что исключало их 'взвизгивание' при соприкосновении с бетоном взлетки. Никто не собирался терять аппарат стоимостью как авианосец из-за нелепо лопнувшего колеса.
Наконец, оба летчика закончили свои таинственные процедуры и спустились вниз по поданному трапу. Горчаков стоял чуть впереди, и определив в нем старшего, один из летчиков доложился и передал ему тяжелый конверт. Генерал принял его, мельком отметив, что второй пилот — девушка. Компенсационный комбинезон скрадывал очертания фигуры, но лицо было определенно симпатичным. Шлем она сняла, как и специальную сеточку-укладку, и тяжелое золото волос плескалось по плечам и спине.
Спустя час, когда летчики сменили комбезы на обычную форму, их проводили в кабинет генерала. Присутствовал сам Горчаков и командующий ПКО, которому, чтобы не плодить головы, заодно по ряду вопросов была подчинена и авиация. Концепция была достаточно спорной, и пока только обкатывалась, и кое-кто думал о возврате к прежней системе. Но два генерала сработались, и затыков в управлении не возникало. Разводить политесы Горчаков не стал.
— С приказом я ознакомился, а вам известно его содержание?
— Довели в части, нас касающейся, господин генерал. Поступаем в ваше распоряжение, на усиление, на время проведения операции.
— Добро. Но она может и затянуться, сроки скользящие, зависят от поведения противника.
— Да, нас предупредили.
Отвечал командир корабля, полковник авиации, средних лет мужчина с волевым лицом и длинными чуткими пальцами пианиста. Нашивки на его форме были просто невероятными. Второй пилот сидела молча, изучая обстановку кабинета, иногда ее глаза останавливались на присутствующих. Немногочисленные МАГи подчинялись напрямую Императору, как Главнокомандующему ВС, не входя даже в Командование стратегической авиации, и придание такого воздушного корабля говорило о значении, которое штаб придавал этой операции.
Генералы же, по сложившемуся в этой заварушке обыкновению, были мрачны. Да и немудрено. Только-только закончили тяжелый бой и уже предвкушали возвращение домой, как вдруг — приказ остаться и вести позиционную оборону до возникновения ситуации 'красный-3', то есть до столкновения с многократно превосходящими силами врага и угрозы уничтожения РАЦ. Хуже могло быть только 'красный-2' и 1, и 'красный-прим', что означало опасность прорыва на Землю. И как теперь доводить до личного состава? Когда Горчаков прочел приказ, он пожалуй, впервые не смог сдержаться и длинно выматерился при подчиненных.
— Чем вы нам можете помочь? — спросил он.
— Имею на борту восемнадцать ХР-07 'Пустошь' и девять ХТ-23М, а после их исчерпания возможно применение любых боеприпасов сверхзвукового класса, которые найдутся у вас на складах.
Генералы переглянулись и покачали головами. Синхронный жест этот, напомнивший летчику глиняных болванчиков, был бы смешон, если бы все присутствующие не знали, что скрывается под невзрачными аббревиатурами.
— Вы у нас, значит, будете такими стерилизаторами… — протянул генерал-майор Седых. Летчик понимающе усмехнулся, а девушка вдруг совершенно не по-женски хищно оскалилась, и такая ненависть вдруг сверкнула в невероятной глубокой синеве ее глаз, что Седых на миг опешил, но тут же оправился, поняв, что эта ненависть предназначена ушастым.
'Пустошь' была боеприпасом принципиально нового типа, она недавно начала поступать на вооружение ядерной тетрады. Седых поймал себя на мысли, что он живет в интересное время. Долгое поступательно движение технологий военной сферы сменилось стремительным взлетом, количество фундаментальных исследований наконец-то перешло в качество, и на вооружение начали ставиться совершенно невообразимые ранее образцы боевой техники. Да, жить было интересно. Кто бы раньше мог подумать, что человек может нестить со скоростью в двадцать пять звуковых, 'блинчиком' отскакивая от атмосферы, и при некотором усилии выходить в ближний космос на самолете! По крайней мере, на аппарате, очень похожем на самолет. А 'Пустошь' вызывала у пожилого генерала противоречивые чувства, то азарт, то мурашки по всему телу.
В боеголовке находилось энное количество изомера гафния 178m2Hf, один грамм которого по энерговыходу был эквивалентен пятидесяти килограммам тротила. Изомерный взрыв отнюдь не являлся ядерным, как вещали недалекие репортеры, изомерный переход скорее походил на спуск лазерной накачки. Как бы там ни было, боеприпас был сравним по мощности с тактическим ядерным, а вот действовал совершенно по-другому. Собственно взрывные явления забирали ничтожное количество энергии перехода, а основная энергия выделялась в виде мощнейшего импульса рентгеновского излучения, которое уничтожало все биологические объекты вокруг, оставляя нетронутыми технику и сооружения. Мечта военных, неразрушающее оружие. Нейтронная бомба возвращалась в новом обличье и на новых физических принципах.
Второй тип боеприпасов, ХТ-23М, был обычной термоядерной боеголовкой в 23 мегатонны, если слово 'обычный' вообще применимо к термоядерному оружию. Таким образом, в трех своих последовательно расположенных оружейных отсеках МАГ нес двадцать семь ракет, могущих опустошать целые регионы, причем применять их он мог как на полной скорости в фазе 'подскока', в низком вакууме термосферы, так и на восьми махах в более плотных слоях.
Применение обычных боеприпасов, приспособленных для сброса на сверхзвуке, было также возможно, но сопряжено с известными трудностями. Окно скоростей для них располагалось довольно низко, и самолет становился слишком уязвимым для средств ПКО — а потерять хоть один стратег было никак нельзя.
Отпустив летунов, командующий приказал дежурному собрать расширенное совещание, и тяжело опустился на стул. До этого он расхоживал по кабинету — была у него такая привычка, и сейчас с удовольствием дал отдых натруженным ногам. Горчаков был стар, по-настоящему стар, он начал службу еще при
22
Гхарг Риннэоль, ликур Ветви Оссэн, парил на последнем уцелевшем драконе за тысячу двести километров от засевшего в камне и металле врага, и думал. Положение было тяжелым. Равная схватка не принесла победы, скорее, она осталась за противником, как и само поле боя. Горечь поражения явственно отдавала во рту, каталась железистым чувством на языке. От когда-то мощной орды оставалась едва половина, большая часть магов и артефактов была уничтожена, и сил хватало лишь на оборону и вялые огрызания то и дело пробующему на прочность щиты врагу. Уму непостижимо — он доставал их даже здесь, в пяти часах лета на драконе! Какие-то ревущие комки огня взлетали из глубины его обороны, неправдоподобно быстро преодолевали разделяющее их расстояние и со страшным взрывом рушились на ополовиненые щиты, еще больше снижая их мощность. Того чудовищного оружия, пожалуй, равного по мощи Поцелую Солнца, враг больше не применял, но гарантии, что так будет продолжаться и далее, не было никакой. Наоборот, сам он, обладай таким оружием, поступил бы именно так — истощил энергию щитов обычными способами, а затем врезал Поцелуем.
Риннэоль постоянно ощущал на себе взгляд сверху. Враг каким-то образом следил за ними, и видел все движения, как на ладони. Эльф не мог заметить разведспутники, обладающие отличной маскировкой, но сам факт наличия слежки ощущал очень даже отчетливо. В таких условиях дальнейшие атаки теряли всякий смысл. Но что было делать? Ни одна из обозначенных целей не достигнута, остатки армии людей благополучно достигли укреплений и уже давно могли бы стартовать обратно.
Гнев и ярость не затопляли тренированное сознание, однако незримыми спутниками постоянно
