еще говорят русская публика равнодушна! Нет, пусть кто хочет это говорит, а я не могу. Когда появляется талант… тогда она безапелляционно произносит свой приговор. Казалось бы, все места заняты, каждая отрасль имеет своего представителя, да иногда и не одного; но искусство беспредельно приходит новый незнакомец и спокойно занимает свое место, никого не тревожа..
К сожалению, Федор Васильев преждевременно покинул мир земной, поэтому действительно не потревожил никого… Бывает и так.
Ф. Васильев. В Крымских горах.
М. Врубель. Полет Фауста и Мефистофеля.
Летят, мчатся, стелются в пепельной мгле кони дьявола.
Ночь.
Грядет рассвет.
Надо спешить…
Страшно холодное беззвучие колдовского полета. Вздыблены косматые гривы. Храпят дикоглазые кони. Под тяжкими копытами в сумеречной тьме город. Готические шпили храмов. Массивны башни старой крепости…
Вьются плащи всадников. Ужасен бледный лик сатаны. Горят черные угли хищного взора Мефистофеля. Фауст безмолвен. Он словно окаменел. Полет не радует его сердце. Пора грез прошла. Мечта о вечной юности — прах. Мрачное отчаяние цепе-нит проданную душу.
Змеятся колючие кусты чертополоха — знак беды и зла. Блеклая лента близкой зари словно мета неотвратимости конца…
Как тоскливо томителен полет!
Призрачна жизнь. Любовь — химера. Иллюзорен древний град с тысячами судеб мятущихся землян. К чему вся эта беличья карусель? Он, Фауст, уже бесконечно далек от нее.
Расплата рядом.
Печален, одинок взгляд доктора Фауста. Воспарившего и падшего. Потому так судорожно сжата рука. Стеклянно пуст взор…
Чаша испита.
Мишурны, жалки блеск шпор, сверкание эфеса шпаги. Впереди бездна. Искривлены в улыбке тонкие губы Мефистофеля. Очередной «опыт» окончен. Словно живые тянутся вверх к всадникам коварные шипы чертополоха…
Пожалуй, ни у кого в мировой живописи так своеобразно не решена тема Демона, как она претворена в течение всей судьбы Михаила Врубеля. Художника обостренной интуиции и могучего таланта. Ведь сюита панно на сюжет гетевского Фауста, исполненная по заказу А. Морозова, суть продолжение и развитие любимой мастером темы Демона и Человека. Нет нужды пересказывать нелегкую жизнь Врубеля, о ней много написано.
Его мучительные поиски новой красоты уникальны и неповторимы.
Только сейчас, с годами, все яснее и четче видна громада его гения.
Глубина, дерзость его поиска.
XX век, век машин, не снял вопрос об исключительной силе интуиции, мечты, фантазии. Наоборот, с каждым годом знание, наука все более и более проникают в совершенно неизведанные области, соседствующие с таинственным…
Врубель — один из тех поэтов, художников, композиторов, которым удалось намного опередить время, как бы заглянуть в неведомое.
Вот строки, написанные Врубелем в Венеции. Прочтя их, стоит призадуматься:
«Сколько у нас красоты на Руси!.. И знаешь, что стоит во главе этой красоты — форма, которая создана природой вовек, без справок с кодексом международной эстетики, но бесконечно дорога потому, что она носительница души, которая тебе одному откроется и расскажет тебе твою…»
Врубель ведал, что ни одно истинно большое произведение искусства немыслимо без мастерства.
Прислушайтесь к словам Михаила Александровича Врубеля. Как они актуальны:
«Вдохновение — порыв страстный неопределенных желаний, — есть душевное состояние, доступное всем… Но (оно) все-таки остается только формой, выполнять которую приходится не дрожащими руками истерика, а спокойными ремесленника. Пар двигает локомотив, но не будь строго рассчитанного сложного механизма, недоставай даже в нем какого-нибудь дрянного винтика, и пар разлетелся, растаял в воздухе, и нет огромной силы, как не бывало».
М. Врубель. Дама в лиловом.
Вдохновение и форма.
Конечно, взлет фантазии, идея — главное. Но ее надо выразить. Художнику — решить композицию. Нарисовать. Создать в цвете. Словом, написать картину. То же самое у поэтов и композиторов.
Каждое самое высокое стремление находит выражение в слове или звуках. Рифмах и ритмах, гармонии, нуждающихся не только во вспышке таланта, но и в труде, мастерстве. В этой связи хочется вспомнить один эпизод…
Знаменитый французский художник Эдгар Дега беседовал как-то с известным поэтом Стефаном Малларме. Живописец посетовал на тяготу поэтической работы.
«Какое проклятое ремесло! — воскликнул Дега. — Я потратил целый день на один проклятый сонет и не продвинулся ни на шаг… И, однако, в идеях у меня нет недостатка. Я полон ими… У меня их даже слишком много..
На это Малларме возразил Дега со свойственным ему мягким глубокомыслием:
«Но, Дега, стихи делаются не из идей, а из слов».
Жесткую «мягкость» Малларме можно понять. Вспомните слова Маяковского об изведенных тоннах «словесной руды» ради одного слова.
Древнегреческий философ Гераклит, может быть, наивно полагал, что все вокруг полно демонов.
Мы, разумеется, считаем это по меньшей мере странным и неестественным…
Но задумались ли вы, что мы живем не только в окружении природы, людей, которых видим, ощущаем каждый миг бытия, где все населено домами, машинами, предметами обихода, — ведь сердце любого с детских лет неуклонно насыщается бесчисленными образами искусства. И хотим мы этого или нет, они живут и влияют на нас. Это часть нашего внутреннего мира. Он воплощен в звуки любимой музыки или строки литературы, творения художников. Вселенная искусства вечна и необъятна.
Иные говорят, что им не всегда понятна симфония, картина, поэма… Но разобраться в произведении искусства — работа сердца.
М. Врубель. Портрет С. И. Мамонтова.
Иногда труд.
Вновь обретенное знание.
Вчитайтесь в строки, начертанные одним из самых мудрых людей планеты — Гете. Его трудно заподозрить в отсутствии чувства и понимания прекрасного:
«Часто со мной случается, что сразу я не получаю никакого удовольствия от произведения искусства, потому что оно для меня слишком велико; но затем я стараюсь определить его достоинства, и всегда мне
