Начальник команды службы связи подъесаул Бабаев. Полковой казначей подъесаул Авильцев.
4-я Кубанская казачья батарея.
Командир батареи войсковой старшина Яновский.
Старший офицер батареи есаул Белый.
Подъесаул Мраморов. Сотник Миронов.
Сотник Макаров (терец). Хорунжий Миронов (братья).
Начальник бригады Генерального штаба генерал-лейтенант Николаев (оренбургский казак).
Начальник штаба бригады Генерального штаба капитан Сычев (донской казак).
Старший адъютант подъесаул Удовенко (1-го Кавказского полка).
Начальник конно-саперной команды сотник Пенчуков (1-го Кавказского полка).
На разведке
Разведочная служба началась на второй день от нашего полка. Одна сотня выступала на сутки к самой персидско-турецкой границе, и от нее на 12 часов высылался поочередно офицерский разъезд силою в один взвод казаков безостановочно курсировать по всем тропам. Выйдя из Макинского ущелья, мы вновь увидели наш библейский Большой Арарат, но уже с юго-восточной стороны. Его нарядная белая шапка никогда не тающего снега дышала суровостью, недоступностью и какой-то мистической таинственностью. Малый Арарат, который теперь ближе к нам по расстоянию, темный, мрачный, почти конусообразный, был словно детеныш против Большого Арарата и страшил своею дикостью. В провале между ними сходился стык трех государств — России, Турции и Персии. За ними было наше Отечество, почему кровь так тепло пробежала по всему организму… Это, конечно, заговорило, пронизало организм любовное чувство к Родине, так как здесь мы почувствовали себя так далеко и сурово отрезанными горами от России, до которой, казалось, и не доскачешь.
Солнце клонилось к западу, когда мой взвод оторвался от сотни и двинулся на север, к Арарату, вдоль границы. По долине кочевья курдов. Их черно-бурые громадные шатры привлекали взор. Мы ехали к ближайшему. Из него высыпало все семейство. Глава дома вышел нам навстречу с барашком в руках, подбежал почти вплотную к моему коню, быстро положил барашка на землю, выхватил нож и — бедный барашек лежит уже с перерезанным горлом.
Это у них означает знак глубокого гостеприимства. Турецкие посты пограничной стражи перед нами как на ладони, но нас разделяет болотистая местность, усеянная громадными валунами. Они нам машут своими фесками, чтобы мы не приближались к ним.
Всю ночь блуждаем мы по ущельям, по каменьям, по валунам, охраняя границу и свой отряд. Ночи стали холодные. Усталость дает знать. И вот остановишь взвод где-либо под каменной глыбой, спешишь казаков, и так тебе хочется спать… но тебя всего трясет от холода, ты борешься со сном и тревожно всматриваешься в темноту, думая о турках, которые могут напасть. Их же мы видели днем в какой-нибудь версте от нас. И местность им так знакома здесь. Курды живут по границе и там и здесь. Проводников и шпионов им можно набрать сколько хочешь. Турки ведь храбрый народ! И жестокий. И вспоминаешь — и историю, и дедовские рассказы в станице о бесконечных войнах с турками, об их янычарах, о вылазках и хитростях их и даже о «Делибаше» Пушкина.
Мне турки представлялись сильными, храбрыми и жестокими, почему я и бодрствовал. Казаки же, свалившись с седла, тут же засыпали крепким сном, накинув повод уздечки на руку. Молодецкие урядники — сплошной пример бодрости, выносливости и послушания. В первую ночь вдруг мы слышим: «пу-гу…пу-гу…» И подумалось — не условный ли это турецкий знак? Молча толкаю урядника и кивком указываю направление — дескать, не турки ли это? А потом этот звук слышится уже в другом месте. Потом еще дальше, но — то был ночной филин.
— Фу… штоб ты здох, — произносит урядник, и мы оба смеемся. Подобная служба продолжалась ровно полтора месяца.
Первый бой с турками
Батальон кавказских стрелков и сотня 3-го Таманского полка ушли в город Хой, и на смену им прибыл 12-й пластунский батальон 2-й Кубанской пластунской бригады генерала Гулыги, расположенной в районе городка Игдырь. Этот батальон вошел в наш отряд. Задача Макинского отряда в случае войны — ударить по Баязету с востока, а Эриванскому отряду генерала Абациева в составе бригады генерала Гулыги, 2-й Кавказской казачьей дивизии и 66-й пехотной дивизии — с севера.
Бивак Макинского отряда спал, когда около полуночи в ночь на 20 октября 1914 года сигнальные трубы пропели тревогу и ординарцы командира полка быстро побежали по своим сотням, приглашая всех господ офицеров к нему. Бивак мгновенно ожил. Сотни уже под седлом. Мы — у командира полка. Взволнованный, с телеграммой в руке, он вышел к нам из палатки и, как никогда раньше, отечески, сердечно и твердым голосом произнес:
— Господа! Турция объявила России войну, и нашему отряду приказано немедленно же наступать на Баязет. С нами Бог! — И он снял папаху и перекрестился. Его примеру последовали и все мы.
Какое чувство было у нас тогда, в этот исключительно памятный момент в жизни каждого из нас?
Волнения, боязни — не было. Скорее, спокойная обязанность к войне, чему нас учили и воспитывали в военных училищах. Безусловная радость охватила души молодежи и тех старших офицеров, которые искренне любили военную службу, посвятив ей все свое существо. Мое личное чувство тогда было — радость. Наконец-то мы дождались того, к чему готовились! Было и чувство любопытства: как это вести теперь настоящий бой, стрелять в живых людей, убивать их и подвергать себя лично тому же? То, что мы победим турок в первом же бою, сомнений не вызывало.
Наш сотенный командир, подъесаул Маневский, был весьма сосредоточен. Командир полка обходил сотни, каждой говорил хорошее напутственное слово и предлагал коротко прокричать «ура» за державного вождя Русской армии, государя императора и за Россию. Казаки дружно, коротко, но не раскатисто кричали «ура», и командир шел в следующую сотню. Я боялся, что турки услышат наши ликующие клики и приготовятся к бою, тогда как лучше на них напасть врасплох. До них — 20 верст. Такова была наивная молодость.
Получен боевой приказ по бригаде — как двигаться полкам. Наш полк назначен головным, а от Таманского полка назначена разведывательная сотня. Это было нехорошо и неправильно. Тактика учит, что силы известного участка должны состоять из одной и той же части и находиться в подчинении одного начальника. По этому принципу разведывательная сотня должна быть от кавказцев. Первый же бой и показал правоту этого принципа.
4-я сотня таманцев есаула Братухина оставлялась в Маку для прикрытия всех обозов. Разведывательная сотня таманцев прошла мимо нас. В темноте по силуэту дивного коня командира сотни я узнал 2-ю есаула Закрепы. Мой друг и однокашник по военному училищу хорунжий Николай Семеняка — младший офицер этой сотни, значит, он первым и раньше меня вступит в бой с турками, констатирую я и желаю ему отличиться. Он твердый, «натурный» человек и с дороги не свернет. Я только жалел, что в ночной тьме не вижу его и не могу пожелать ему полного и обеспеченного успеха в первом же бою.
Во всех сотнях стояла напряженно-серьезная тишина в ожидании выступления. Сотни стояли спешенными. Казаки и офицеры говорили между собой тихо, словно боясь, как бы турки не подслушали их. Чувствовалось, что каждый из нас думал о войне и переживал — что даст нам утро?
Выступили. Шли шагом, не торопясь. Дорога извилистая. Расчет таков, чтобы к рассвету подойти к турецкой границе. Мы были верстах в трех от нее, как услышали впереди и вправо от себя выстрелы. Мы поняли, что разведывательная сотня таманцев натолкнулась на турок.
