издательство ориентировано на литературу, а не на макулатуру.
— Но ведь издавать Маринину очень выгодно коммерчески, — заметила ведущая.
— Торговать оружием и наркотиками еще выгодней, — разозлилась Лина.
— Хорошо, послушаем еще звоночек, — попросила ведущая.
— Я вот ветеран войны, дошел до Берлина, — закричал пожилой мужской голос. — Сам русский из- под Вологды, но живу в Одессе сорок лет! У меня пенсия копеечная! Почему Ельцин нас не защищает? Вы там в Москве живете как куркули, а мы тут с голоду дохнем!
— А вы подданный Украины? — спросила Лина, хотя слабо понимала, почему должна отвечать на вопросы, адресованные лично Ельцину.
— Но я же все равно русский, мать вашу! — закричал голос, и ведущая замахала звукооператорам за стекло, чтоб его отключили.
— Да с Россией бы разобраться, — сказала Лина. — Мы, конечно, в Москве получше живем, но крутимся как проклятые. Вот, предположим, я издаю книги, у меня мелкий бизнес. Это красиво, когда я в шелках муаровых сижу и показываю готовую книжку. А вы б видели, когда я бегаю, матерюсь, толкаюсь локтями, даю взятки, потом пью валокордин или водку... В общем, волка ноги кормят. А у вас тут еще социалистический ритм дыхания.
— Конечно, нам далеко до Москвы, — отметила девочка. — Но наша экономика тоже поднимается, и наши бизнесмены тоже встают на ноги. Послушаем еще звоночек.
— Скажите, пожалуйста, — попросил усталый женский голос. — А правда, что Кристина Орбакайте родила от лица кавказской национальности? Они нас всех тут достали, а она еще и родила.
— Честно говоря, я не настолько осведомлена о личной жизни Кристины Орбакайте, — ответила Лина. «Вот вляпалась, думала, про книжки пришла говорить, а сижу тут теперь, как лошадь в витрине». — Но я бы на вашем месте отделяла правовые проблемы от национальных.
— А вот еще звонок.
— Вы там в Москве совсем стыд потеряли! — сказал мужчина. — Я в смысле передачи «Про это». У нас ее все смотрят. Сами развратом интересуетесь и нас заставляете!
— А зачем вы смотрите, если вам не нравится? Вы разве не можете переключить? — спросила Лина.
— Я-то что? Я из нее за полгода узнал больше, чем за шестьдесят семь лет жизни. У меня внук смотрит, а ему шестнадцать! Я посмотрю, сердечное лекарство приму и спать лягу. А ему с этим жить! — возмущенно закричал мужчина.
— Дорогие телезрители, — обратилась ведущая. — Перед вами директор московского книжного издательства, и у вас есть уникальная возможность поговорить о литературе! Итак, последний звоночек.
— Я преподаватель русского языка и литературы, — сказал женский голос с большим нажимом. — Вы, конечно, в курсе, как нас тут всех давят и выживают, притом что Одесса никогда не будет говорить и думать по-украински. Ну вот так сложилось, такая судьба у города! Но я не об этом. Городские власти поставили на месте, где когда-то родилась Анна Ахматова, чугунную скамейку с ахматовским профилем...
— Извините, а где именно родилась Ахматова? Везде написано, в деревушке на берегу моря, — спросила Лина.
— Там уже давно город. Это Большой Фонтан, около улицы Перекопской дивизии, — сказал голос, и Лина вздрогнула. — Так что вы думаете? Кому-то эта скамейка с профилем понравилась! Таки они ее украли себе на дачу!
— Об этом ужасном факте вандализма мы рассказывали в нашей передаче, — взяла наконец эфир в руки ведущая. — Как жаль, что время подошло к концу. Огромное спасибо, госпожа Борисова, что вы нашли возможность прийти к нам в гости.
— Уф, — сказала она, стряхнув улыбку, когда их отключили. — Вы уж извините, у нас народ больной на голову. Еще спасибо, что не спрашивали, сколько двойников у Ельцина и беременна ли Пугачева.
Лина была счастлива. Улица Перекопской дивизии... Улица Перекопской дивизии! Именно этот обратный адрес она выводила на конвертах писем домой! Теперь она сможет найти бывший лагерь!
Вечером население автобуса было приглашено в бар «Воронцов» на Дерибасовскую. Когда Лина подъехала, веселье шло в зале второго этажа. Пушкинисты приложились к напиткам. А столы украшали бойко оформленные бутерброды и стаканы с коктейлем, утыканные соломинками, зонтиками из фольги и мягкими игрушками.
Хотелось пить, но никто не понимал, как подобраться к содержимому стакана, не выколов глаз об украшения и не прослыв серостью. Лина выложила излишества из стакана на тарелку и начала пить.
— Вы разрушили красоту, — с завистью сказала дама с веером. — Как жаль, что вас не было на конференции! Вы себе не представляете, сколько собрано материала.
— «Пушкин — это наше все!» — улыбнулась Лина.
— Оказывается, вы владелица крупного издательства, — мурлыкнула дама, и по плотоядному взору Лина поняла, что начинается втюхивание рукописи. — Я написала новую монографию. Страниц на пятьсот. Рабочее название «Поэтическая психея в дискурсе Серебряного века».
— Очень интересно, — ответила Лина, пытаясь не улыбнуться.
— Несколько издательств уже закидывало удочки, но я готова показать рукопись и вам, — предложила дама снисходительно.
— Масштабы моего издательства сильно преувеличены. Я готова посмотреть текст, но первыми экспертами являются книжные распространители, а рабочее название заблокирует их интерес, — мягко пояснила Лина.
— Это кошмар! Бандиты! Варвары! Культурная непрерывность страны зависит от коротко стриженных дебилов! — запричитала дама. — Как говорит мой муж, нам предстоит обучить «новых русских» пользоваться унитазом, ножом, вилкой и всей Европой!
— Уверяю вас, он преувеличивает. — Лину задела формулировка. — Что касается унитаза, то большинство моих интеллигентных друзей испытывает колоссальную оторопь в западных туалетах и часами изучает новые конструкции спуска воды. Что касается ножа и вилки, то их тоже не слишком часто подают в домах, где книг больше, чем денег. А что касается всей Европы, то «новые русские» ездят в нее, как вы на работу. А брюзжащие интеллигенты, как говорит Жванецкий, последний раз были там «никогда».
— Я понимаю, что задела вас лично, — сказала дама с веером, поджав губы, — но моя докторская диссертация зависит от людей, которые издают порнографию.
— Лично я не издаю порнографию, но и не издаю про «психею в дискурсе», потому что ее потом никто не купит. А значит, это благотворительная деятельность. Издайте на свои деньги, и вы легко проверите, скольким она нужна, — парировала Лина.
— Мы с вами социально не близкие люди. Я преподаю в университете, у меня не может быть таких денег, — в голосе дамы звучала гордость.
— Но вы не похожи на человека, который живет на зарплату университетского преподавателя, — выразительно посмотрела на нее Лина.
— Разумеется, — улыбнулась дама. — Мы с мужем сдаем четырехкомнатную квартиру, а себе снимаем двухкомнатную.
— Ну вот. И налоги небось не платите, — хихикнула Лина.
— Конечно, не плачу, — еще более гордо призналась дама.
— Так в чем между нами разница? Я занимаюсь мелким бизнесом издания книг и плачу налоги. А вы занимаетесь мелким бизнесом сдавания квартиры и не платите налоги. Кто из нас кого должен учить пользоваться всей Европой, учитывая, что вся европейская культура создана на налоги? — Лине очень захотелось облить даму ее нерушимым коктейлем с украшениями.
Тут, слава богу, раздался марш; все бросились на Дерибасовскую и закричали: «Цирк!» По улице весело двигалось шествие, состоящее из цирковой труппы. Вслед за музыкантами, гимнастами в блестках и яркими клоунами шли ламы, козы, пудели и медвежонок.
— Что значит этот проход? — спросила Лина у журналиста, опекавшего ее на открытии.
Цирк горит. А так и у них настроение поднимется, и у тех, кто на Дерибасовской, поднимется. И может, кто захочет к ним прийти. Надо было им слоненка взять. К прошлым выборам в зоопарке родился слоненок
