том, что оно могло означать. Это было невероятно, но факт!
Боясь навлечь беду на свою голову, помешав их разговору, я ничего не сказал Конраду. Наконец король сделал жест рукой и что-то произнес. Солдаты поклонились снова и, грубо толкая нас, избавили короля от нашего присутствия в зале. Через огромный зал нас провели в маленькую камеру, впихнули туда и захлопнули дверь. Внутри были только скамья и одно зарешеченное окно.
– Боже мой, Билл, – воскликнул Конрад, – кто мог вообразить что-нибудь подобное? Это как ночной кошмар или сказка из “Тысячи и одной ночи”! Где мы? Кто эти люди?
– Ты не поверишь, – сказал я, – но... ты слышал о древней империи Сумерия?
– Конечно. Она процветала в Месопотамии около четырех тысячелетий назад. Но что... Клянусь Иовом! – Он замолк, глядя на меня выпученными глазами, пораженный догадкой.
– Предоставлю тебе решать, что делают в Восточной Африке потомки жителей из малоазиатского царства, но тем не менее так оно и есть.
Сумерианцы строили города из высушенного на солнце кирпича. Я видел, как здешние мужчины делают кирпичи, раскладывая их для просушки на берегу озера. Местная грязь удивительно похожа на ту, что ты видел в долине Тигра и Евфрата. Возможно, именно поэтому эти ребята осели здесь.
Сумерианцы писали на глиняных табличках при помощи острого писала так же, как тот парень у трона.
Теперь посмотри на их руки, одежду и физиономии. Я видел их рисунки, вырезанные на камне и глиняной посуде. А их широкие носы – то ли часть лица, то ли часть шлема. И посмотри на этот храм посреди озера! Маленький двойник храма, воздвигнутого богу Эль-Лилу и Ниппуре, который, по всей вероятности, и дал начало мифу о Вавилонской башне.
Но самое потрясающее то, что они называют нас аккадианцами. Сумерия была завоевана и порабощена Саргоном из Аккадии в 2750 году до новой эры. Если это потомки какой-то небольшой части народа, сбежавшей от завоевателя, то вполне естественно, что, вдали от прибрежной полосы и отделенные от остального мира, они стали называть всех чужеземцев аккадианцами.
Так изолированные восточные народы называют всех европейцев франками в память о воинах Мартеля, затопивших их у Тура.
– Почему ты думаешь, что никто не обнаружил их до сих пор?
– Если какой-то белый и побывал здесь до нас, то они хорошо позаботились, чтобы он не вынес отсюда их историю. Я сомневаюсь, что сами они часто куда-либо выходили. Возможно, думают, что мир кишит кровожадными аккадианцами.
В ту минуту дверь камеры отворилась, и вошла юная стройная девушка, одетая лишь в шелковый пояс и золотые нагрудные пластины. Она принесла еду и вино. Я заметил, как томно она взглянула на Конрада. К моему удивлению, она заговорила с нами на чистейшем сомали.
– Где мы? – спросил я. – Что они собираются с нами делать? Кто ты?
– Я Налуна, танцовщица Эль-Лила, – ответила она – девушка и впрямь была гибкой, как молодая пантера. – Мне вас жалко, никто из аккадианцев не уходил отсюда живым.
– Какие милые вы ребята, – прошипел я, все-таки обрадованный тем, что есть человек, с которым можно говорить и который понимает, что ты говоришь. – А как называется город?
– Эриду, – сказала Налуна. – Наши предки пришли сюда много веков назад из древнего Сумера, это много лун на восток. Их гнал великий и могущественный Саргон, король аккадианцев – народа из пустыни. Но наши предки не захотели быть рабами, как другие сумеры, и бежали одной большой толпой – несколько тысяч. Они пересекли много необычных, дикий стран, прежде чем пришли в эту землю.
Остальные знания Налуны о ее народе были очень туманными и смешаны с мифами и невероятными легендами. Мы с Конрадом потом обсуждали, откуда могли прийти древние сумерианцы – с западного побережья Аравии, переплыв Красное море приблизительно в том месте, где сейчас находится Моха, или же они пересекли Суэцкий перешеек и там перешли на африканскую сторону. Я склонялся к последнему предположению. Вероятно, когда они вышли из Малой Азии, их встретили египтяне и прогнали на юг. Конрад считал, что древние сумерианцы могли проделать большую часть путешествия по воде, потому что, как он сказал, Персидский залив простирался на северо-запад где-то на 130 миль дальше, чем сейчас, и древний Эриду был морским портом. Но в ту минуту меня интересовало другое.
– Где ты научилась говорить на сомали? – спросил я Налуну.
– Когда я была маленькая, – ответила девушка, – я вышла из долины и забрела в джунгли, где меня схватили черные люди. Они продали меня в племя, живущее на берегу, и там я провела детство. Но когда я выросла, я вспомнила Эриду и однажды украла верблюда и проехала много лиг по степи и джунглям. Так я вернулась в родной город. Во всем Эриду я одна могу говорить на другом языке, исключая черных рабов, – они вообще не говорят, потому что мы отрезаем им языки, когда берем в плен. Люди Эриду не выходят за джунгли и не торгуют с черными народами, которые иногда приходят к нам. Люди Эриду только берут черных рабов.
Я спросил, почему они убили нашего слугу, и она объяснила, что в Эриду черным и белым запрещено совершать брак и дети от таких союзов уничтожаются. Значит, им не понравился цвет кожи несчастного Селина.
Налуна мало что могла рассказать об истории города со дня его основания. Она знала о городе только то, что сохранилось в ее собственной памяти: набеги племени каннибалов, живущих в джунглях к югу от Эриду, мелкие интриги двора и в храме, неурожаи и тому подобное. Жизнь восточной женщины не выходит за рамки вышеназванного, будь то во дворце в Акбаре, в Сирезсе или Ассхурбаниспане. Но я узнал, что правителя зовут Состорас, что он и верховный священник, и король – все как у правителей в древнем Сумере четыре тысячи лет назад. Эль-Лил – их бог, он пребывает в храме на озере, а звон – это его голос.
Наконец девушка встала, чтобы уйти, бросив на Конрада задумчивый взгляд. Тот сидел словно в трансе, впервые совершенно позабыв о жуках.
– Ну что, о чем мечтаешь, молодой повеса? – спросил я его.
– Это невероятно. – Он замотал головой. – Это абсурд – разумное племя, живущее здесь четыре тысячи лет и ни на шаг не двинувшееся с места, выбранного предками!
