— И к тому же еще в день вашего рождения, — сказал он. — Это вдвойне печально! Очень печально! Ведь вы родились семнадцатого октября. Если не ошибаюсь, вы англичанка?
— Да, — коротко ответила девушка. — Я родилась в Вальворте. И раньше жила там.
— Сколько вам лет?
— Двадцать три года.
Мистер Ридер снял пенсне и тщательно протер стекла носовым платком.
— Все это очень грустно. Но я все же очень рад был возможности познакомиться с вами, мисс Грайн. Я отлично могу себе представить ваше положение.
И с этими ничего не означавшими словами он направился к выходу. Глядя ему вслед, девушка заметила, как он нагнулся и поднял с дорожки старую подкову, и мысленно подивилась тому, что пожилой сыщик вздумал обратить внимание на подкову, которую она накануне выкинула в окно.
Заржавленная подкова исчезла в просторном кармане Ридера, снова направившегося в садоводство.
Мистер Ридер прибыл в полицейское управление как раз в час смены дежурных. Скромно предъявив дежурному инспектору свое удостоверение, он отошел в сторону.
— Я только что получил о вас извещение от прокуратуры, мистер Ридер, — предупредительно обратился к нему инспектор.
— Если не ошибаюсь, я уже имел удовольствие встретиться как-то с вами. Это было два года тому назад, и мы вели дело большой шайки фальшивомонетчиков. Быть может, я могу вам быть чем-нибудь полезным? Вы хотите видеть Бернета? Он здесь. — И он кликнул полисмена.
В помещение дежурного вошел молодой, привлекательной внешности полисмен.
— Вот он и обнаружил преступление, представлен к повышению, — рекомендовал Бернета инспектор. — Бернет, этот господин явился к нам от имени прокуратуры и желает переговорить с вами. Не угодно ли вам пройти, мистер Ридер, в мой частный кабинет?
Молодой полисмен взял под козырек и пошел за Ридером в следующую комнату. Он был молодым полицейским, перед которым открывалась блестящая будущность, — имя его было упомянуто в газетах, в кое-каких иллюстрированных изданиях появился его портрет, и он ожидал в ближайшем будущем повышения.
— Мне рассказали, Бернет, что вы большой любитель поэзии и сами пишете стихи. Бернет покраснел.
— Да, сэр, — признался он.
— И разумеется, вы пишете любовную лирику? — приветливо продолжал расспрашивать Ридер. — Для подобного рода творчества обычно… находится время… по ночам… Ведь ничто так благотворно не влияет на человека, как любовь…
Бернет залился краской.
— Вы правы… Порой пишешь по ночам, сэр, но я никогда не был невнимателен к своим обязанностям.
— Разумеется, — пробормотал Ридер. — У вас предрасположение к поэзии. Право, это очень поэтично — рвать цветы в полночь и…
— Садовник мне сказал, что я могу нарвать цветов сколько мне угодно, — перебил его Бернет. — Я ничего дурного не сделал.
Ридер одобрительно закивал головой.
— Это мне известно. Вы в темноте нарвали цветов, я обратил внимание, что в темноте и в спешке вы вместе с хризантемами захватили и одну маргаритку, потом вы завернули стебли цветов в листок бумаги, на котором было написано маленькое стихотворение, и… все это, вместе с приносящей счастье подковой… положили на порог дома. Я долго ломал себе голову над тем, что стало с подковой.
— Я бросил цветы в окно… молодой дамы, — нерешительно внес поправку молодой человек. — Право, мысль бросить ей цветы пришла мне в голову лосле того, как я миновал ее дом…
Ридер насторожился.
— Совершенно верно. Вот это и я утверждаю, — подхватил он. — Мысль принести ей цветы пришла вам в голову после того, как вы прошли мимо ее дома. Вы нашли подкову, подковы приносят счастье, и тогда вы решили возвратиться, нарвали цветы, написали на клочке бумаги ранее заготовленное стихотворение и все это бросили на подоконник молодой дамы… Я полагаю, будет излишним называть ее имя.
— Я не знаю, как вы все это узнали, мистер Ридер, но все это действительно было так. Ведь этим я ничего дурного не совершил…
— Нет ничего дурного в том, что бываешь влюблен, — многозначительно заметил Ридер. — Любовь — это нечто чудесное, я об этом неоднократно читал в книжках.
Мисс Магда Грайн как раз собиралась выйти погулять после обеда и, стоя перед зеркалом, надевала шляпу, как ее побеспокоил вторично странный посетитель, успевший побывать у нее сегодня утром.
Вместе с Ридером пришел и сыщик, который вел дело Грина.
Прислуги не было дома, никто не мог проникнуть в дом, пока Магда сама не захотела бы отворить дверь. Спрятавшись за занавеской, она оглядела дорогу. В некотором отдалении она заметила автомобиль, одну из тех машин, что обычно обслуживают полицию во время ее выездов; рядом с шофером сидел третий посетитель, по всей видимости, также сыщик.
Магда прокралась к себе в спальню, откинула одеяло и, вытащив из-под него пачку банкнот, поспешила засунуть их в карман. Затем она на цыпочках прокралась из комнаты.
Пройдя в комнату, выходившую на противоположную сторону, она отворила окно и легко спрыгнула на плоскую крышу пристройки, в которой помещалась кухня.
Минуту спустя она была на дворе и бежала по дорожке, ведущей на Хиг-стрит. Прежде чем мистер Ридер, отчаявшись в том, что его впустят в дом, прекратил стучать в дверь, она уже была в вагоне трамвая.
Более никогда Ридеру не пришлось видеться с этой женщиной.
Вечером мистер Ридер был у прокурора и заставил последнего выслушать свое поразительное сообщение.
Грин действительно оказался бывшим обитателем тюрьмы, сумевшим все же благодаря своей добросовестности сделать банковскую карьеру. Он не солгал, сказав, что получил письмо от человека, с которым ему вместе пришлось сидеть в тюрьме. Имя этого вымогателя — Артур Джордж Кретер, он же Маллинг!
— Что? Маллинг — ночной сторож?! — вскричал не веря своим ушам прокурор. Ридер кивнул головой.
— Совершенно верно, сэр, то был не кто иной, как Артур Маллинг. Его дочь, мисс Магда Кретер, действительно родилась в Вольворте 17 октября 1908 года. Обычно люди, проживающие под чужой фамилией, не дают себе труда сменить и имя свое. И поэтому мне нетрудно было установить, что на самом деле ее фамилия Кретер.
Маллинг самым тщательным образом подготавливал ограбление банка.
Он привез свою дочь в Эйлинг и поселил ее под вымышленным именем. Затем он познакомил ее с Грином. Магде было поручено вкрасться в доверие Грина — очень возможно, что ей было поручено и раздобыть оттиски ключей от кладовой. Удалось ли Маллингу опознать Грина, или же Грин проболтался о своем прошлом его дочери, нам, очевидно, выяснить не удастся.
Во всяком случае, Маллинг располагал этими сведениями и задумал не только ограбить банк, но и направить подозрение непосредственно на лицо, возглавлявшее отделение.
Девушка должна была разыгрывать роль молодой женщины, несчастливой в браке и стоявшей перед необходимостью развестись со своим мужем. Зачем они это выдумали, мне было неясно, пока я не понял, что Маллинг ни за что не хотел, чтобы имя его дочери в какой-нибудь мере связывали с именем Грина.
Ограбление банка должно было произойти в ночь на 17 октября. План Маллинга избавиться от директора увенчался успехом. В кабинете он обнаружил его письма и ключи, — хотя, должно быть, у него заранее были припасены оттиски с ключей, и он имел возможность обзавестись второй связкой ключей. Из кладовой он похитил столько денег, сколько мог унести с собою. Потом он поспешил к себе домой и закопал свою добычу в клумбе под розовым кустом. Я сразу обратил внимание на то, что дальнейшему цветению
