Передового полка. Закроют им солнце татарские стрелы. Возможно ли уцелеть в такой сече?
Расставив полки, князь Дмитрий объехал их. Приблизившись к своей московской дружине, стоявшей впереди Большого полка, Дмитрий сошел с богато убранного коня и, встав на колени, усердно помолился Богу.
— Подойди сюда, Михаил! — подозвал он своего любимца боярина Михаила Андреевича Бренка, схожего с ним ростом и статью.
Боярин Бренко заспешил к князю. Дмитрий отдал ему свои позолоченные брони и коня.
— В бою, Бренко, ты встанешь вместо меня под алым стягом Спаса Нерукотворного. Воины будут видеть тебя на моем коне, в моих доспехах и думая, что это я, ободряться, — сказал князь, покрывая своего любимца поверх доспехов своим золотканным плащом.
Сам же князь Дмитрий облекся в неприметный доспех простого воина, одел островерхий шлем, взял щит, надежный меч и пешим, вкушая просфору, присланную преподобным Сергием, отправился в Передовой полк. Князь Глеб Брянский и воевода Тимофей Вельяминов пробовали остановить его, убеждая, что не дело князю биться впереди рати и рисковать собой, но Дмитрий не слушал их.
Вскоре князь присоединился к Передовому полку и встал рядом с иноком Ослябей, Родионом Ржевским и рязанцем Андрюхой-кожемякой.
— А ты, молодец, чего сюда притопал? — спросил Андрюха, никогда не видевший князя. — Жить надоело? Возвращайся к себе в Большой полк. Там надежней и стрелы татарские туда не долетают.
— Молчи, увалень рязанский, это же князь наш Дмитрий! — зашептал Родион Ржевский. — Зачем вы здесь, княже? Уходите!
Покачал князь Дмитрий Иоаннович головой:
— Не могу я уйти! Вас на смерть послал, а сам буду издали за битвой наблюдать? Нет, братья, стану я рубиться рядом с вами. Умру я али жив буду – тоже с вами.
— А ну раздвинься, ребята! Что сгрудились? Негде князю мечом махнуть, – задорно крикнул Андрюха-кожемяка.
Стоят русские полки, ждут своего часа.
В двенадцатом часу показались татары. Они надвигались сплошной стеной.
Серые кафтаны и темные щиты делали татарское войско похожим на грозовую тучу.
Его передовой полк в средней своей части был пешим и состоял из наемной итальянской пехоты — крымских генуэсцев. Закованные в непробиваемые брони пехотинцы шли густым строем, напоминавшим македонскую фалангу. Длинные копья сзади идущих лежали на плечах тех, что шел впереди. Словно не пехота двигалась, а копейный лес. За генуэсцами сплошной стеной ехали верхом татары.
— Сколько копий несут! Будет из чего дровишки заготовить! — весело крикнул Юрка.
— Поскаль зубы-то! — строго сказал старик Гаврила.
Выдвинувшись из строя на шаг, он уже накладывал стрелу на тетиву, опытным взглядом охотника оценивая, долетит ли.
Русская рать, сияя светлыми доспехами и червленными щитами, двинулась навстречу татарской. Полмиллиона человек — триста тысяч татар и двести тысяч русских воинов медленно сближались на болотистом, изрезанном оврагами Куликовом поле.
Приблизившись на расстояние полета стрелы, обе рати остановились.
Нарушив татарский строй, вперед выехал огромный воин. Соловый, с дикими глазами, жеребец под ним похрапывал и нетерпеливо перебирал точеными ногами.
Подняв жеребца на дыбы, гигант высоко подбросил копье, ловко поймал его и крикнул русичам что-то вызывающее. Одни летописи говорят, что звали татарского великана Чели-бей, другие, что Темир-Мурза. Русские воины медлили. Никто не осмеливался вступить в поединок с таким великаном.
— А ну-ка, братья, подведите мне коня! — загорелся князь Дмитрий.
Но тут выскакал вперед инок Пересвет. Низко поклонился он русской рати воскликнул:
— Брате Ослябя, моли за меня Бога! Господи, прости согрешения мои! Один раз живем — единожды и помирать.
Поправил инок Пересвет на шлеме схиму с крестом, пришпорил коня и поскакал настречу татарину. С волнением наблюдал за их схваткой русский и татарский стан.
Понеслись Пересвет и Темир-Мурза друг другу навстречу, столкнулись.
Поднялись на дыбы их кони. Пронзили друг друга Пересвет и Темир-Мурза копьями насквозь…
Пишет летопись: «ударишася крепко, толико громко и силно, яко земле потряститися, и спадоша оба на землю мертви».
Содрогнулись обе рати, поняли, лютая ждет их битва.
Поскакали вперед татары, взметнули в воздух тучу стрел. Закрыли стрелы небо, осыпали русские рати. Упал со стрелой в горле Василий Тупик, заслонивший собой князя. Вонзилась стрела в правую руку Андрею Волосатому.
Прикусил Андрей от боли губу, обломил стрелу, из раны выдернул. Переложил саблю в левую руку. Посмотрел на убитого товарища, молвил:
— Что ж ты, Вася, вперед меня поспешил… Ну ничего, скоро и я за тобой последую.
Смешались обе рати. Началась жесточайшая сеча. Наступают впереди генуэсцы теснят своими длинными копьями Передовой русский полк. Не прорубиться сквозь лес их копий. Отскакивают стрелы от генуэских броней.
Видит, старый Гаврила, что «с-под Рязани», сомнут сейчас Передовой полк.
Встал он на колено, натянул тетиву.
— А ну-ка, ребята, посмотрим сгодятся ли старые кости!
Выпустил старый Гаврила одна за другой три стрелки. Впились они точно в незащищенные лбы передним генуэсцам. Упали генуэсцы. Прорубились в это место русские воины. Не помогли теперь генуэсцам их длинные несподручные копья, не спасли их доспехи. Уложили их в рукопашной схватке топоры и булавы.
Да не успел Гаврила порадоваться. Впилась ему в грудь незащищенную пика татарская. До самого сердца просадила. Успел он только вымолвить:
— Эх, не увижу больше свою старуху!
Бьются рядом князь Дмитрий, Юрка и инок Ослабя. Большим топором — секирой тяжелой — сражается Ослабя. Разрубает татар до самого седла. Сторонятся его татары. Издали пытаются на инока аркан накинуть, конями затоптать.
Давно уже подрубил татарский мурза Андрюхе-кожемяке топорище. Осерчав навалился Андрюха на мурзу, сломал ему шею своими ручищами, отобрал саблю.
Машет теперь Андрюша саблей татарской. Увидал он, что окружают татары князя Дмитрия. В тесноте великой уж едва может князь мечом отбиться.
— Держись, князь! К тебе иду! — закричал Андрюха и бросился к нему на подмогу, да не заметил, как, визжа, кинулся на него с коня татарин. Взлетел за лопаткой у рязанца кривой татарский нож. Упал Андрюха, успел прошептать только:
— Больно кусаются комарики татарские!
Наседают татары. До сотни их против каждого ратника передового полка. Тает полк.
Вот уже и Юрка погиб, повиснув на татарском копье, и инок Ослабя, шепча костенеющими губами молитву, скрылся под горой татарских тел.
Оглянулся князь Дмитрий на Ослабю да не увидел его.
— Эх, — молвил, — не уберег я иноков Сергиевых! Что теперь скажу Сергию?
Сверкнула над головой у московского князя татарская сабля. Свесился к нему с седла плосколицый мурза. Не успел Дмитрий в тесноте мечом заслониться.
Ударила его татарская сабля по островерхому шлему. Упал князь…
Полегла костьми пешая русская рать Передового полка, полегла конная.
Разбили татары Передовой полк, врубились в ряды Большого полка, осыпали его стрелами. Задыхаются ратники в густой свалке, да не могут расступиться – теснота великая на поле.
Ржали, метались, грызли друг друга и людей раненые кони. Упавших сразу затаптывали, раненые, кто не способен был встать, оказывались погребенными заживо под грудой тел. Многие умирали под конскими
