Полотно экспонировано на выставке. Вот один из отзывов об «Иване», написанный в письме к автору Львом Толстым:
«Третьего дня был на выставке и хотел тотчас же писать Вам, да не успел. Написать хотелось вот что, — так, как оно казалось мне: молодец Репин, именно молодец. Тут что-то бодрое, сильное, смелое и попавшее в цель. На словах много бы сказал Вам, но в письме не хочется умствовать. У нас была геморроидальная, полоумная приживалка-старуха, и еще есть Карамазов-отец. Он самый плюгавый и жалкий убийца, какими они должны быть, — и красивая смертная красота сына. Хорошо, очень хорошо. И хотел художник сказать значительное. Сказал вполне ясно. Кроме того, так мастерски, что не видать мастерства. Ну, прощайте, помогай Вам бог. Забирайте все глубже и глубже».
Бонч-Бруевич вспоминает:
«Еще нигде не описаны те переживания революционеров, те клятвы, которые мы давали там, в Третьяковской галерее, при созерцании таких картин, как «Иван Грозный и сын его Иван», как «Утро стрелецкой казни», как «Княжна Тараканова», как та картина, на которой гордый и убежденный революционер отказывается перед смертной казнью принять благословение священника… Мы долго-долго смотрели на судьбу политических — нашу судьбу — «На этапе» и близко понимали «Бурлаков».
Такова была роль картин Репина.
Они будили умы, будоражили души, заставляли пристальнее вглядываться в происходящее — короче говоря, трудно переоценить прогрессивную роль полотен великого живописца.
Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года. Фрагмент.
Тем более странными кажутся сегодня высказывания некоторых искусствоведов и критиков, которые приписывали Репину аполитичность.
Достаточно ознакомиться с письмами Репина, чтобы убедиться в обратном.
Художник, несмотря на кажущуюся доброту и мягкость, иногда проявлял стальную волю и твердость характера.
Такова была отповедь Третьякову на попытку заказать ему портрет махрового реакционера Каткова.
«Какой же смысл, — пишет Репин, — поместить тут же портрет ретрограда, столь долго и с таким неукоснительным постоянством и наглою откровенностью набрасывающегося на всякую светлую мысль, клеймящего позором всякое свободное слово? Притворяясь верным холопом, он льстил нелепым наклонностям властей… имея в виду только свою наживу. Этим торгашам собственной душой все равно. Неужели этих людей ставить наряду с Толстым, Некрасовым, Достоевским, Шевченко, Тургеневым и другими? Нет, удержитесь, ради бога».
Репин не только высказывал свое мнение в разговорах и письмах, излагая свое резкое отношение к самодержавию. В самую тяжкую пору реакции художник выставляет одну за другой такие, ставшие впоследствии хрестоматийными картины, как «Не ждали» (1884–1888) и «Иван Грозный..(1885).
Озлобление реакционных кругов великолепно ощущается в послании Победоносцева к царю:
«Стали присылать мне с разных концов письма с указанием на то, что на передвижной выставке выставлена картина, оскорбляющая у многих нравственное чувство. Иван Грозный с убитым сыном. Сегодня я видел эту картину и не мог смотреть на нее без отвращения… Удивительное ныне художество: без малейших идеалов, только с чувством голого реализма и с тенденцией критики и обличения. Прежние картины того же художника Репина отличались этой наклонностью и были противны. Трудно понять, какой мыслью задается художник, рассказывая во всей реальности именно такие моменты. И к чему тут Иван Грозный? Кроме тенденции известного рода, не приберешь другого мотива. Нельзя назвать картину исторической, так как этот момент и всей своей обстановкой чисто фантастический…»
Судьба картины «Иван Грозный. драматична.
Ее снимают с экспозиций и вновь выставляют.
Арест пропагандиста.
И вдруг фанатик и изувер Балашов бросается с ножом на холст и наносит картине три раны.
Сам Репин так рассказывает об этом происшествии:
«Это событие произошло в дни празднования трехсотлетия дома Романовых. В это время была монархическая ситуация, а картина направлена была против монархизма. На нее и ополчились. Результатом всего этого было то, что Балашов разрезал картину с целью выслужиться. Мне потом предлагали съездить в больницу посмотреть Балашова, но это было неприятно, и я отказался».
Искусство Репина как наиболее яркий образец реализма и русской классики попало под обстрел сторонников модернизма.
Вот что записано со слов Репина об одном из диспутов, куда приехал сам художник: «Поэт Макс Волошин читал лекцию в Политехническом музее. Я пришел на эту лекцию. Волошин ругал мою картину и, говоря о разрезе, сказал:
«Как жалко, что эту картину совсем не изрезали».
Лекция была очень грубая. Я попросил слова…
Я сказал, что меня удивляет, как такой образованный человек, как Волошин, может говорить такие грубые и глупые слова.
Моя картина «Иван Грозный убивает своего сына» изображает момент русской истории.
Я здесь выступил как летописец по мере сил своих. Полагаю, что меня надо не ругать, а благодарить, я кончил.
На экране появился мой портрет, по-видимому, приготовленный Волошиным с целью меня дискредитировать, но зал задрожал от грома аплодисментов».
«Арест пропагандиста».
«Личные мои отношения с Ильей Ефимовичем были дружеские. Работая заведующей техникой Петербургского комитета партии, я не раз обращалась к Репину за материальной помощью. В число моих обязанностей входили и финансы. Деньги были нужны для так называемого политического Красного Креста, то есть для оказания помощи политическим заключенным или ссыльным. Никогда Илья Ефимович не отказывал мне.
В бытность его уже академиком я пользовалась его мастерской в Академии художеств на Васильевском острове как явкой, то есть квартирой, куда в определенный день и час могли прийти ко мне по своим делам товарищи, нуждающиеся в чем-либо по части Петербургского комитета партии.
Запорожцы пишут письмо турецкому султану. Фрагмент.
Эти слова, написанные большевичкой Е. Д. Стасовой, окончательно разрушают легенду о мнимой аполитичности Репина.
Художник выставляет в 1891 году свою картину «Арест пропагандиста». Простое слово «выставляет» не очень правильно отражает суть дела.
Картину не хотели разрешать к показу. Дело дошло до царя.
Репин вспоминает, что устроители выставки пригласили царя осмотреть экспозицию накануне вернисажа:
«Александр III все рассмотрел».
Репин пишет дальше:
«Даже «Арест пропагандиста» вытащили ему, и тот рассматривал и хвалил исполнение, хотя ему показалось странным, почему это я писал это так тонко и старательно».
Репин недвусмысленно говорил:
