Произошла недолгая, короткая свалка, кровавая и ужасная, в которой потери несла почти исключительно одна сторона. А потом ряды восставших сломались. Крестьяне побежали обратно в деревню, жалобно воя, оставив примерно с дюжину тел в пыли перед воротами. Некоторые из упавших лежали совершенно неподвижно, а некоторые извивались и вопили от боли.
Но еще в самом начале часть толпы свернула в сторону и вбежала в сад через маленькие ворота, прежде чем их успели закрыть. Сэр Хью, загородивший Бернис от толпы, получил удар дубиной и упал без чувств, истекая кровью, на ковер раздавленных цветов. Бернис пронзительно закричала, когда над ней взметнулся сверкающий талвар с острым как бритва клинком... И тут появился Ранджит. Бернис отчетливо увидела, как он схватил голой рукой опускающийся с размаху клинок. Не брызнула кровь, и на коже индуса не оказалось пореза.
Человек, наносивший удар, попятился, выпустив оружие. Ранджит перебросил талвар через стену и, сложив руки на груди, повернулся лицом к толпе. Он ничего не сказал. Взгляд его был угрюмым. Но по толпе прокатился тихий стон, и неплотные ряди заколебались, словно пшеница на ветру. Бернис почувствовала нажим ужасной силы, словно пронесся порыв могучего ветра. Она ощутила, что от Ранджита исходит громадная сила, возможно родственная гипнозу, но куда как более могучая, поражая бунтовщиков психическим ударом непреодолимой силы. Толпа в страхе попятилась... Вдруг бунтовщики повернулись и с воплями убежали. Душу Бернис наполнила тень великого страха, когда она увидела мрачного и отчужденного Ранджита, его вовсе не похожего на мужчину ее мечты. Это был не страх, но какая-то слепящая, парализующая, уничтожающая волна абсолютного понимания, после которой Бернис осознала, что Ранджит настолько вне и выше ее, что они никогда не смогут встретиться на каком-то уровне, кроме физического. Она больше не могла стоять обнаженной, прямой и слепой перед хлещущими ее могучими космическими ветрами. Покров был сорван, открыв ей, что тело, которое она-то считала сгустком огня – ее собственное тело, – на самом дело было из плоти. И Бернис поняла, что для нее существуют физические ограничения, которые она никогда не сможет преодолеть.
Лежащий у ее ног сэр Хью неожиданно сделался якорем, способным удержать ее у берегов той части человечества, которую она знала. Бернис упала на колени, цепляясь за него и рыдая. А подними она взгляд, то увидела бы Ранджита, склонившегося над ней. Тень слабости была на его лице, и выглядела эта слабость ужасней, чем мрачный взгляд, которым он встретил толпу. Потом тень растаяла, и вернулась прежняя, нежная улыбка, в которой, казалось, таилась любовь ко всему хрупкому человечеству.
Девушка почувствовала, как Ранджит отстранил ее. Индус соединил кончиками пальцев края раны Хью. Кровотечение сразу же остановилось, и йог, оторвав от собственной одежды полоску чистой ткани, быстрыми движениями уверенных пальцев перевязал голову англичанина.
Из дворца к ним спешили слуги. Тетя Сесилия, позабыв про свою осанку, горбилась всякий раз, как раздавался ужасный треск выстрелов. Выли умирающие, пахло свежей кровью. Тетя Сесилия истерически кричала, зовя свою племянницу. Она закричала еще громче, когда увидела слуг, несущих во дворец сэра Хью.
Бернис последовала за ними во дворец, но Ранджит мягко увлек ее назад. Они оказались одни среди кустов.
– Ты любишь его, – мягко сказал индус.
– Я не знаю! – взвыла девушка. – Нет! Нет! Я люблю тебя... но...
– Он твой сородич. А я – нет, – медленно произнес Ранджит. – Наша любовь была безумием, порождением эгоистического желания. Я, для которого Истина была всем, предал собственную веру. Я ослепил тебя ложным блеском, который даже сейчас омрачает твой разум и не дает тебе принять какое-то определенное решение... Ты должна увидеть меня таким, каков я есть на самом деле, лишенным покрывала иллюзий. Я видел, как ты содрогнулась, когда я заговорил о своих годах, проведенных в Пути. Ты должна знать правду. Знаю, что ваш западный мир не понимает и не верит в науку, которую он называет философией йогов. Я не могу заставить тебя понять... не могу рассказать тебе в один миг то, для познания чего потребовалась бы тысяча лет... не могу растолковать, чем компенсируется отречение. Но жизнь, тянущаяся почти до бессмертия, – одна из таких компенсаций... Я не молод и не красив. Я стар – настолько стар, что ты б мне не поверила, если бы я тебе сказал. Но это дано лишь Ступившим-на-Путь для сокрытия реальности их внешности, чтобы они не оскорбляли других своим видом. Теперь же я на миг сниму этот покров. Смотри!
Его приказ прозвучал резко и неожиданно, почти как жестокий удар. И Бернис вскрикнула от страха и отвращения. Перед ней стоял не молодой человек, а старое, иссохшее, беззубое, лысое, сутулое существо, которое едва ли было человеком. Лицо Ранджита избороздили морщины, а кожа походила на дубленую шкуру. Когда Бернис съежилась и попятилась, дрожа от отвращения, то увидела, как морщины медленно тают и исчезают. Фигура Ранджита распрямилась, раздалась в плечах. Перед ней, печально улыбаясь, стоял Ранджит, но девушка содрогнулась, когда, пусть нечетко, проследила в его мужественных чертах те морщины, которые увидела на древнем лице.
Бернис ничего не сказала, в этом не было необходимости. Мельком увиденные ею высоты, смутные и сверкающие, исчезли навсегда. Постанывая, она уткнулась лицом в ладони. А когда она подняла голову, Ранджит пропал, и лишь в ветвях деревьев прошуршал странный ветерок.
Тогда Бернис повернулась и пошла во дворец, где ждал ее сэр Хью.
