— Неужели у нас и без того мало хлопот! — воскликнул Лео.
— Скажите ему, чтобы он замолчал. Ей-богу, мистер Минч, я не выдержу.
— Ему нужно выплакаться. Не можете вы, что ли, дать ему выплакаться? — Лео увидел, что лицо Джуса исказилось, а большое тело словно набрякло. Он походил на животное, приготовившееся к прыжку. Лео поспешно обернулся к Бауеру. — Он и правда придушит вас, Фредди! — крикнул он и схватил Бауера за плечо, но тот вырвался. — Ну, перестаньте, — сказал Лео. — И без вас хлопот достаточно.
Бауер втянул в себя воздух и долго сидел не дыша. Голова его по-прежнему была прислонена к перегородке. Маленький кружок серого цвета проникал через отверстие над его головой. Свет был тусклый и, словно тень, падал на лицо Бауера и затягивал стекла его очков голубоватой пленкой. Наконец Бауер прерывисто выдохнул воздух и снова глубоко с шумом вздохнул. После этого он опять надолго задержал дыхание, потом еще раз выдохнул и тотчас снова захныкал.
Джус следил за ним. Когда хныканье возобновилось, он рванулся вперед, но женщины, сидевшие у него по бокам, вцепились ему в руки и умоляюще забормотали что-то по-итальянски.
— Мне все равно, — сказал Джус. — Я его сейчас придушу.
Одна из женщин повернулась к Лео. Ее темное лицо было перекошено от волнения. С губ сыпались итальянские слова.
— Не понимаю, — сказал Лео. — Что она говорит, Джус? Я ничего не понимаю. — Он наклонился вперед и толкнул Джуса в грудь. — Ну? — крикнул он. — Я на понимаю. Что она говорит?
Джус не ответил. Машина подскочила при въезде во двор и остановилась, и Джус начал проталкиваться к выходу.
— Извините, — бормотал он, переступая через чьи-то ноги. — Извините, извините, извините. — Голос его звучал нетвердо и слабо, как шелест ветра.
Все знали, что с ним происходит, и жались к стенам, чтобы дать ему дорогу. Он выскочил из машины и остановился тяжело дыша.
— Форменная баба, — проговорил он громко, покачивая головой и дрожа всем телом. Потом рассмеялся и добавил: — Бауер — баба, вот кто!
Лео вышел последним вместе с Бауером. Тюремный запах все еще свербил в носу. Двор полицейского участка, в котором их высадили из машины, был со всех сторон окружен строениями, и солнечный свет не проникал в него. Лео шагал в серых мертвенных сумерках, думая о Джусе и Бауере и о том, что, не расхныкайся Бауер, Джус, наверно, взбесился бы, потому что тогда все его мысли были бы сосредоточены на самом себе.
Внезапно Лео подумал, что несколько лет назад он тоже не выдержал бы того, что сейчас перенес и что ему еще предстоит перенести. Он бы тоже, верно, взбесился.
3
Начальник районной сыскной полиции капитан Миллетти жил в новом кирпичном домике в Бронксе. Лео пришел к нему на следующее утро. Он обошел дом и постучался с черного хода, так как знал, что Миллетти будет недоволен, если посещение Лео не укроется от глаз соседей. Капитан сидел на кухне и завтракал. Кроме него, за столом сидели его дети-подростки. Жена в утреннем кимоно подавала на стол.
Миллетти предложил Лео чашку кофе, но Лео сказал:
— Нет, благодарю. Что такое произошло между нами вчера? — Миллетти провел его в столовую, прикрыл двери и спросил, что он имеет в виду — налет? — Да, налет, — сказал Лео, и Миллетти ответил, что понятия не имеет, в чем тут дело. Он получил приказ из Главного полицейского управления, и ему ничего другого не оставалось, как выполнить предписание.
— Обычно так не делается? — спросил Лео.
— Это не против правил. Управление может давать нам поручения.
— Я понимаю. Ну а другие две лотереи, в том же здании?
— Насчет этого я никаких указаний не получал.
— Значит, все остается по-старому? Вы никого не трогаете, пока вам не прикажут?
— Правильно, — сказал Миллетти. — Я никому на причиняю беспокойства, пока мне не прикажут.
Лео опять прошел через черный ход, дошел до угла, где Эдгар ждал его в машине, и поехал к себе в контору. До разговора с Миллетти он все еще надеялся, что налет не был подстроен Тэккером, а что полиция сама начала кампанию против лотерей. Теперь уже на это надеяться не приходилось. Было ясно, как день, что это Тэккер. «Ну, я вам даром в руки не дамся, мистер Тэккер, не рассчитывайте на это, — думал Лео. — Война, так война».
Война, в сущности, уже началась. Лео с самого начала подозревал, что налет был организован Тэккером, чтобы принудить его войти в объединение, и еще в тот же день, дожидаясь вместе со всеми в комнате рядом с залом суда, когда кончится процедура взятия на поруки, обдумал план действий. Самое главное — чтобы лотерея продолжала работать. Прежде всего нужно было найти новое помещение — за старым полиция установила надзор вплоть до окончания дела. Лео поручил своему юристу снять новое помещение, а Эдгара послал собрать контролеров и доставить их к нему, в его личную контору. Необходимо было закрепить всех контролеров за собой и закрепить так прочно, чтобы они не переметнулись к Тэккеру, когда узнают о его синдикате.
Это было не так-то просто. Контролеры работали на комиссионных, и налет не мог не ударить их по карману. Прежде всего те из их клиентов, которые выиграли в день налета, не получат своих выигрышей, потому что полиция конфисковала билеты, и установить, кто выиграл, было невозможно. Клиенты, конечно, будут злиться, и все их родственники и знакомые тоже будут злиться, и до тех пор, пока случай этот не изгладится в их памяти, нечего и думать заработать на них. Кроме того, всякий, кто услышит про налет, будет считать, что лотерея Минча ненадежна и, значит, с этих клиентов, — а их будут тысячи, — тоже никаких комиссионных не получить. Но если только у него будет время, чтобы оправиться, думал Лео, он вернет всех игроков и снова поставит свой банк на ноги. Главное — время. От этого очень много зависит. А чтобы выиграть время, он должен помешать Тэккеру переманить контролеров.
Как только арестованные сделали заявление о том, что не признают себя виновными и судья согласился отложить разбор дела и отпустить их на поруки, Лео поспешил к своим контролерам. Он провел с ними почти всю ночь, уговаривая и убеждая их. Он намекал, что тесно связан с Танкером, что он и его брат Джо заодно, а Тэккер — большой человек и мигом все уладит. Контролеры и сами с первого дня своей работы у Лео считали, что он один из тэккеровцев, но Лео хотел напомнить им об этом, чтобы они, узнав о тэккеровском синдикате, сделали такой вывод: если у Лео лотерейное дело не ладится, так и у Тэккера, верно, будет не лучше. А к тому времени, как они узнают правду, банк Лео, может быть, уже оправится и им незачем будет от него уходить. «Может быть, может быть, может быть, — думал Лео, — а пока что нужно драться. Пусть Тэккер узнает, с кем имеет дело, пусть не воображает, что я дамся ему в руки, как ягненок».
Еще не было девяти часов, когда Лео приехал к себе в контору, а его там уже поджидали: банкиры явились выразить свое соболезнование, а заодно разнюхать, не грозит ли и им опасность; сборщики не знали, что говорить своим клиентам и, не доверяя контролерам, хотели получить указания от самого хозяина; игроки, чьи номера, по их словам, выиграли накануне, пришли за своими выигрышами.
Лео решил лично принять всех. Ему казалось, что это и есть борьба. Снова и снова объяснял он игрокам, что рад бы заплатить, да лишен возможности узнать, кто сколько выиграл.
Игроки спрашивали, вернет ли полиция конфискованные билеты, когда дело будет закончено, и смогут ли они хоть тогда получить свои деньги.
— В этом-то вся и беда, — терпеливо повторял Лео. — Ведь мы вынуждены отрицать, что эти билеты принадлежат нам.
Никто из игроков не желал слушать его доводов. У них были свои доводы. Они поставили деньги на номер. Их номер выиграл — быть может, первый раз в жизни, — а где выигрыш? Кое-кто начал шуметь, и Лео должен был перестать думать о Тэккере и о том, что Тэккер намерен предпринять, и перенести свое внимание на человека, который стоял перед ним, потому что человек говорил: — Это мои деньги, и плевать мне на ваши почему да отчего, да если бы, да кабы, да что полиция сказала, да что вы сказали, да что он сказал, — я хочу гнать, где мои деньги?
— Я верю, что вы выиграли, — убеждал его Лео. — Я вижу, — у вас хорошее, честное лицо, и я
