«1.210 000 000 000 000 000 000 000» — 1, 21 триллион триллионов! И это я еще округляла в меньшую сторону! – поразилась математичка. — Но это ведь вообще нереальное число! Столько людей никогда не могло жить в одно время! Если сложить всех людей, которые жили за всю историю человечества — не будет и одной десятой от этого числа! Здесь какой-то парадокс, но я не понимаю какой! Ведь я все считала правильно!
2х2х2х2х2х2х2… и так восемьдесят раз или 2 в восьмидесятой степени — все верно!!!
— И ведь это только ваши прапрапрапрабабушки! — сказала Аня. — А ведь еще родственники других людей! Что же тогда получается, их всех надо складывать?
Ваш триллион триллионов, мой триллион триллионов, филькин триллион триллионов.
— Но как такое может быть? Сейчас население Земли только семь или восемь миллиардов, а раньше было намного меньше. У нас же получается, чем дальше в глубь веков, тем людей становится больше, — поделился своим открытием Коля Егоров.
И все недоуменно уставились на Хитрова, ожидая, что он подскажет решение этой загадки, которую сам всем и предложил.
А тот, уже не таясь, посмотрел на часы и, обнаружив, что до звонка всего две минуты, и опроса уже не будет, сказал:
— Честно говоря, я и сам толком не понял, как это возможно, но одну вещь я уяснил…
— Какую? — ошеломленно спросила Раиса Павловна, с трудом отрывая взгляд от немыслимого числа на доске.
— То, что у каждого человека не могло быть по триллиону триллионов прямой родни. А раз не могло, то родня у нас общая, а это значит, что все люди родственники… И мы с вами, Раиса Павловна, родственники, и с Анькой, и с Риткой, и вообще со всеми, кто живет на Земле. А родственникам тройки в четверти не ставят, и вообще обращаются с ними лучше, чем с чужими. А тут выходит, чужих вообще нет, и все на Земле — твоя родня!
— С точки зрения математики все неопровержимо. Мы все действительно в родстве, причем неоднократно, — подтвердила учительница, глядя на доску.
Прозвенел звонок.
— Конец урока! До встречи в новой четверти! — машинально сказала Раиса Павловна.
Филька взял свой рюкзак и вышел из класса.
— Пока, родственнички! — крикнул он уже на пороге.
Рассказ седьмой
PAUKUS GRUSULICUS
После уроков в пустом классе Катя Сундукова жаловалась Коле Егорову:
— У всех дома есть какое-нибудь животное: у Ритки — персидская кошка, у Фильки — кошка, у Аньки — овчарка, у Мокренко — хомяк…
— А у тебя какое? — спросил Коля.
— У меня никакого…
— Почему?
— Родители говорят, что у них аллергия, а, по-моему, просто не хотят… И поэтому, когда все хвастают своими животными, мне приходится отмалчиваться…
— Катя вздохнула и подошла к окну.
Егоров, которому Сундукова нравилась, хотел утешающе дотронуться ей до плеча, но взглянул на свою руку и спрятал ее за спину. Потом он остановился рядом с Катей и тоже стал смотреть на улицу.
— У меня тоже нет домашних животных, если не считать тараканов, — сказал он.
Девочка удивленно повернулась к нему.
— У тебя нет?!
— Никого, — кивнул Коля. — У бабушки в деревне, правда, есть пес в будке но он же не мой… Когда я приезжаю, он сначала на меня лает и только потом узнает.
Катя стояла совсем близко, и он рассмотрел у нее на правой щеке маленькую родинку.
— Значит, мы с тобой в равном положении? — шепотом спросила девочка чуть-чуть придвигаясь к нему.
— Выходит, что так! — тоже прошептал Егоров, чувствуя, что в груди у него замирает сердце.
В этот момент, как всегда некстати, в класс заглянул Максим Александрыч и споткнулся о стоявшее на пороге ведро с торчавшей из него шваброй.
— Понаставили тут! Сундукова, Егоров! Вы будете убирать? Я сейчас вернусь! — крикнул он и исчез, так и не решившись перешагнуть через ведро, опасаясь за свои новые итальянские ботинки.
Коля подошел к ведру, вытащил из него раскисшую тряпку и бросил ее на пол нагромоздив рядом несколько стульев и парт, между которыми как дуло гранатомета торчала рукоятка швабры.
— Это будет наше противотанковое заграждение, — решил он, осматривая свою работу.
— Скажи лучше: противомаксимное. Теперь наш франтик не сунется в своих наглаженных брючках, — весело сказала Катя и в качестве последнего штриха повесила на ручку двери мокрую тряпку.
Они уселись на заднюю парту, которая не была видна, если заглянуть из коридора, и стали болтать. Общение их выглядело следующим образом: Сундукова щебетала без умолку, а Егоров в основном молчал и изрекал «угу», гордясь, что так запросто беседует с девочкой.
— У тебя день рождения скоро? — спросил он, когда Катя сделала паузу.
— В октябре, через две недели, — удивленно ответила она. — А почему ты спрашиваешь?
— Потому, что я подарю тебе такое домашнее животное, что все наши лопнут от зависти! — в порыве великодушия пообещал Коля.
Девочка недоверчиво покосилась на него.
— Подари, но если это будет кошка или собака, родители заставят вернуть ее назад, — предупредила она.
— Не волнуйся, это ни кошка, ни собака, ни хомяк и ни рыбки!
— А что тогда? — Катя была заинтригована.
— Пока не скажу. Пусть будет сюрприз! — Коля сделал важное лицо.
— А ты уверен, что все лопнут от зависти? Даже Самойлова? — спросила Катя глядя на него с недоверием и надеждой.
— Ритка лопнет в первую очередь. Мой подарок затмит ее персидскую кошку! –
Егоров встал и, скрестив на груди руки, многозначительно посмотрел на девочку.
Надо сказать, Коля и сам пока толком не знал, какое животное подарит, но был уверен, что придумает. В конце концов две недели до дня рождения — немалый срок.
Из коридора появилась голова Максима Александрыча. Сундукова вскочила и сделала вид, что поливает цветы, а Коля в спешке начал двигать шкаф.
— Что за сырость вы развели? Лягушачий питомник открываете? — недовольно спросил учитель, глядя себе под ноги.
— Разведем лягушек — французам будем продавать! — сказал Егоров, и Катя замеялась.
Максим Александрыч попытался протиснуться между стульями, но в грудь ему уперлась палка швабры, а под ботинками зачавкала вода. Учитель с ужасом уставился на свои новые ботинки.
— Зачем вы загородили дверь? — рассердился он.
— Чтобы хорошо вымыть полы — нужен простор! — ответил Коля и с невероятным шумом стал сдвигать парты.
Оглушенный учитель попятился, схватился за дверную ручку, обмотанную мокрой тряпкой, и стал брезгливо вытирать платком ладонь и рукав пиджака.
— Вам помочь? — предложила Катя. — Хотите мы разберем завал?
— Не надо, я уже ухожу! Дайте только со стола мой дипломат! — потребовал учитель, отступая в коридор и стараясь больше ни к чему не прикасаться.
