схватил бутылку, в два счета свернул пробку и ближайший стакан наполнил до краев. Взяв его тремя пальцами, по-жлобски оттопырил мизинец и со словами:
– Ну, со свиданьицем, пан начальник, – запрокинул голову и в несколько глотков осушил стакан. Громко отрыгнув, просипел: – Душевно, хотя твой самогон и воняет клопами.
На подобное замечание «ценителя» благородных напитков Лацюк никак не отреагировал, он терпеливо ждал, когда коньяк начнет действовать. Для такого организма, как у фигуранта, много времени не нужно.
Грач повел своим длинным, крючковатым носом, ну точь-в-точь пернатый. Потом вытащил заскорузлыми пальцами сигарету и закурил. Урка быстро обмяк, глаза посоловели, а на губах заиграла глупая улыбка.
– Ну, что, поговорим? – наконец спросил майор.
– Поговорим, – кивнул уголовник и, в две затяжки докурив сигарету, все же поставил свое условие: – Только давай начистоту, без всяких ваших заворотов.
– Начистоту так начистоту. Скажи, Грач, а ты хотел бы выйти на свободу?
– Ха-ха-ха! – громко рассмеялся рецидивист. – Это что, хохма или изощренная пытка, придуманная вашими верными псами-психологами? Мне ваш следак дело шьет на червонец, а ты мне обещаешь свободу. За что? Ясный хрен, за чистосердечное.
– Если докажут три трупа в твой актив, то червонцем не отделаешься. Даже четвертаком, пожизненное летит, как с куста.
«Три трупа», – эхом отозвалось в мозгу Грача. Перед захмелевшим взором стали проноситься картинки из его никчемной жизни, вернее сказать, картинки чужих смертей. Трупов было не три, а гораздо больше, он помнил восьмерых женщин и девушек, которых на своем мотоцикле поджидал на проселочных дорогах и подвозил до ближайшей лесополосы.
Давно это началось, еще до первой отсидки. Потом время от времени Грач выходил на «охоту», грабил, насиловал и убивал, закапывая трупы. Редко это происходило, а потому он и был неуловим. Не обнаружив никаких следов исчезнувших, милиция их оформляла как пропавших без вести.
Со старухами Грач, конечно, фраернулся, но ведь и жизнь изменилась, все подорожало, приходилось изворачиваться всячески, суетиться, и… вот результат.
– Как бы мир ни менялся, – монотонно продолжал Лацюк, – некоторые его негласные законы остаются неизменными. Например, ты – мне, я – тебе.
– Это уже интереснее, – рецидивист откинулся на спинку стула, закинул ногу на ногу, выставив на обозрение допотопные сандалии и грязные рваные носки.
– Если ты выполнишь мою просьбу, то уже через час будешь свободен. И сможешь валить на все четыре стороны.
– Что делать? – мгновенно подобрался Грач.
– Твой профиль, – Лацюк протянул уголовнику фотографию журналистки. – Она сейчас в Комсомольске, поселилась в гостинице «Океан». Нужно ее… но так, чтобы труп если и найдут, то не очень скоро.
– Красивая, – сказал Грач, возбужденно повел своим длинным носом, и его указательный палец погладил на фотографии щеку Анжелики. – Настоящая Златовласка.
– Скорее Белоснежка, – вставил майор, вспомнив определение своего шофера.
– Да, начальник, скорее Белоснежка, – согласился уголовник с доводом милиционера, но от его предложения неожиданно отказался наотрез. – Фуфло толкаешь, начальник, я эту шалаву придушу, а ты потом меня шлепнешь. И все, одним выстрелом решишь две проблемы.
– Корчишь из себя умного, а на самом деле дурак дураком, – покачал неодобрительно головой Лоцман. – Башкой своей подумай, я тебя отпускаю официально, за недоказуемостью, а через несколько часов буду мочить. Как думаешь, «гестапо» не насторожит такой факт?
– Насторожит, – недолго раздумывал над ответом Грач. – А следак согласится мое дело закрыть?
– Никто твое дело не закрывает, – честно признался начальник уголовного розыска. – Твоему следаку вырезали аппендицит, на службу он выйдет только через три недели. Пока суд да дело, пройдет добрых пара месяцев, за это время успеешь зашхериться хоть у черта на куличках.
– Нарушаешь закон, – покачал головой рецидивист, его глаза стали мутными, как вода в грязной луже. – Когда-нибудь тебе это аукнется.
– О законности и правах человека можешь поговорить с правозащитниками. Они как раз любят таких, как ты, маньяков и мечтают о встрече в темном подъезде, – жестко ответил Лацюк и уставился на Грача хищным взглядом: – Так что, согласен или нет?
– Согласен, – наконец решился уголовник.
– Тогда получай пропуск на свободу, – на стол легла справка об освобождении из-под стражи и пакет с личными вещами.
– Девка на машине, заберешь свой «самокат» со служебной стоянки. Сделаешь дело и вали сразу из города. Обманешь, из-под земли достану, и смерть тебе покажется шербетом, – напоследок пообещал Лоцман…
«Говорят, ждать и догонять самое утомительное занятие. Можно подумать, что уходить от погони, когда тебе в затылок дышит армия костоломов и злобные волкодавы щелкают слюнявыми пастями, норовя ухватить за задницу, просто развеселое занятие», – размышлял Виктор Савченко, сидя в своем «гнезде» и неотрывно наблюдая за бухтой, где испытатели проводили экстренные погружения и спуски глиссеров. Спецназовские катера напоминали крупных рыб. Они сперва исчезали в темно-зеленой воде, оставляя позади белые шлейфы, и уже через минуту выбрасывались на поверхность, поднимая вокруг каскад серебристых брызг.
Боковым зрением Виктор заметил движение у ворот испытательной зоны, это происходила смена караула. Впереди шел разводящий, бравый мичман с кобурой, бьющейся о бедро, и в фуражке, явно пошитой на заказ, с сильно загнутой тульей. За ним менее бодро маршировали двое матросов, как и положено, в бронежилетах, каски обтянуты маскировочными чехлами, автоматы с примкнутыми штыками.
«Вот еще два часа прошло», – невольно отметил Савченко, он еще с первых дней пребывания на базе обратил внимание, что, несмотря на неспешный ритм внутренней жизни, караульная служба неслась строго по уставу. Только диверсант на собственном опыте знал, что хорошо для мирной жизни, не всегда применимо к военному времени. А война шла уже давно, война с терроризмом, хотя обыватели старались ничего не замечать.
В нагрудном кармане завибрировал мобильный телефон. Виктор поспешно включил его и прижал телефон к уху.
– Слушаю.
– Стрелок, говорит Главный Инквизитор, ситуация под контролем, – в динамике раздался знакомый голос полковника Зимогляда. – Действуй спокойно и уверенно, сынок.
– Понял вас и спасибо за поддержку, – воспрянувшего духом морпеха ничуть не удивило, что звонивший назвался прозвищем, которое ему дали подчиненные. Служба у контрразведчика такая, знать все про всех, включая себя самого.
Во второй половине дня мобильник снова ожил и забился, вибрируя. Виктор включил телефон, про себя радуясь, что сейчас не лето и отдыхающих сюда калачом не заманишь, можно смело говорить, не опасаясь обнаружить себя.
– Слушаю.
– СС, Сервант вызывает Стрелка.
– Рад тебя слышать, Васильич, – от избытка чувств Виктор чуть не вывалился из своего «гнезда».
– Рассчитывай на нас, брат, если что – подсобим.
После этого звонка на душе и в теле стало как-то теплее, даже не чувствовалась забирающаяся под одежду морская сырость. Но впереди еще была ночь. И возможно, не одна…
Темное время суток было временем диверсанта. Глиссеры убирались обратно в ангары под усиленную охрану, и можно было дать отдых телу и мозгам. Хотя в таких условиях полностью расслабляться было нельзя, а потому морпех спал вполглаза и вполуха.
Проснулся Савченко перед самым рассветом, именно в это время должна была появиться Белоснежка,
