основы, всей вашей женской сущности! Ваше хваленое «Освобождение» вовсе не было освобождением. Это просто новый вид рабства.
– Даже если бы это было правдой, – произнесла я, – даже если это и был заговор, призванный подчинить нас влиянию мужчин, ей-богу, оно того стоило.
– А знаете, Трейси права, – заметила Карен, обращаясь к мамуле. – Совершенно права. Если есть на свете что-нибудь, ради чего стоило бы пожертвовать даже своей свободой, то это, несомненно, избавление от регул.
– Жертвы! – возопила наставница. – У вас украли вашу женственность, а вас это даже не волнует!
И она ринулась к выходу, сокрушив по дороге несколько кабачков и клумбу гладиолусов.
– Знаете, что я ненавидела больше всего до Освобождения? – невозмутимо спросила Карен, выливая остаток одуванчикового вина в свой бокал. – Гигиенические пояса.
– И эти картонные аппликаторы для тампонов.
– Ни за что не стану циклисткой, – заявила Твидж.
– Замечательно, – поддержала я.
– А сладкое будет?
Я подозвала официантку, и Твидж заказала засахаренные фиалки.
– Кто-нибудь еще хочет десерт? – спросила я. – Или вина из примулы?
– По-моему, вы нашли прекрасный способ помочь своей сестре, – промурлыкал Байш, склоняясь к Виоле.
– А реклама «Модакса»? – не унималась мамуля. – Помните, там была такая шикарная девица в шелковом вечернем платье и длинных белых перчатках? А под картинкой написано: «Модакс, потому что…» Я была уверена, что «Модакс» – это такие духи.
Карен хихикнула:
– А я думала, что это сорт _шампанского_!
– По-моему, пить нам уже хватит, – вздохнула я.
На следующее утро, едва я вошла в контору, раздался телефонный звонок. Универсальный. Я испуганно посмотрела на Байша:
– Карен вернулась в Ирак, не так ли?
– Ага, – ответил он. – Виола сказала, что заминка в ее переговорах произошла оттого, что не могли решить, строить на Западном берегу Диснейленд или нет.
– А когда звонила Виола? Байш сонно потянулся:
– Я сегодня завтракал с ней и Твидж.
– О!
Я подняла трубку:
– Вероятно, мамуля хочет сообщить мне план похищения Пердиты. Алло?
– Это Евангелина, наставница Пердиты, – произнес голос в трубке. – Вот теперь вы, наверное, счастливы. Вы вынудили Пердиту смириться с порабощающим владычеством мужчин.
– Я?
– Очевидно, вы обратились к депрограмматору, и я хочу, чтобы вы знали, что мы собираемся подать на вас за это в суд.
И она отключилась. Телефон тотчас же зазвонил вновь. Опять универсальный.
– Какая польза от опознавательных кодов, если ими никто никогда не пользуется? – с горечью заметила я, снимая трубку.
– Привет, мам, – произнесла моя дочь Пердита. – Мне показалось, что тебе будет приятно услышать, что я раздумала становиться циклисткой.
– Да ну? – сказала я, пытаясь приглушить ликование в голосе.
– Я узнала, почему они носят на руке этот красный шарф. Он символизирует их… ммм… «убил-и- съел».
– Ах, вот как…
– Ну, это еще не все. Наставница рассказала мне о вашем обеде. Так это правда, что бабушка Карен поддержала тебя?
– Да.
– Ух ты! Просто не верится. Но так или иначе, наставница заявила, что вы не стали слушать о том, как это здорово – иметь менструации, и без умолку твердили о негативных сторонах этого явления, вроде опухания, колик и повышенной раздражительности. Тут я спросила, что такое колики. А она говорит: «Боли при менструальном кровотечении». Я так и ахнула: «Какое еще кровотечение? Никто мне не говорил ни о каком кровотечении!» Мама, ну почему ты не сказала мне, что от этого идет кровь?
В свое время я рассказывала ей об этом, но почувствовала, что сейчас разумнее промолчать.
– И ты ни слова не сказала о том, что это больно! И о колебаниях гормонов тоже! Да какой же дуре захочется иметь все эти прелести, если можно не иметь! И как вы все это терпели до Освобождения!
