пропыленный камзол, — Этот шевалье подвизается при вашем дворе уже лет десять. И, по-моему, он ничего собой не представляет.
Филипп не слышал его. Перед своим внутренним взором он все еще видел прекрасное лицо свого бога войны. Своего… Абсолютно точно, он будет принадлежать ему. Уже через несколько часов. Почему же, черт возьми, он велел ему явиться вечером, а не прямо сейчас?! Впрочем, предвкушение удовольствия часто бывает приятнее самого удовольствия, так что стоит подождать…
— Да вы не слушаете меня, Филипп! — возопил Эффиа в отчаянии, отвлекая принца от сладостных грез.
— Что? — Филипп посмотрел на его расстроенное лицо и нахмурился, — Ты утомил меня своим нытьем, что с тобой такое? Убирайся к черту. Нет, погоди. Распорядись, чтобы мне приготовили ванну. Кстати, тебе самому не мешало бы помыться, от тебя воняет.
Эффиа обиделся и ушел молча, мысленно хлопнув дверью. На самом деле, он был ни на шутку встревожен. Он хорошо знал шевалье де Лоррена, и был убежден, что, однажды обратив на себя внимание принца, тот не упустит свой шанс и не позволит ему использовать себя в качестве одноразового развлечения. Лоррен сумет сделать так, что Филипп не захочет расставаться с ним. Направляясь в свою палатку, маркиз вспоминал всех несчастных дам и господ, сходивших с ума по синеглазому красавчику, — ни для кого из них связь с ним не завершилась легко и приятно. Выросший при дворе мальчишка быстро научился извлекать пользу из хорошего к себе отношения, сам же он никогда и ни к кому не испытывал теплых чувств и даже не пытался вести себя благородно. Лоррен был расчетлив, циничен и эгоистичен. Лоррен был самоуверен и опасен. Он был точно таким же, как все друзья Филиппа, и он совершенно не был нужен в их компании. Угораздило же ему явиться перед принцем, как демону из преисподней, в грязи и кровище, от него разве что серой не пахло.
Как вот теперь от него избавиться? Может быть, пристрелит кто-нибудь в грядущем сражении…
Знал бы Эффиа насколько все серьезно на самом деле, обеспокоился бы гораздо сильнее, может быть, даже придумал бы что-то сам для того, чтобы избавиться от конкурента. Но маркиз полагал, что Лоррен всего лишь один из них.
На самом деле это было не так. Лоррен сумел стать для Филиппа чем-то большим. А уж само собой это получилось или шевалье над этим расчетливо трудился — со стороны трудно судить.
В палатку принца Лоррен явился умытым и переодетым, и уже не так походил на воинственное божество.
В утреннем сражении он не был серьезно ранен и большая часть крови, которой он был перепачкан, была не его, просто почти прямо перед ним взрывом разорвало на куски одного из солдат. Собственно, благодаря ему Лоррен и остался жив, ему досталось только осколком шрапнели по голове, который прошел по касательной, содрав кусок кожи и слегка оглушив его. Ослепленный кровью, болью и с красным туманом перед глазами, Лоррен примчался в ставку командования, будучи немного не в себе, его в тот момент просто разрывало от злости и от желания немедленно вернуться в проклятый городишко во главе армии и смести его с лица земли. Странная реакция Филиппа на его появление немало его поразила. Да, он явился эффектно, что и говорить, но ведь страшен был хуже черта!
Позже, у себя в палатке, глядя на свое отражение в зеркале, Лоррен хохотал как безумный, к вящему ужасу своего камердинера, который перепугался не на шутку, когда его увидел, — он решил, что его хозяин смертельно ранен или спятил. Кровь все еще текла по его лицу, смешиваясь с копотью и грязью, в волосах застряли кусочки черепа и мозга убитого солдата. Вот это нравится принцу Филиппу?! Не красота, не изящество, не утонченность, — чужие мозги в волосах?! Знать бы заранее, не пришлось бы десять лет без толку болтаться при дворе, давно выбился бы в фавориты!
Палатка Филиппа явно незаслуженно носила столь скромное название, на самом деле это были целые покои со множеством комнат, разделенных вместо стен гобеленами со сценами охоты, сражений или же фривольного содержания, — в зависимости от назначения помещения. Палатка еще больших размеров была только у короля, да и то, надо отметить, не намного она была больше.
— Его высочество ждет вас, — сказал Лоррену камердинер.
А вот где именно ждет его высочество, не уточнил. Лоррен заблудился в хитросплетении гобеленов, потом пошел на голоса и неожиданно оказался в ванной комнате.
Его высочество Филипп возлежал в большой позолоченной ванне, рядом стоял паж с черпаком кипятка в руке, выбирая место, куда бы вылить горячую воду, чтобы ни дай Бог не обжечь принца. У Филиппа был такой вид, что становилось ясно, — паж получит нагоняй в любом случае.
— Ты хочешь сварить меня заживо? — завопил принц, когда мальчик отважился плеснуть немного воды у самого краешка ванны. Тот вздрогнул и бросил обреченный взгляд на вошедшего в этот миг шевалье.
— Прошу прощения, ваше высочество, — пробормотал он.
Лоррен предстал перед очи принца и поклонился.
— Я к вашим услугам, монсеньор, — проговорил он, — Полагаю, я явился не совсем вовремя и мне стоит…
— Не стоит, — прервал его Филипп, — Подойди ближе.
Лоррен сделал шаг вперед.
Филипп с большим беспокойством оглядел повязку на его голове.
— Ты выглядишь бледным и усталым, — сказал он, — Не думал, что ты серьезно ранен. Я прикажу моему врачу осмотреть тебя.
— Благодарю вас, но моя рана сущий пустяк, ваше высочество, — ответил Лоррен, — Я буду рад служить вам.
— Правда? Что ж, хорошо… Ты так храбро сражался сегодня, — промурлыкал Филипп, — И заслуживаешь какой-нибудь награды. Чего бы ты хотел?
— Мы проиграли бой, — заметил Лоррен.
— Ты вывел из города солдат, и после поспешил, чтобы сообщить мне, что в моей ставке скрывается шпион, хотя был ранен.
— Вам удалось разоблачить его?
— Конечно, — улыбнулся Филипп и облизнулся. Как будто успел сожрать этого бедолагу, и он даже оказался недурен на вкус.
То ли от духоты и влажности, то ли оттого, что удар по голове оказался сильнее, чем он предполагал, Лоррен вдруг почувствовал, что его слегка повело, и в ушах зазвенело. Образ Филиппа поплыл в тумане, а край позолоченной ванны внезапно оказался как-то слишком близко.
— И все же тебе дурно, — услышал он голос принца прямо перед собой и от неожиданности пришел в себя. Филипп стоял рядом, поддерживая его за плечо. Вода текла с него ручьями, мокрая кожа дышала жаром, и от нее пахло медом и какими-то травами. Филипп убрал волосы с лица Лоррена и заглянул ему в глаза. Взгляд принца тоже полыхал жаром.
— Знаешь, — сказал он, — забирайся ко мне в ванную. Горячая вода приведет тебя в чувства, мой камердинер добавляет туда что-то такое… бодрящее.
Филипп принялся расстегивать пуговицы на его камзоле, Лоррен перехватил его руку и крепко сжал.
— Это честь для меня, ваше высочество, — проговорил он хрипло, положив свободную руку Филиппу на талию и прижимая его к себе.
Купание действительно оказало на Лоррена весьма благотворное влияние. Он уже и не помнил, когда в последний раз мылся в ванной, кажется, это было в доме какого-то зажиточного буржуа, в одном из захваченных ими городов. В лагере же никто из приближенных Филиппа не имел такой роскоши. Нежась в горячей благоуханной воде, Лоррен все еще не верил в свою удачу, он думал, что теперь должен вести себя правильно и осторожно, чтобы закрепить успех. Но что для этого следует делать? Филипп непредсказуем. И, говоря по чести, пока еще Лоррен не предпринял в отношениях с ним ни одного осмысленного шага, все складывалось как-то само собой, спонтанно. Это было непонятно и неправильно, Лоррен привык рассчитывать каждый свой ход и обычно получал запланированный результат. Он не любил отдаваться на
