюда, захватит лидерство в стае на момент вторжения, а послание, доставленное призраком, было адресовано именно вожаку. Он подождал столько, сколько, по мнению его создателя, требовалось для того, чтобы в сад вышел лже-протектор, а потом еще несколько минут на всякий случай.
И вдруг призрак обрел настоящую материальность, он превратился в живого человека. Синие глаза обежали взглядом весь сад и остановились на том, кто оказался ближе остальных. Лже-Кирстааду было трудно выказать ритуальное повиновение — для этого у него теперь отсутствовали необходимые части тела, но он сделал все, что позволяло несовершенное человеческое тело. Этого, так или иначе, должно было хватить.
Образ Принца постарел, заметил новый хозяин замка. Бледная кожа уже не была безупречно гладкой, ее цвет больше не свидетельствовал об отменном здоровье. В рыжеватые волосы вплелась седая прядка, да и линии лица были уже не теми, что прежде. Так оно и бывает, подумал он. Безукоризненная плоть Неумирающего Принца остается юной и прекрасной на протяжении многих десятилетий, но едва она начинает стареть, как процесс распада протекает стремительно и драматично. Душа, заточенная в этом стройном и изящном теле, начинает готовиться к Новому Рождению, и ни людям, ни ракхам не дано предугадать, в каком образе Принц явится в следующий раз; им неизвестно даже, какого он окажется пола.
«Интересно, — подумал лже-Кирстаад, — в каком образе Принц явился в мир впервые». Но подумал он об этом как бы невзначай. Он был воином из племени ракхов, специально подготовленным для решения определенных задач в интересах Принца, и в качестве такового не обладал ни склонностью, ни способностями, необходимыми для длительного умствования.
Гость меж тем перевел дух и заговорил:
— Мне известно, что захвачены два протектората. И это сделал ты. Люди не подняли ропота, следовательно, тебе и твоим бойцам удалось сохранить в тайне ваше пребывание на севере. Это прекрасно. Я понимаю, что для тебя это трудно, что тебе нравится убивать, а вовсе не прятаться, тебе нравится мстить людям, а не выдавать себя за одного из их племени… но наберись терпения. Время для этого еще придет. Обещаю.
А пока запомни вот что: если ударить сейчас, то погибнет лишь жалкая горстка людей. Если же ударить позже, собрав необходимые силы, то можно будет очистить весь край от их смрадного присутствия.
Перейдем, однако, к другим делам. Тебе известно, что чужаки, которых мы разыскиваем, могут сейчас находиться на твоей территории. Не сомневаюсь, что ты уже выслал погоню в соответствии с Материнским наказом и выставил наблюдательные посты и засады в наиболее вероятных местах их появления. Все это прекрасно. Но Матери не ведают, кто эти люди и зачем они сюда явились, и, соответственно, их инструкции неполны. Так что слушай внимательно, а выслушав, действуй; судьба всего нашего дела — и твоя собственная жизнь, разумеется, тоже — может зависеть от этого.
Из трех людей, пробирающихся сейчас на юг, как минимум двое — оба они мужчины — являются колдунами. Это означает, что любую засаду они, скорее всего, распознают заранее и что сила, у них наличествующая, может в прямом бою перевесить численное преимущество, которое будет на твоей стороне. Но при всем своем могуществе они остаются людьми, а человеческая сила напрямую привязана к земле. Когда земля сотрясается и еще какое-то время после землетрясения, Фэа, на которое они полагаются, слишком накалено, чтобы с ним можно было иметь дело. И только в эти часы на них и следует нападать. Только в эти часы они и окажутся беспомощными.
Я понимаю, что землетрясения непредсказуемы, и это делает твою задачу особенно трудной. Тем не менее преимущества предложенного мною плана действий перевешивают его недостатки. Ты находишься в сейсмически активной области — и редкая неделя проходит здесь без хотя бы небольшого землетрясения. Наберись терпения. Будь предельно внимателен. Подожди, пока сама Эрна не предоставит тебе шанс отправить наших врагов в ад, который они сами для себя и изобрели. Я меж тем предприму Творение, которое отвлечет их, а ты воспользуйся этим для того, чтобы действовать тихо и надежно.
Я уверен, что ты в силах совершить это убийство и спасти тем самым все наше начинание. Наверняка запах твоего торжества окажется по возвращении домой настолько сильным, что все самки станут твоими.
И призрак исчез. Сперва глаза превратились в два черных пятна, потом пропала и вся фигура. Какое-то время лже-Кирстаад простоял в неподвижности, впитывая смысл сообщения. До сих пор он и не думал о том, как повлияет исход дела на его любовные успехи, а перспектива меж тем и впрямь выглядела многообещающей.
Но не одно только гормональное равновесие позволило ему стать вожаком, хотя и оно, разумеется, сыграло свою роль, — он был умен, и сейчас, возвращаясь во дворец, уже мысленно прикидывал, где и как лучше всего организовать засады и куда направить подвижные ударные группы.
Путникам придется обойти деревню там… а потом еще там… близость гор означает, что у них остается лишь одна доступная тропа, значит, они по ней и пойдут… им придется соблюдать те или иные меры предосторожности буквально на каждом шагу… следовательно, их маршрут предсказуем… вот именно. Теперь он видел мысленным взором всю карту. Да. Именно так он и сделает. Дождется землетрясения, дождется, пока люди не окажутся беспомощными, а затем нанесет удар…
Запах торжества он чувствовал уже сейчас — оставалось подождать, пока его не ощутят самки.
20
Дома, на Западе, вычислить засаду было бы просто. В Джаггернауте хватило бы простого Познания, чтобы разглядеть таинственные контуры Фэа и выявить конкретное местонахождение узелков, в которые завязалась человеческая злоба. Таррант смог бы поддерживать Познание на таком уровне в течение нескольких часов подряд. И даже Дэмьену удалось бы то же самое, тверди он без конца словесные конструкции, придающие ему Видение. Но здесь, где то и дело происходят землетрясения, продолжительное Познание очень опасно, поскольку источник земной Фэа в ходе толчков забил бы с такой силой, что непременно сжег бы мозг Охотнику прежде, чем тот успел бы что-нибудь почувствовать, не говоря уж о том, чтобы предпринять. Так что им пришлось положиться на кратковременные Творения, приносящие лишь короткие вспышки информации, да и это они могли себе позволить лишь в самую спокойную пору.
Охотника это крайне раздражало, и Дэмьен прекрасно понимал почему. Будучи посвященным, Таррант погрузился в земное Фэа с первых минут сознательной жизни; овладевать этой энергией и подчинять ее своей воле было для него так же естественно, как для самого Дэмьена — дышать. И ему стоило немалых трудов удерживать себя от Творения — и эти труды бесконечно злили его. Время от времени священник видел, как Охотник весь подбирается в седле или что-то злобно бурчит себе под нос, борясь с труднопреодолимой жаждой войти в процесс Познания.
«Интересно, как бы он справился в детском возрасте, если бы ему случилось родиться в здешних краях», — подумал Дэмьен. И пришел к выводу, что здесь Таррант не дотянул бы и до отроческого возраста. Ничего удивительного в том, что здесь совсем нет посвященных и, следовательно, способных на истинное колдовство…
Но тут он вспомнил истинную причину, по которой здесь нет посвященных, и лицо его потемнело от гнева и стыда, и он погнал лошадь еще быстрее. Даже не отягощенный своей особой миссией, он все равно стремился бы добраться до юга, лишь бы отомстить за всех этих детей. Из поколения в поколение беспомощные невинные создания приносятся в жертву на алтарь нетерпимости… и в этом виноваты все здешние, подумал он. Каждый из здешних людей — и тот, кто перерезает тонкое горло, и тот, кто выставляет испуганную девочку в качестве приманки для демонов, и даже тот, кто остается дома, никак не протестуя против происходящего и предоставляя другим делать за него грязную работу, — все они виноваты и все до единого ответят перед Господом за страшное прегрешение. И он, Дэмьен Килканнон Райс, лично проследит за тем, чтобы чудовище, несущее ответственность за все это, попало в ад и было обречено на вечные муки. И если даже ему в жизни не удастся совершить более ничего достойного, одно это будет славной службой Господу.
Когда рассвело и Таррант покинул их, Дэмьен и Хессет устроили привал, но ни раскидывать палатку, ни разводить костра не стали. Взяли из мешков еду, расседлали лошадей, напоили и накормили их, расчесали
