американской музыки.
Мне представляется, что у нас развитие бардовской песни шло принципиально иными путями. Истоки творчества бардов надо искать в литературе. И я полностью согласен с А. Макаревичем, сравнившим этот жанр с «поющейся поэзией». Да и Вы, рок-дилетант, вспомнили, что бардов одно время именовали у нас «поэтами с гитарой». Первоосновой интересующего нас явления руководитель МАШИНЫ ВРЕМЕНИ назвал городской романс. Да, конечно, именно из романсной поэзии берет свое начало бардовская песня. Именно тексты несли в романсах основную нагрузку, а не музыка. Мелодия — с гитарными переборами, скрипичными рыданиями — лишь подчеркивала то, что заключалось в словах.
Официальной датой рождения бардовской песни надо считать, очевидно, 1946 год, когда Булат Окуджава написал «Неистов и упрям, гори, огонь, гори…». Но, презрев хронологию, я бы хотел назвать нашим первым бардом — по духу, если не по форме, — А. Вертинского. Мне кажется, что именно он повернул жанр романса в том направлении, которое привело к появлению авторской песни. Если остальные «исполняли романсы», видя в них, и в общем справедливо, музыкальный жанр, то А. Вертинский нес слушателям стихотворные строки, подкрепленные аккомпанементом.
А именно эта черта характерна, мне кажется, для феномена бардов в целом. Б. Окуджава, А. Городницкий, Н. Матвеева, В. Долина, Ю. Ким, Ю. Визбор — поэты, прозаики, драматурги, журналисты. Литературная основа — главное в их песнях. Я вообще считаю, что до недавнего времени творчество бардов было одной из форм литературы, а не музыки. Может быть, в этом одна из причин их огромной популярности?
В последнее время не раз говорили о кризисе самодеятельной песни (см., например, ответы Е. Клячкина или Б. Гребенщикова). Мне представляется, что это не совсем верно. У истоков движения бардов стояло несколько талантливейших людей, после которых творчество остальных, тем более молодых, естественно, воспринимается как некоторый спад. Никто, например, не поднялся пока до поэтических высот Б. Окуджавы. Но мне хочется сказать несколько слов о другом человеке, коренным образом изменившем наше представление о песне вообще, о человеке, чье влияние на последующую музыку до сих пор, мне кажется, не оценено, — как нельзя сразу оценить шок, потрясение, его можно только ощутить. Я говорю, разумеется, о Владимире Высоцком.
Я не буду пытаться давать здесь характеристику его творчества. Глупо пробовать втиснуть оценку такого явления, как В. Высоцкий, в несколько абзацев или пусть даже страниц.
Я хочу отметить только одно. Высоцкий доказал миллионам слушателей, что можно петь простым, человеческим, разговорным языком. «Нормальным» языком пели барды и до Высоцкого. Но, во-первых, ни у кого не было столь огромной аудитории, а во-вторых, столь виртуозно именно разговорным (а не поэтическим) языком до него не владел никто.
Язык улиц, подворотен — это совсем не обязательно грязные, бранные выражения. Это язык сегодняшней жизни, язык героев литературы, кино. Профессиональная эстрада всегда отставала от стремительного развития устной речи. А непрофессиональная — или устремлялась в высоты поэзии, или демонстративно увлекалась жаргонами. До Высоцкого у нас не было автора-исполнителя, который так последовательно строил бы свое творчество на сегодняшнем живом языке.
Я это повторяю потому, что мне это представляется крайне важным. В. Высоцкий у нас сделал то, что во всем мире сделал рок. Одна из важнейших заслуг рок!музыки и заключалась в том, что она «очеловечила», приземлила тексты песен. У нас это стало возможным благодаря творчеству В. Высоцкого — об этом пишет и Ю. Лоза. Я бы рискнул даже назвать В. Высоцкого нашим первым настоящим рокером — опять же пусть по духу, если не по форме.
Рок-музыканты, ответившие на вопросы анкеты, в общем, отказались признать какое!либо существенное влияние бардов — кроме Окуджавы, Высоцкого, Кима и Клячкина. Это и неудивительно. Барды не могли повлиять на них музыкально — скорее, наоборот (см. ответ Ю. Кима). Но самодеятельная песня повлияла на сознание того поколения, которое шло за ней, научила его внутренней свободе, раскованности творчества. Наши лучшие рок-группы уже не могут петь первые попавшиеся, случайные слова — пусть даже на очень удачную мелодию. Отсюда — постоянные поиски, иногда удачные, иногда нет, но всегда искренние. Такие же искренние, как и у лучших бардов. И прав М. Науменко — любые попытки в этом плане можно только приветствовать.
Рок превращает бардов в трибунов. Барды обращались к огромному залу, как к одному человеку, близкому другу, единомышленнику. Рок научилих обращаться к залу, как к залу. Из духовников они начали превращаться в лидеров. Бардовская песня, как правило, построена на типажах. Рок-песня, как правило, на ситуациях. Взаимопроникновение изменило эту простую и привычную структуру.
Особенно это чувствуется, по-моему, в творчестве Александра Башлачева — одного из наиболее интересных и необычных наших «самодеятельных» авторов. «Биг-бит плюс рок-н-ролл околдовали нас первыми ударами». — сам признает он. Лучшие его песни необыкновенно образны — образам даже тесно в них, они сталкиваются, налезают друг на друга, складываясь в фантастически-реальную картину, присущую скорее рок-музыке.
Можно пытаться проследить взаимовлияние тех или иных исполнителей друг на друга: Окуджавы — на Макаревича, Клячкина — на Гребенщикова, Гребенщикова — на Башлачева и Цоя. Можно говорить о влиянии бардовских песен на репертуар МАШИНЫ ВРЕМЕНИ и о влиянии рока, скажем, на сольное творчество Алексея Романова. Можно сопоставлять сольные концерты Макаревича, Гребенщикова и творчество этих музыкантов в рамках их ансамблей. Но стоит ли?
Мне кажется, что мы наблюдаем сейчас интереснейший процесс начала сближения бардов и рок! музыкантов. Я не знаю, как назовут полученный результат в будущем: «авторская рок-песня», «бард-рок» или как-нибудь еще. Уже сейчас не всегда легко определить — и даже «чувства» не помогают, — кто перед нами: новый бард или неизвестный нам рок!певец, сменивший группу на гитару.
Два разных явления нашей музыкальной и социальной культуры, с разными истоками и корнями, оказались внутренне близки друг другу как две формы свободного выражения духа.
Два этих жанра схожи и по своей нелегкой судьбе. Но будем оптимистами! «Я верую в светлый разум — и в то, что он добрым будет» — как поет в своей бардовской песне рок!музыкант Андрей Макаревич, или: «Не расставайтесь с надеждой, маэстро…» — как поет Булат Окуджава.
Глава 4
Прорыв
Первые выпуски «МЭ» совпали по времени с началом грандиозного наступления ленинградского рока на средства массовой информации. Если раньше любое открытое упоминание, благожелательный отклик или просто объективная информация об АКВАРИУМЕ, ЗООПАРКЕ, КИНО воспринимались как чудо, то в восемьдесят шестом году поток материалов хлынул на страницы газет и журналов, на радио и телевидение, так что корабль официальной прессы начал крениться в другую сторону. Вскоре портреты рокеров, статьи о них стали настолько модны, что помещать их считали необходимым все издания — от «Мурзилки» до «Политического образования».
Впрочем, поначалу речь шла почти исключительно об АКВАРИУМЕ. Именно с этой группой было связано создание на Ленинградском ТВ «Музыкального ринга». Его авторы Тамара и Володя Максимовы первыми уловили меняющуюся конъюнктуру и сделали передачу, которая несколько лет привлекала к себе внимание.
Сегодня любопытно вспомнить, как это начиналось, тем более что РД имел к «рингу» некоторое отношение. Его пригласили в редакцию молодежных программ и познакомили с журналисткой Тамарой Максимовой, которая предложила подумать о создании цикла передач с участием рок-музыкантов. «С какой группы мы начнем?» — бодро спросила Тамара. «АКВАРИУМ!» — не задумываясь, отвечал РД. «Ну, давайте попробуем…» — с сомнением сказала она.
Тамара тогда имела слабые представления об АКВАРИУМЕ, то есть по существу, кроме названия,
