— Но и не все поступили на службу к оккупантам. Чем вы это объясняете?
— Боялся, гражданин следователь.
— Чего?
— Всего боялся. Думал — будут бить, жечь, расстреливать…
— Вы полагаете, что другие люди не испытывали страха?
Дьяков промолчал.
— Ладно. Оставим пока этот вопрос. Расскажите о своей работе в качестве агента гитлеровской полиции. Насколько нам известно, в первые же часы после вступления фашистов в Пушкин вы изъявили желание стать их проводником. Вы привели их во дворец. А дальше?
Кустистые, словно приклеенные, изрядно поредевшие брови Дьякова чуть дрогнули.
— Потом я получил задание узнать, где зарыты статуи и другие экспонаты из парка и дворца.
— Что вам удалось?
— Ничего. Я не хотел обнаруживать себя и действовал через подставных лиц, полагая, что когда немцам придется уйти, мне не сдобровать. Так и вышло: отступая, они даже не вспомнили обо мне.
— Зато о вас вспомнили в Бонне сразу после окончания войны.
— Да. Я стал их агентом.
— Что побудило вас к этому?
— Боялся, что меня разоблачат. Хотел заработать кроме того, — ' коротко ответил Дьяков. Следователь поморщился.
— Рассказывайте о своей «работе».
— Мне поручили следить за Сергеевым. Надо было достать его фотокарточку. Пришлось ехать вслед за ним в Пушкин. Я передал фотографию на явочной квартире. Но вскоре меня снова вызвали и приказали ехать в Калининград. Здесь я встретился с другим агентом — имени его я не знаю, знал только пароль. Он и должен был выполнять все поручения под моим руководством.
— Так сказать, повышение получили?
— Да, — не понял насмешки Дьяков.
— Зачем вы прибыли сюда, в Калининград, в тот вечер, когда вас арестовали?
— Мне было приказано выполнить задание особой важности. Дело в том, что…
И вот теперь Сергеев сидел у Денисова в кабинете и читал:
«Полковнику М. Г. Шарапову
от следователя Резвова
Р а п о р т
Доношу, что задержанный в сентябре 1958 года агент иностранной разведки Дьяков Леонид Яковлевич на предварительном следствии показал нижеследующее.
После того как разведке одного из враждебных нам государств стало известно о том, что в Калининграде в районе улицы Маяковского обнаружен крупный склад боеприпасов, оставленный немецкими фашистами и подготовленный ими к взрыву, Дьяков получил приказ немедленно выехать в Калининград и, после того как начнется разминирование склада, подорвать находившиеся там мины, снаряды, бомбы и гранаты числом около одиннадцати тысяч штук.
С этой целью Дьяков, одетый в форму старшины-сверхсрочника Советской Армии и обеспеченный необходимыми поддельными документами, должен был проникнуть в район разминирования и незаметно оставить там подрывной механизм, искусно смонтированный в ржавой консервной жестянке.
Своевременное задержание Дьякова сорвало этот диверсионный акт.
Как известно, группой воинов-саперов под командованием гвардии майора А. В. Еремина склад был благополучно разминирован, взрыва не произошло, что спасло от разрушения железнодорожный вокзал, близлежащую среднюю школу, значительное количество жилых домов, водопроводную и осветительную системы, а также ликвидировало угрозу жизни многих тысяч калининградцев.
Тот же Дьяков сообщил на допросе, что агент разведки, который совершил в 1945 году покушение на нынешнего архитектора города О. Н. Сергеева и затем похитил его портфель, перешел границу и скрылся в Западной Германии.
Следствие по делу изменника Родины Дьякова продолжается».
— А о янтарной, комнате он что-нибудь сказал? — спросил Сергеев, кончив читать.
— Говорит, не знает, — ответил Денисов. — Думаю, не врет. Слишком мелкая сошка для того, чтобы его вводили в курс таких дел.
— Мелкая сошка, — усмехнулся Сергеев. — Вон Кох — крупная сошка, а толку столько же… Ничего не получается. Все концы как в воду… Слушай Денисов, отпусти-ка ты меня в Ленинград…
3
Рабочие треста Горстрой разбирали кирпичную стену оранжереи в бывшем имении одного из фашистских вельмож.
Ударив ломиком по кладке, молодой рабочий вдруг заметил, что из-под кирпичей выкатилась гильза крупнокалиберного патрона. Как она очутилась в стене? Зачем? Почему?
Парень поднял гильзу. Дульце ее оказалось залитым чем-то похожим на вар.
— Ребята, что-то интересное нашел! — закричал парень.
И вот на его ладони лежит, бережно прикрытая от ветра, бумажка серого цвета, какой-то немецкий бланк, на котором карандашом, наспех коряво нацарапано:
«Здесь работали русские
Соколов Петр, Брянской области,
Батов Демьян, Брестской области
1944 год».
Строители однажды обнаружили могилу, в которой лежали сотни скелетов. По остаткам одежды и полуистлевшей обуви они узнали тогда — это были советские воины.
А сейчас вот снова с болью рассматривали они поблекшую записку, осторожно передавая ее из рук в руки.
«Надо попытаться найти следы Соколова и Батова!» — решили члены комиссии по розыскам янтарной комнаты, после того как записка была вручена им.
В Брест и на Брянщину полетели запросы.
Через две недели пришел первый ответ: Батов Демьян Васильевич проживает с семьей в деревне Заеленье, Дрогического района Брестской области, работает в колхозе, а чуть позже пришло письмо и от самого Батова. Бывший солдат рассказывал о том, какой тяжелый путь страданий, лишений, голода и позора прошел он в немецком плену.
«О побеге не могло быть и речи, — писал Батов. — Нас окружали не только решетки и проволока, за нами неотступно следили охранники, эсэсовцы, лагерное гестапо…
Тысяча километров отделяла нас от Родины, мы находились в лагерях для военнопленных на территории Восточной Пруссии и, конечно, не могли рассчитывать на сочувствие местного населения. И тогда на алюминиевых ложках, самодельных портсигарах мы стали вырезать свои фамилии и адреса, а затем «теряли» вещи, в надежде, что когда-нибудь они будут найдены нашими советскими солдатами, и эта весточка о нас дойдет и до наших родных.
Сейчас это кажется наивным, а тогда мы верили в последнюю возможность сообщить о себе.
