обычного человека остались уши, лоб и глаза. Но все остальное... Боже! Я бессилен подобрать слова, чтобы описать увиденное. Даже в кошмаре немыслимо представить такое. Нижняя половина лица была неестественно вытянута и напоминала морду животного. Подбородок отсутствовал, а верхняя и нижняя челюсти выдавались, как у волка иди собаки. Вздернутые звериные губы обнажали блестящие белые клыки. Стала понятна невнятность речи – поразительно, что Гримм вообще ухитрялся говорить. Взгляды наши встретились, и я понял, что изменения гораздо глубже этих поверхностных признаков. В его глазах горел огонь, какого никогда не увидишь у человека, все равно – здорового или безумного. Верно, черные монахи Эрлика не только изуродовали внешность, но внесли соответствующие видоизменения в самое главное – душу. Он уже не был человеком. Гримм стал оборотнем по сути, ужасным воплощением средневековых легенд.
Он дико расхохотался и бросился к девушке, занеся изогнутый восточный нож. Глория вскрикнула, и в тот же миг я вышел из оцепенения. Огромным усилием воли мне удалось унять дрожь в руке и выстрелить. Пуля попала в цель, сутулое тело под плащом дернулось. Существо, бывшее некогда Адамом Гриммом, зашаталось, и нож выпал из костлявой руки. Он молниеносно развернулся и бросился к скулящему Бренту, сразу поняв степень грозящей ему опасности и тут же сообразив, что сумеет расправиться только с одной жертвой. Свой выбор он сделал мгновенно.
Иногда я спрашиваю себя: если бы я выбил раму и ворвался в комнату, пытаясь схватить раненого Гримма, удалось бы мне спасти хозяина? И каждый раз отвечаю – нет. Оборотень двигался с такой скоростью, что Ричард Брент все равно бы погиб раньше, чем я коснулся подошвами пола хижины. Быстрота происходящего оставила мне только одну возможность, и я ее использовал: нашпиговал метнувшуюся тварь свинцом. Пули вонзались в бестию одна за одной, Гримм должен был уже давно упасть бездыханным, но монстр продолжал двигаться. Оказалось, что его жизненные силы превосходят все мыслимые пределы и для человека, и для животного. В том, чем он стал, было нечто сверхъестественное, порожденное черной магией огнепоклонников Внутренней Монголии. Под градом выпущенного с близкого расстояния свинца ни одно известное мне существо не могло продержаться так долго. А он, пошатываясь, шел и не падал до тех пор, пока я не опустошил один из револьверов, припечатав Гримма шестой пулей. Наконец он свалился, но продолжал ползти на четвереньках, из раскрытой в жуткой ухмылке пасти капали кровь и пена. Я не мог промахнуться, и меня охватила паника. Стреляя с левой руки, я опустошил и второй револьвер, направляя выстрелы в тяжело ползущее тело, оставляющее за собой широкий кровавый след. Смерть выжидала, отступив перед ужасной решимостью этой некогда человеческой души, и все силы ада не в состоянии были удержать Адама Гримма от расправы над его добычей. Изрешеченный двенадцатью пулями, истекающий кровью, с пробитым черепом, он все же добрался до распростертого на диване человека. Адам приподнялся на руках, изуродованная голова устремилась вниз, и ужасные челюсти сомкнулись на глотке Ричарда Брента, испустившего последний придушенный вопль. Мгновение – и обе жуткие фигуры слились воедино: сошедший с ума от страха человек и спятивший от жажды мести нечеловек. Затем Гримм со звериным проворством откинул голову с окровавленной мордой и блеснувшими в злобном оскале клыками. Он смеялся. Смеялся в последнем приступе ужасного торжествующего смеха... И вдруг замолк, захлебнувшись потоком хлынувшей из пасти крови. Все еще цепляясь за свою жертву, он рухнул на пол и наконец затих навсегда.
