Испепеляя взором ближайшие ряды зрителей, я заметил некоего субчика, шумевшего за десятерых. Он был в “закопченных” очках, с длинной рыжей бородой и в надвинутой на глаза матросской шапочке. Мне стало не по себе от его устремленного на меня через темные очки горящего взгляда. Может, это нанятый моими конкурентами стрелок? Я решил при малейшем подозрительном движении расколоть ему череп и только потом задавать вопросы.
Кто-то просунул руку между канатами и дернул меня за брючину. Я увидел побледневшего Джонни.
– Стив, – прошептал он. – Теперь нам крышка. Брок смылся!
– Что? – Я непроизвольно дернулся, потом наклонился, сгреб его за ворот и протащил меж канатами на ринг. И процедил: – Развлеки этих паразитов. Спой им что-нибудь или спляши, а я сейчас вернусь.
Бегом устремляясь по проходу, я расслышал жалкий лепет Джонни:
– Господа, не угодно ли послушать “Мордой об стойку бара”?
– Не-ет! – хором заорала толпа, в которой я уже приметил знакомую персону. То был англичанин Бристол Рейни, бывалый боксер.
Я ухватил его за плечо, наклонился и прошипел на ухо:
– Брок удрал из клуба. Не хочешь взгреть Туза Кинана за двадцать пять монет?
– За такие деньги я готов взгреть самого Демпси, – живо отозвался он и поспешил за мной. В раздевалке я быстро объяснил ситуацию Кинану.
– Извини, но это не моя вина, – потея как лошадь, сказал я боксеру. – Но если откажешься драться с Рейни, я тебя размажу по стенам этой раздевалки.
– Я с ним подерусь, – заверил меня Кинан. – Но только он мне не нравится.
– Плевать! – бросил я, торопясь вернуться в зал, где неблагодарная толпа забавлялась швырянием пустых пивных бутылок в беднягу Джонни.
Мой громовой рев положил этому конец.
– Хватит! Того, кто бросит еще одну посудину, я своими ногами втопчу в пол! – Как ни странно, публика утихомирилась, и я добавил: – Господа, к сожалению, Брок смазал пятки. Я заменяю его Бристолем Рейни и...
Я вынужден был замолчать, потому что от рева едва не обрушилась крыша. Ничто на свете не огорчает публику сильнее, чем замена бойца.
– Гони назад наши деньги! – орали зрители.
– Ладно! – отозвался я, на миг теряя терпение. – Я верну ваши проклятые монеты, но только желающий забрать их пускай подойдет ко мне!
Все еще вне себя, я спрыгнул с ринга, и ко мне нетвердой походкой подошел здоровенный матрос.
– Хочешь забрать свои деньги? – осведомился я.
– Ага! – рявкнул он. – Я выложил за этот вшивый балаган целый доллар!
– Ну хорошо, – проскрежетал я. – Забирай!
Сунув в протянутую лапу мой последний доллар, я изо всей мочи саданул ему по скуле. Он перелетел через первый ряд стульев и успокоился среди обломков второго, задрав к потолку матросские сапоги.
– Кто еще хочет забрать деньги? – воинственно прогремел я, приплясывая от возбуждения. Во “Дворце Удовольствий” воцарилась зловещая тишина, но никто не подошел ко мне, а через минуту в проходе появились боксеры.
Воспоминания о том поединке останутся со мной до последнего дня. Иногда он мне снится, и я просыпаюсь среди ночи с воплем о помощи. То был кошмар наяву. В первом раунде Рейни схлопотал в брюхо и после этого уже не открывался. Он был подл, хитер и труслив. Кинан желал драться по-мужски, но Рейни сводил на нет все его благородные порывы. Один клинч следовал за другим, я замучился разнимать. Попробуйте-ка оторвать друг от дружки пару двухсотфунтовых громил. Только растащил, глядишь, они снова в обнимку... И так целых семь раундов, а жарища – вот-вот мозги расплавятся!
Лампы над рингом опаляли нас адовым пламенем, и все это время я сознавал, что подвергаюсь этой пытке задаром. Рейни кусался, лез пальцами в глаза противнику и в клинче падал на колени. Когда мне надоели эти фокусы и я пригрозил его вышвырнуть, он заржал и сказал: “Валяй, я ведь уже получил свои деньжата!”
Короче говоря, все кончилось в седьмом раунде. На протяжении всего боя болельщики Рейни осыпали меня оскорблениями, им не нравилось, что я заставлял их любимца драться честно. В толпе их поддержали многие англичане. Но вот боксеры вышли из своих углов. Кинан размахнулся – тщетно, Рейни мигом вошел в клинч. Я, пошатываясь, приблизился, чтобы разнять, и – бац! – пивная бутылка разбивается о мой череп. Я растянулся между боксерами, секунду повисев на их сомкнутых руках, затем Рейни ухмыльнулся и злобно опустил каблук мне на подъем стопы. Я мигом очнулся и вышел из себя, забыв при этом о публике, индусе и всем прочем, кроме ухмыляющейся физиономии Рейни.
Размахнувшись от самого бедра, я впечатал Рейни по челюсти. Никогда еще мне не доводилось видеть столь восхитительного полета: кувыркаясь в воздухе, этот лимончик перелетел через канаты и уже без чувств шмякнулся на колени своим подлипалам. Толпа с ревом вздыбилась, и человек сорок с пеной у рта полезли на ринг.
Джонни взвыл и устремился к ближайшему выходу. Кинан каким-то чудом перевалился через канаты, и его поглотила свора очумелых лимончиков. Я тремя ударами уложил троих, остальные волной прокатились по мне. Их было так много, что я не мог работать кулаками. С охапкой нападающих я обрушился на пол, чтобы кусаться, царапаться, увечить. Кто-то вцепился в мою глотку, другой прижался ко мне так тесно, что я отчетливо расслышал треск его сломанных ребер; пока он орал от боли, мои зубы застряли в чужом ухе; все это время по мне градом молотили сапоги. Послышался треск рвущейся материи и кожи, затем пронзительный визг, и я понял, что в схватку вступил Майк. Неожиданно в гущу дерущихся с грозным боевым кличем прыгнул некто устрашающий, он размахивал стулом, будто цепом. Это был рыжебородый незнакомец в темных очках!
