Одному Конрад камнем раскроил череп, и краем глаза, сражаясь с Горатом, я увидел, как Налуна пантерой прыгнула на одного из врагов и старалась его утопить. Тут Горат покачнулся, поскользнувшись на предательском каменном дне, и свалился в воду.
Один из солдат с копьем в руке споткнулся об убитого Конрадом солдата, и я тут же прикончил его топором. В этот момент Горат поднялся из воды, и еще один солдат занес надо мной меч для смертельно удара, но Конрад вовремя пронзил его копьем.
Меч Гората скользнул по моим ребрам, когда я увернулся от удара в сердце. Я взмахнул топором, и рука Гората безжизненно повисла, хрустнув, как надломленная ветка. Сумерианцы бились храбро, но если б я мог воспользоваться своим пистолетом, то я заставил бы их отступить. Горат бросился на меня, как бешеный тигр, целясь мне в голову. Я снова отклонился, но все-таки удар меча содрал кожу у меня на голове и обнажил кости черепа – там остался шрам в три дюйма длиной. Кровь хлынула ручьем, ослепив меня, но я нанес ответный удар. Я ощутил скрежет металла и треск костей, и Горат рухнул замертво к моим ногам.
Конрад и Налуна держались вместе. Похоже, Налуна начала слабеть. У нее была в крови грудь и рука до запястья, а с кинжала капала кровь, и я подумал, что она не ранена, а просто запачкалась чужой кровью. Вода вокруг нас покраснела, кругом были трупы. Налуна махнула рукой, показывая, что к нам приближаются еще лодки. Мы побежали прочь от озера. Моя рана кровоточила, я постоянно стирал кровь с лица и глаз. Налуна покачнулась, я протянул руку, чтобы поддержать ее, но девушка оттолкнула меня.
Задыхаясь, мы добрались до скал. Тяжело дыша, опираясь на Конрада, Налуна показала вверх трясущейся рукой. Там была веревочная лестница. Налуна забралась по ней первой, затем Конрад и наконец я, поднимая за собой лестницу. Тут лодки причалили к берегу, и воины выскакивали и неслись к скале, выпуская стрелы. Но мы были плохой мишенью в полумраке среди скал, и стрелы отскакивали от камня, не задевая нас. Одна, правда, впилась в мою левую руку, и я проклял меткость того, кто выстрелил.
На вершине скалы Налуна рухнула без сил в руки Конрада. Он осторожно положил девушку на траву, я вытер кровь с ее груди и посмотрел на Налуну с ужасом. С такой раной под сердцем проделать весь этот путь могла лишь женщина, которой двигала истинная любовь.
Конрад взял ее голову в ладони и что-то пытался произнести, но Налуна слабо обхватила руками его шею и наклонила к себе его лицо.
– Не плачь обо мне, любимый, – сказала она слабым голоском. – Ты был моим когда-то и снова будешь со мной. В хижинах на Старой реке, еще до Сумерии, когда мы кочевали по свету, ты и я были как один человек. Во дворцах древнего Эриду, до того, как варвары пришли с востока, мы любили друг друга. По этому самому озеру мы плавали с тобой в прошлые века и любили, ты и я. Поэтому не плачь, любимый, что значит одна маленькая жизнь, когда мы прожили их так много и проживем еще больше? И в каждой из них ты мой, а я твоя.
Но вам нельзя задерживаться. Слышишь! Они жаждут крови. Лестницы больше нет, и теперь единственный путь, по которому они могут добраться до вас, – это через долину, ту самую, откуда они вас привели. Торопитесь! Они переплывут озеро и заберутся по скалам со стороны долины, но вы успеете уйти, если поспешите. И если ты услышишь голос Эль-Лила, помни, живой мертвый, Налуна любит тебя сильнее, чем любой бог.
Я молю тебя об одном, – прошептала она, закрывая отяжелевшие веки, словно засыпающий ребенок, – прошу тебя, мой господин, прикоснись к моим губам своими губами, прежде чем тени поглотят меня. Затем оставьте меня здесь, и уходите, и не плачьте. О моя любовь, что значит... одна... маленькая жизнь... для нас... кто любил... так много жизн...
Конрад плакал как ребенок, я тоже, и я вышибу мозги тому, кто посмеется над этим. Мы сложили ее руки на груди. На ее милом лице застыла улыбка. Если есть рай для христиан, то она там, среди лучших из них. Я часто молюсь за нее.
Мы мчались с Конрадом во тьме. Рана моя была так ужасна, что я был ближе к смерти, чем когда бы то ни было. Только дикий звериный инстинкт жизни держал меня на волоске от ухода в лучший мир. Мы пробежали, наверное, с милю, когда сумерианцы решили разыграть свою последнюю карту. Я думаю, они поняли, что просто так нас теперь не догнать.
Как бы то ни было, внезапно раздался звук колокола. На меня он подействовал как на собаку, пораженную бешенством, – я чуть не завыл. Никогда больше я не слышал, чтобы в одном звуке соединялись столько оттенков. Это был коварный, заманивающий призыв и одновременно властный приказ вернуться. Он угрожал и манил. Это был гипноз. Теперь я понимаю, что чувствует птица под магическим взглядом змеи и что чувствует змея, завороженная дудкой факира. Я не могу объяснить непреодолимый магнетизм голоса Эль-Лила. Он заставлял корчиться, и рыдать, и нестись к нему с криком, как несется заяц в пасть удава. Мне пришлось бороться с ним так, как человек борется за свою душу.
Конрад полностью отдался в его руки. Он спотыкался и шатался, как пьяный.
– Бесполезно, – бормотал он, – мне так щемит сердце, он сковал мой мозг и мою душу, в нем соблазн всей вселенной. Я должен вернуться.
Конрад повернулся и пошел назад. Мысль об отдавшей ради нас жизнь Налуне удесятерила мои силы.
– Стой! – закричал я. – Не выйдет, чертов идиот! Ты не в себе! Я говорю тебе, ты этого не сделаешь!
Конрад безучастно шел вперед, скользнув по мне взглядом, словно в трансе. И я бросил его на землю мощным ударом в челюсть. Похоже, он потерял сознание. Тогда я взвалил его на спину и понес. Только через час он пришел в себя и сказал, что благодарен мне.
Больше мы никогда не видели людей из Эриду. Не знаю, шли они по нашему следу или нет, только идти еще быстрей мы не могли. Мы спасались бегством от шепчущего обволакивающего голоса, доносящегося до нас с юга. Наконец мы добрались до места, где было припрятано наше снаряжение, и, скудно вооружившись и экипировавшись, мы начали наш долгий путь к побережью. Возможно, вы читали или слышали что-нибудь о двух истощенных, полубезумных от усталости путешественниках, которых в глубине Сомали подобрала экспедиция охотников на слонов. Я признаю, что мы были ослаблены до последней степени, но мы были абсолютно в здравом уме. Все дело в том, что наш рассказ охотники восприняли как бред. Они похлопывали нас по плечам, говорили с нами как с больными и вливали в нас виски с содовой. Мы быстро заткнулись, понимая, что кажемся им либо обманщиками, либо полными лунатиками. Они отвезли нас обратно в Джибути. Оба мы были сыты теперь Африкой. Я отплыл на корабле в Индию, а Конрад в другую сторону – он не мог дождаться, когда снова окажется в Новой Англии. Надеюсь, он женился на своей американочке и живет счастливо. Отличный он парень, несмотря на его жуков.
