— Тебе лучше не знать, — ответила она. — Всё это слишком печально, для нас обоих. Когда ты намерен приступить к своему… плану?
— Как только выберемся отсюда.
— Договорились, — Кинисс поудобнее устроилась на пеньке.
Д. некоторое время смотрел на неё, после чего извлёк из кармана солидных размеров фляжку. — Из Хоунанта. Не желаешь?
Рептилия отрицательно покачала головой.
Линию раздела я заметил не сразу. Брёл себе и брёл… ещё два раза останавливался, чтобы пропустить крабов, торопящихся к морю; и один раз — наблюдал, как другое такое же страшилище выбирается на сушу и неторопливо, вращаясь вокруг своей оси, уходит вглубь. Поймать бы одного такого…
Да, но куда его потом девать? Нет, не до трофеев: вначале нужно выяснить, как вернуться домой. Отыскать помощь. Для начала — воду и еду.
Разумеется, я поглядывал время от времени наверх — но там ничего и никого не показывалось.
И тут я заметил линию раздела.
Она была вдалеке — наверное, в километре от меня. Стекая по каменной стене, ложилась поверх песка, исчезала в море. Выделяющаяся, тёмно-серая полоса. За ней песок был существенно темнее — не снежно- белый (приходилось порой идти, глядя вверх, чтобы перестали болеть и слезиться глаза), а серый.
Наконец-то! За линией раздела я различал какие-то тёмные силуэты… не то постройки, не то что-то ещё. Раз постройки — значит, люди. В этот момент я не думал, что разумные обитатели не обязательно должны быть дружелюбными. Обязаны быть! Если в подобном месте враждебно встречать всех, кто проходит мимо — долго не протянуть.
И я побежал навстречу границе.
Сил, как и прежде, оставалось достаточно. Никакой усталости — кроме той, что
И случилось то, чего я никак не ожидал. Линия начала отступать! Добро бы только одна она — но вместе с ней отступали вдаль и постройки… или что там было? Чем быстрее я старался бежать, тем быстрее она отступала.
И тут я впервые понял, что сил у меня вовсе не бесконечно много. Воздух неожиданно стал острым и горячим, мускулы ног — дряблыми и бессильными, а перед глазами всё стало двоиться. Я некоторое время шёл, пошатываясь… и упал прямо на песок.
Хорошо хоть, не в море.
А линия продолжала отодвигаться. Вскоре она вновь была на расстоянии километра, отъехала дальше… ещё дальше… пропала. Вместе со всем, что было по ту сторону.
Это было нечестно!
Если бы я мог заплакать от бессилия, я бы сделал это. Но сил оставалось только на то, чтобы сидеть и тяжело дышать.
И появилась жажда. То, чего я опасался больше всего на свете.
— Я пошла, — неожиданно объявила Кинисс и поднялась. Д., продолжавший предаваться приятным воспоминаниям, недоумённо посмотрел на неё и сделал движение, чтобы подняться.
— Куда это?
— В дом.
— Вот как! — говорить возмущённым шёпотом было непросто. — Мне, значит, нельзя, а тебе…
— А мне можно. Сделай одолжение — обойди пока вокруг дома. По ту сторону ограды, — Кинисс выделила интонацией «ту». — И, ради всех богов, никаких вопросов.
— Хорошо, — спорить с ней в такие моменты было бесполезно. Ворча про себя, Д. надел шляпу, привёл в порядок плащ, и вскоре ничем не отличался от множества прохожих, слоняющихся по городу без определённой цели. Дождь пошёл в последний день праздника — это очень хорошо. Это означает, что осень будет плодородной, что ни болезни, ни стихийные бедствия не затронут ни город, ни его обширные окрестности.
К тому моменту, как Д. в третий раз обошёл дом (всё чисто… с точки зрения человека), он окончательно вернулся в нормальное расположение духа. Кошки по-прежнему скребли на душе, но ощущения собственной ненужности уже не было. Да, старые добрые средства порой лучше любых новых лекарств. Его отец успешно боролся со многими невзгодами при помощи бутылочки-другой хорошего вина… которое, увы, его и сгубило — бедняга попал под несущуюся повозку. Сам Д. не считал спиртное лекарством от всех бед, но в подобные моменты оно незаменимо.
Кинисс проскользнула внутрь… человеку, впервые увидевшему Хансса, они могли показаться медлительными и неуклюжими. На деле же рептилии оказывались гибкими и проворными, словно кошки. Когда дело доходило до рукопашной, это неоднократно выручало их.
Человеческое обоняние по сравнению с чутьём Хансса не стоит ровным счётом ничего. Возможно, полуразумные предки человека и могли полагаться на свой нос, а вот рептилии не утратили эту важную способность. Чутьё порой говорит больше, чем остальные органы чувств. Например, сейчас Кинисс была уверена, что в доме никто не появлялся — с той поры, как они побывали здесь сутки назад — но никто и не уходил.
Уловить настроение ольтов не намного труднее, чем переживания Людей. Хозяйка дома сейчас испытывала… как странно… Кинисс была готова поклясться, что этим чувствам лучше всего соответствуют физические страдания. Что происходит с Андариалл?
Окликать её по имени не стоит. Д. уже попытался, и лишь чудом не заработал ещё одно проклятие. Его невероятное везение, как ни странно, продолжает ему помогать. Только теперь оно сопрягалось с главным проклятием — проклятием нескончаемой жизни — и спасало владельца, обращая смертоносные удары в болезненные, а в критические моменты склоняя чашу весов в пользу того, чтобы Д. успел уйти из-под удара. Чёрное, но везение.
В отличие от Д., Кинисс могла перемещаться, в подлинном смысле слова оставаясь незамеченной. Дело, конечно, не в заклинаниях — ольты, к какой бы
Дверь в мастерскую.
Самое главное — никакой магии.
Девушка сидела у стола, увлечённая работой. Кинисс осторожно обошла кресло со стороны. Если это — проекция, фантом, то очень, очень качественная. Никакая иллюзия не может долго обманывать опытного псионика. Кинисс закрыла глаза, сосредоточилась и открыла их.
Андариалл Кавеллин никуда не исчезла.
Она повернула голову в сторону пришелицы… и едва заметно кивнула. Кинисс оторопела, что с ней случалось довольно редко. Состояние «пустоты», когда намерения не выплёскиваются наружу, едва не рухнуло. Больше всего ей хотелось протянуть руку и потрогать то, что сидело перед ней…
…Однако Андариалл была по-прежнему в чёрном, серебряный обруч по-прежнему украшал её голову, а на левом бедре висел ритуальный кинжал. Если бы она извлекла его и просто указала им на Д…
Может быть, Д.
Эта мысль вернула Кинисс в состояние равновесия.
Кинисс справилась с потрясением и сосредоточилась на собственных чувствах. Несомненно, Андариалл не была псиоником — и уж конечно, не могла оставлять свои фантомы, да ещё такие правдоподобные. Однако отчего создаётся ощущение, что она находится в настоящий момент вовсе не здесь?
Метрах в десяти… сильный сигнал, совпадающий с сигналом Андариалл. И другой, несколько более слабый — в пятнадцати метрах. Множество мелких сигналов — эхо, оставленное недавно проходившим мимо мыслящим существом. Как такое возможно?
