1937. Сталин против заговора «глобалистов»

максимально сосредоточить партию на идеологической работе, сведя в то же время до минимума ее административное вмешательство. Уже после войны он, по заданию Сталина, подготовил проект новой программы ВКП (б), которую планировали принять на партийном съезде в 1947 году. Проект предусматривал осуществление целого комплекса мер, призванных радикально преобразовать жизнь в стране. Предполагалось включить в управление СССР всех его граждан (само управление планировалось постепенно свести к регулированию хозяйственной жизни). Все они должны были по очереди выполнять государственные функции (одновременно не прекращая трудиться в собственной профессиональной сфере). По мысли разработчиков проекта, любая государственная должность в СССР могла быть только выборной, причем следовало проводить всенародное голосование по всем важнейшим вопросам политики, экономики, культуры и быта. Гражданам и общественным организациям планировалось предоставить право непосредственного запроса в Верховный Совет.

В 1947 году съезд так и не состоялся, а реформы были отложены. Но из содержания проекта хорошо видно желание руководства изменить строй в СССР.

[- 244 -]

Судя по всему, это желание было присуще сталинской группе еще до войны. В мае 1941 года утверждается нечто вроде триумвирата «Сталин — Жданов — Вознесенский», который возвышался над старой сталинской гвардией и явно был нацелен на осуществление широкомасштабных реформ.

Не обошлось здесь и без «германского вопроса». Немецкий посол в СССР В. Шуленбург сообщал (трижды за месяц май) в Министерство иностранных дел Германии — Сталин возглавил правительство для того, чтобы преодолеть ошибочный курс Молотова в отношении Германии. По мнению Шуленбурга, который выступал за сближение с Россией, Сталин будет придерживаться совершенно иного, дружественного курса. И перед рейхом встает выбор — либо пойти навстречу Сталину, либо вступить в конфронтацию с СССР, которая закончится мобилизацией всех советских сил вокруг авторитетнейшей фигуры вождя Союза. Донесения Шуленбурга были положены под сукно статс-секретарем Министерства иностранных дел Германии Э. Вайцзеккером, и так не попали на стол к высшим руководителям рейха. Проанглийская партия, как огня опасавшаяся сближения двух «недемократических» государств, работала весьма эффективно.

К слову, «подсуконной» тактикой пользовался и сам Шуленбург. Так, он придержал ноту Риббентропа от 3 сентября 1940 года, которая отличалась крайней степенью жесткости. Через некоторое время министр иностранных дел Германии направил гораздо более мягкое послание. Воистину, усилия немецкого посла по сохранению нормальных отношений между СССР и Германией еще предстоит изучить и оценить в полной мере.

И вот еще очень важный момент. Шуленбург писал о смещении Молотова с поста премьера следующее: «Это изменение объяснено перегруженностью Молотова [- 245 -] работой, но на самом деле означает реальное падение его авторитета... Сосредоточение всей власти в руках Сталина означает повышение авторитета правительства в СССР и новое возвышение Сталина, которое, очевидно, полагает, что в ситуации, которую он считает серьезной, он лично должен взять на себя полную ответственность за судьбу Советского Союза». [- 246 -]

Глава 15. «МИСТЕР НЕТ» ИЛИ «ТОВАРИЩ ДА»?

Надо думать, что под «ошибочным курсом» Молотова Шуленбург имел в виду позицию СССР, изложенную премьером и наркомом НКИД во время его ноябрьского (1940 года) визита в Германию. Тогда, от имени советского руководства и лично Сталина, Молотов выдвинул следующие требования: 1) вывести немецкие войска из Румынии и Финляндии; 2) обеспечить советский контроль над Болгарией и проливами в Средиземное море; 3) обеспечить интересы СССР в Швеции и районе Шпицбергена. Выполнение этих требований Германии было очень невыгодно. Она испытывала острую нехватку сырья, а тут ей предлагалось рискнуть — румынской нефтью, шведской рудой и турецким хромом. Все это явно выходило за рамки советско-немецких соглашений 1939 года и взбесило Гитлера, еще недавно настроенного весьма благодушно в отношении Советов: «Россия после окончательной победы Сталина, без сомнения, переживает отход от большевистских принципов в сторону русских национальных форм существования» (письмо Муссолини от 8 марта 1940 года). Хотя и он сам нарушил статью 3-ю пакта, которая требовала согласовывать с СССР все действия, так или иначе затрагивающие его интересы. А ввод немецких войск в Румынию и Финляндию в 1940 году эти интересы, конечно же, затра- [- 247 -] гивал. И Союз, безусловно, должен был потребовать какой-либо компенсации. Сталин, кстати, был мастер на подобные дела. Но выдвинутые Молотовым требования были совсем уж чрезмерными — и они только подтолкнули немецкого фюрера к войне — на радость западным демократиям. Здесь чувствуется стиль, существенно отличный от сталинского. Ноябрьские требования попахивают прямолинейным, брутальным милитаризмом, что, конечно, никак не оправдывает Гитлера, совершившего в 1941 году нечто вроде национального самоубийства.

Можно предположить, что чрезмерные требования, выдвинутые Молотовым (кстати, главой Советского правительства) от имени СССР, были приняты вопреки позиции Сталина. То есть они были навязаны Сталину, который вынужден был подчиняться решению превосходящих сил в руководстве. А к таковым силам относились и Молотов (НКИД), и Тимошенко (армия). И это уже было очень много. С этим приходилось считаться.

Скорее всего, Молотов действовал в союзе с военной партией, надеясь, что она поможет ему вернуть власть. И он использовал каналы своего наркомата для того, чтобы войти во взаимодействие с Англией и США. То есть Молотов стал западником.

Очень показательно, в данном плане, поведение Вячеслава Михайловича в конце и после войны — оно дает представление об эволюции его взглядов на внешнюю политику.

Так, на первых заседаниях союзнической комиссии по Польше нарком иностранных дел заявил о том, что представители США и Англии могут посетить Варшаву и составить свое представление о происходящем. Это шло в разрез с позицией Сталина, который в марте 1945 года «вынудил Молотова публично отказаться от сделанного им ранее приглашения в Польшу американских и британских представителей. Наконец, он вне- [- 248 -] запно исключил Молотова из состава советской делегации для участия в конференции, созываемой в Сан-Франциско, где предполагалось провозгласить создание ООН...» («Сталин. Тайны власти»).

Уже после победы в Великой Отечественной войне Молотов, в интервью американскому журналисту, обещал снять ограничения на цензуру для иностранной печати. Это вызвало сильный гнев Сталина.

Кроме того, вождь воспринял в штыки и публикацию 9 сентября 1945 года, с санкции Молотова, речи Черчилля. В ней лидер британских консерваторов всячески восхвалял Сталина и Россию: «Я лично не могу чувствовать ничего иного, прмимо величайшего восхищения, по отношению к этоку великому человеку, отцу своей страны, правившему судьбой своей страны во времена мира и победоносному защитнику во время войны».

Сталина эти восхваления только покоробили (и это еще раз опровергает байку о его склонности к лести). Он отлично знал, что они неискренни и что Черчилль считает сталинскую Россию своим главным врагом. Иосиф Виссарионович послал руководящим членам Политбюро шифрованную телеграмму (сам вождь находился в отпуске по болезни): «Считаю ошибкой опубликование речи Черчилля с восхвалением России и Сталина. Восхваление это нужно Черчиллю, чтобы успокоить свою нечистую совесть и замаскировать свое враждебное отношение к СССР».

В публикации речи Черчилля Сталин усмотрел вполне реальную опасность политико-психологического свойства. В России действительно очень сильно развито низкопоклонство перед Западом, и часто какие-то лестные или просто ободряющие слова оттуда вызывают опасную эйфорию, грозящую потерей элементарной бдительности. В то время на Западе еще не оставляли надежды навязать России