Убедился? Пошли отсюда. Неужели тебе хочется убедиться в том, что ты ей неинтересен? Хочешь это услышать? Хочешь наслаждаться своими страданиями?
— Заткнись, — прошептал Клеммен вкрадчивому голосу, и тот обиженно смолк.
Стук в дверь показался ему слишком слабым, но дважды стучать не принято. Если не впустят сразу, значит, не впустят совсем.
Секунды текли и были мучительно долгими.
Убедился? — торжествующе заговорил внутренний голос. Нужны ещё доказательства? Ты хотел отдохнуть и развлечься? Ну так пошли, развлечёмся!
Усилием воли Клеммен подавил советчика. Дождь припустил сильнее. Никто не торопился открывать дверь. Странно, но горечи он не ощущал. Появилось чувство… ожидания, что ли? И надежды. Да, несомненно, надежды. Не все же засиживаются допоздна.
Дверь скрипнула, открываясь, и все мысли Клеммена словно сдуло порывом ветра.
Андариалл, как всегда, была прекрасна. На этот раз она была в длинном платье, всё с тем же обручем на голове. Даже в темноте Клеммен узнал этот обруч.
Из сумбура в голове сами собой всплыли слова:
—
Она улыбнулась и отступила на шаг, приглашая войти.
— Осень пришла, наступил листопад, — продолжил Клеммен, поднимаясь по ступенькам и не имея никакого понятия о том, что цитирует строки, что читал несколько часов назад.
— И ненастье, царица раздумий, — продолжила Андари, улыбнувшись. Клеммен закрыл за собой дверь и понял, что не имеет ни малейшего понятия, что делать, что говорить. О Владыка Мудрости… не позволь превратиться в бессвязно бормочущего глупца!
— Я ждала вас, — Андари прикосновением зажгла один из фонарей. Клеммен увидел, что на платье её изображена осень — листья, ветер, ниточки дождя. Словно живое. Просто шедевр!
— Я никак не мог решиться, — признался Клеммен, переобуваясь в сандалии — так было принято в здешних домах.
Ольтийка кивнула.
— Я знала и это.
Она протянула ему обе руки, Клеммен нерешительно взял их. Тысячи противоречивых побуждений вихрем обрушились на него… унять их и держать себя в руках стоило немалого труда. Она всё равно останется недостижимой, подумал он, наслаждаясь ощущением.
Он был бы рад стоять так, держа её за руки, до скончания времён.
Разум постепенно возобладал. Клеммен бережно отпустил её руки и сказал, чуть наклонив голову.
— Надеюсь, что своим появлением я не оторвал вас от…
— Мы не на приёме, — засмеялась Андари. — Не утруждайте себя церемониями.
Она повернулась (Клеммену показалось, что с подола её платья вот-вот сорвётся вихрь опавших листьев), направилась куда-то внутрь дома.
Клеммен направился следом.
Как она умудряется содержать такой большой дом в таком идеальном порядке?.. Хотя, конечно, прислуга…
Впрочем, к моменту, когда он вслед за ольтийкой переступил порог комнаты, напоминавшей зал для медитации монастыря Хоунант, Клеммен отчего-то осознал: никакой прислуги здесь нет. И никогда не было.
Всё здесь загадочно — и сама хозяйка, и то, где она живёт.
— Чаю? — спросила Андари и Клеммен с изумлением обнаружил, что на ней уже не платье, а светло- зелёная рубашка, светло-серые
Он осознал, что от него ждут ответа. Неимоверным усилием воли заставил себя улыбнуться и утвердительно кивнуть.
И заметил, что Андари… стала иной. Опять. Так же, как там, в оранжерее — стала
Ему казалось, что она
— Когда я встретил её у Камня, я очень удивился, — рассказывал Клеммен. — Чтобы белка преодолела такое расстояние…
— Она…
— Мне это тоже не понравилось, — признался Клеммен. — Но как вы узнали меня? Мастер сказал, что мой новый облик…
Вместо ответа девушка поднялась на ноги, жестом пригласила следовать за ней. Они вышли из комнаты, подошли к высокому, в рост человека зеркалу на стене рядом с дверью.
Клеммен едва не потерял дар речи от изумления.
Из зеркала на него глядел… он сам. Настоящий. Тот, который некогда ушёл из дома, отправился в долгое путешествие, чтобы остановиться здесь. Не блещущая особой красотой физиономия «прежнего» Клеммена показалась едва ли не самым приятным зрелищем.
— Меня непросто ввести в заблуждение, — добавила Андари, поворачиваясь к юноше. — Мы узнаем друг друга… теперь.
— Как вам это удаётся? — спросил Клеммен. Ольтийка только улыбнулась. Что-то словно включилось в голове.
— Вы сводите меня с ума, — он взял за руки, вглядываясь в бездонные карие глаза. — Простите мнея… Мне кажется, сейчас мне лучше уйти.
Ему померещилась льдинка в её взгляде. Ну вот. Язык его, наконец-то, подвёл.
— Я буду ждать, — ответила она просто.
— Ведь то, что представлялось нам огнём, — вновь произнёс Клеммен, не задумываясь, откуда берутся слова, — всего лишь сон…
— …навеянный дождём, — завершила Андари и отпустила его руки.
— До встречи.
— До встречи.
Клеммен отвернулся и направился к выходу, продолжая бороться с тысячью искушений. Ольтийка проводила его взглядом.
Гость волен уходить, когда угодно. Если хозяева дома провожают гостя до двери — значит, больше его видеть здесь не желают.
Андари прикоснулась к обручу на голове. Ей хотелось… сказать ему… сказать очень многое, но — нельзя, нельзя, нельзя!
Выбор ещё не сделан. Она сделала выбор… теперь — очередь за ним.
Покой нам только снится. С самого утра пришлось замещать одного из коллег-ненгоров (темнокожую неразговорчивую ольтийку, которая неожиданно сказалась больной). Больной! Ольтийка! Ежу понятно, что дело в чём-то другом..
Мне казалось, что вчерашний мой визит — сон. Во всяком случае, всё было слишком хорошо, чтобы быть явью. Однако утром я проснулся в добром здравии, не считая того, что линия жизни оставалась рассечённой. Как интересно! Д., получается, этого видеть не полагается? Кинисс — тоже?
Ладно, не до этого. Итак… зачем меня сюда вызвали?
Дело достаточно простое — кто-то из завистников одного из здешних ювелиров отыскал способ наложить проклятие на конкурента… запрещённый законом приём. Злоумышленник был давно изобличён. Теперь предстояло устранить проклятие.
На столе у ювелира — несколько десятков хорошо огранённых, безукоризненных бриллиантов. Один из них — смертельная ловушка. Чтобы устранить угрозу, необходимо как-то переместить эти камни. Но второй
