КАРЛ БРЮЛЛОВ
В области искусства, в
творчестве сердца русский народ
обнаружил изумительную силу,
создав при наличии ужаснейших
условий прекрасную литературу,
удивительную живопись и
оригинальную музыку, которой
восхищается весь мир…
Гигант Пушкин — величайшая
гордость наша… а рядом с ним
волшебник Глинка и прекрасный
Брюллов.
«Если бы нашему Эрмитажу, — писал Карл Брюллов, сравнивая коллекцию Дрезденской галереи с петербургским собранием, — хоть одного крикуна из здешних, то он стоил бы всех сокровищ Европы, Азии, Африки и Америки».
Эти гордые слова хранятся в «Архиве Брюлловых» и относятся к поре, когда братья Брюлловы, Карл и Александр, получив благословение петербургского «Общества поощрения художников», путешествовали по Европе, имея конечной целью Рим.
Молодые художники отправлялись в дальний путь, как пишет современник, «искать не вдохновенья, а усовершенствования», и они тщательно изучают, смотрят, сравнивают…
А вот отрывок из письма Карла, написанного уже из Рима:
«Но нам вдалеке от родины, от друзей, от всего, что делало нас счастливыми в продолжение 23 лет, каково нам — вы, может быть, после сего письма и будете иметь вообразить себе.
Ни сосенки кудрявые, ни ивки близ него.
Хотя здесь вместо сосен растут лавры и вместо хмеля виноград — все мило, прелестно! — но без слов, молчат и даже кажется все вокруг умирающим для тех, кто думает о родине».
Как много стоит за этими бесхитростными словами душевной чистоты и сдержанности!
Юный Брюллов воспитывался в стенах петербургской Академии художеств в дни, когда Россия одержала великие победы. Это была пора подвига и восторга, и молодой художник мечтал прославить Отчизну своими творениями.
Честолюбивым мечтам суждено было сбыться.
Но до великого дня триумфа русского художника в Европе лежали долгие годы напряженного труда, учения.
А пока Брюллов снял мастерскую в древней столице Италии — родине многих гениальных живописцев. И поместил в ней слепки, напоминавшие ему о классических произведениях древности: Аполлона Бельведерского, Венеру Медицейскую, Меркурия Ватиканского, Бельведерский торс и фрагменты фигур Аякса и Геркулеса.
Молодой живописец получил хорошую школу, но здесь, в Риме, он так близко подошел к изучению великих шедевров классики, что с поразительной зрелостью делает глубокие выводы.
Вот короткий отрывок из его письма к брату Федору Брюллову — художнику:
«Первое, что я приобрел в вояже, есть то, что я уверился в ненужности манера. Манер есть кокетка или почти то же; делая соображения из всего виденного во всех галереях, на дороге встречавшихся, вижу, что метода, употребляемая древними мастерами, не без причин».
Тонкое чувство формы, поражающая пластичность картин Брюллова — результат любовного изучения классики. Вспомним, что еще в академии юный художник сорок раз рисовал сложнейшую группу Лаокоона, двенадцать раз копировал Веласкеса.
Шли годы.
Несмотря на косность и нелепые претензии «Общества поощрения художников», Брюллов упрямо идет к цели.
Его живопись становится прозрачнее, колорит картин — напряженнее, краски — свежее. Молодой живописец пишет свои картины «Итальянское утро» и «Полдень», в которых сюжет взят не из мифологии, не из библии, а просто из жизни.
Это весьма шокирует почтенных членов «Общества поощрения художников», и они лишают Брюллова стипендии.
Но, к счастью, к тому времени мастерство художника настолько окрепло, что он решает идти своим путем.
Итальянский полдень.
«Всадница». Эта блестящая картина Брюллова сразу поставила его в ряд с крупнейшими живописцами Европы. Виртуозно написанная, она вызвала сенсацию в Риме.
Вот один из отзывов прессы тех дней:
«Отличный живописец, которого до сих пор мы знали только по некоторым прелестным рисункам, исполненным акварелью, в этом году появился с большой картиной, написанной масляными красками, и превзошел всеобщие ожидания. Эта картина, портрет в настоящую величину, изображает очень красивую девушку на лошади, в саду, и написана господином Карлом Брюлловым по заказу графини Самойловой. Манера, которою исполнен этот портрет, заставляет припомнить прекрасные произведения Вандика и Рубенса».
Девять лет, проведенные в Риме, не пропали даром.
Брюллов достигает в своих портретах и картинах самого высокого живописного класса.
Но молодой художник верен своей мечте, он продолжает упорно работать, изучать мастеров Ренессанса, чтобы создать произведение монументальное, способное прославить русскую школу живописи.
Стендаль в своих знаменитых «Прогулках по Риму» пишет о посещении Ватикана, где они любовались станцами Рафаэля, и в частности «Афинской школой»:
«Наши спутницы с первого же взгляда уловили оттенки в выражении действующих лиц этой картины благодаря копии в размере подлинника, которую пишет какой-то русский художник…
Яркие краски русской копии послужили нам прекрасным комментарием, отлично поясняющим текст старинного автора…»
Этот «какой-то русский художник», поразивший Стендаля, был молодой Карл Брюллов.
«Так Брюллов, усыпляя нарочно свою творческую силу, с пламенным и благородным подобострастием списывал «Афинскую школу» Рафаэля. А между тем в голове его уже шаталась поколебленная Помпея, кумиры падали, народ бежал по улице, чудно освещенной вулканом».
Всадница.
