«Моя лопаточка меня заездила…» Снова заиграли «Лопаточку», и Савин с содроганием в душе кинул вороватый взгляд из-за плеча в сторону белокурой нимфы. Заметив, что блондинка поднимается со стула и опять направляется в его сторону, капитан сломя голову ринулся в фойе, на ходу вынимая пачку сигарет. Перекур – дело святое, понятное даже дамам. В дверях он нечаянно толкнул невысокого худощавого мужчину в темных очках, и, извинившись, закурил. Савин мельком бросил взгляд в его сторону – тот, недовольно что-то бормоча себе под нос, поправлял галстук перед зеркалом, – и едва не поперхнулся сигаретным дымом. Неужели?! Стоп, стоп, Савин, не горячись… Профессиональная память капитана заработала на полных оборотах: рост средний, голова малая, волосы короткие, редкие, светло-русые, лицо овальное, бледное, лоб широкий, нос длинный, глаза (экая жалость, за очками не видно!), рот… губы… подбородок… Возраст – явно не менее семидесяти лет.
Словесный портрет Христофорова! Правда, борода и очки изменяют внешность… Походка! Понаблюдать за походкой…
Мужчина наконец справился с узлом на галстуке и, слегка раскачиваясь со стороны в сторону и энергично размахивая руками, направился к своему столику.
Походка Христофорова!
Савин почувствовал легкий озноб: мужчина (Христофоров?) скрылся в нише, где расположилась компания его партнерши по танцам. Что делать? Проверить документы? А если документов нет? – в ресторане удостоверение личности не обязательно. Задержать! Смысл?.. Думай, Савин, думай! Что это Христофоров, капитан уже почти не сомневался. Почти. Он еще и еще раз раскручивал словесный портрет Раджи и все больше убеждался в том, что худощавый мужчина в темных очках – тот самый человек, который значится в федеральном розыске. Ах, как он ему нужен… Это кончик ниточки, который может привести к клубку. В этом Савин почти не сомневался. Проследить! Если это Христофоров, взять его никогда не поздно – Магадан не Москва, где человек, как иголка в стоге сена.
Срочно вызвать оперативную группу наружного наблюдения! Савин торопливо набрал номер по телефону-автомату, висевшему в фойе…
Коренастый мужчина в дорогом вечернем костюме-тройке темно–коричневого цвета вышел из туалета и, окинув острым настороженным взглядом фойе, направился к двери ресторанного зала. И тут же остановился в напряженной позе, услышав обрывки разговора Савина с дежурным по управлению внутренних дел. Какой-то миг он постоял, словно в раздумье, оценивающим взглядом окинул крепко сбитую фигуру капитана, и торопливо направился к столику, где веселилась компания блондинки.
Прошел, не останавливаясь мимо, незаметно для посторонних мигнул глазом мужчине в темных очках, и тут же, лавируя среди танцующих, направился к выходу. За ним поспешил и худощавый, подозрительно косясь по сторонам. В дверях он догнал коренастого; тот, пропустив его вперед, что-то тихо шепнул ему на ухо…
Савин на мгновение растерялся: худощавый мужчина в темных очках торопливо надел пальто и шапку-пирожок и заспешил вниз по ступенькам к выходу из ресторана. На второго, скрывшегося за дверью туалета и оттуда через щелку наблюдавшего за ним, капитан не обратил внимания. Долго раздумывать не приходилось – опергруппа явно не успевала, и Савин, не попадая в рукава полушубка, ринулся вслед за Христофоровым (он, конечно, он! – все сомнения исчезли).
Христофоров-Раджа торопливо пересек улицу и быстро засеменил в сторону бухты порта. Штормовой ветер хлестал по лицу снежной крупой, норовя столкнуть в сугробы вдоль тротуаров.
Почему он так торопится? – думал Савин. Что случилось? Неужели я засветился? Но ведь Христофоров меня не знает… Тогда в чем причина столь необычного поведения Раджи? Такие мысли не давали покоя Савину, пока он, умело маскируясь, следовал за Христофоровым. «Если будет оборачиваться, значит, он знает, что есть «хвост», – решил капитан. – А если знает, нужно брать – иного выхода не вижу. Жаль, очень жаль…»
Но Христофоров не оборачивался. Все такими же семенящими шажками он свернул в переулок, а затем скрылся в подворотне одного из домов. Не раздумывая, Савин поспешил за ним.
Краем глаза он успел заметить, как из-за угла к нему метнулась темная фигура, но вовремя уйти в сторону не успел, поскользнувшись на обледеневшем тротуаре. И в следующее мгновение страшной силы удар швырнул его на снег.
Глава 9
Охранник остановился, прислушался. Тихо. Только шелест дождевых струй нарушал угрюмое безмолвие осенней ночи. Широкое, затуманенное дождем лезвие прожекторного луча безжалостно вонзалось в скопище человеческих тел по другую сторону колючей проволоки. Воронки и рытвины полнились водой, капли мерно барабанили по спинам пленных, но тяжелый сон намертво сковал измученных людей, для которых этот дулаг[14] – просторная, утрамбованная ногами площадка с вышками и ржавой колючей проволокой по периметру – был всего лишь очередной ночлежкой страшного пути на запад.
Охранник перевел дыхание, поправил автоматный ремень, плотнее закутался в плащ-палатку и неторопливо зашлепал вдоль колючей проволоки к дощатой караулке.
Грязное месиво набилось за пазуху, в рваные ботинки, обжигало холодом отощавшие тела. Ползли гуськом, плотно прижимаясь к земле, такой родной и такой по-осеннему неприветливой.
Израненные до крови о немецкую колючку руки сводило судорогой, от напряжения мучила жажда. Ее некогда было утолить, несмотря на обилие луж по пути – только вперед, только быстрее, только подальше от зловещих вышек…
Серое промозглое утро застало беглецов в густых зарослях терновника. Забравшись поглубже в кустарник, они уснули мертвецким сном. Дождь по-прежнему неустанно полоскал озябшие голые ветки и редкие кустики пожелтевшей травы. Казалось, что он никогда не закончится. Алексей проснулся первым. Проснулся от говора и топота ног. Дождя уже не было, из-за лохматых серых туч изредка проглядывало солнце, оживляя изрядно подмоченный пейзаж.
Алексей встал на колени, затем на ноги… – и тут же рухнул обратно: из-за усталости и ночной темени они не заметили, что расположились в полусотне шагов от дороги!
А по дороге шел немецкий обоз. Огромные, с коротко подстриженными гривами и хвостами гунтеры тащили прикрытые брезентом повозки. Ездовые беспечно болтали друг с другом и конвоирами, сопровождавшими небольшую группу пленных.
– Что там? – проснулся и Дато.
– Ц-с-с… – приложил палец к губам Алексей. – Буди остальных. Только тихо… Беглецов было пятеро: грузин Дато, украинец Гриценко, Сергей, Никифор и он – русские.
Обоз прополз мимо них толстой, перекормленной змеей и исчез за косогором. Над полем воцарилась тишина. Беглецы осмотрелись. Широкая лента кустарника, приютившая их, тянулась вдоль дороги до самого горизонта. Он была кое-где разрезанная яругами. А дальше, сколько видел глаз, тянулись голые поля.
Идти по светлому не было никакой возможности, нужно ждать ночи; так все и решили.
А то, что дорога рядом, может, и к лучшему: кому взбредет в голову искать беглецов в таком месте? И дождь, спасибо ему, выручил, все следы смыл, никакая ищейка не отыщет, столько ручьев да оврагов переходили вброд.
Лежали, тесно прижавшись друг к другу; ждали вечера. Предприимчивый Гриценко где-то раздобыл несколько охапок перепревшей прошлогодней соломы, и теперь они, согревшись, блаженствовали.
– Оцэ якбы ще кусочок хлибця… – с тоской сказал Гриценко. Он сглотнул слюну и тяжело вздохнул.
– А сала не хочешь? – съязвил Никифор, подмигнув Дато.
– Та чого ж, можно…
На лице Гриценко появилось мечтательное выражение.
– А и вправду, ребята, поесть не мешало бы, – простужено прохрипел Сергей.
– Деревню искать нужно. Иначе помрем от голода, – сказал Алексей.
