кумиров.
Олимпийцев радушно принимали в школах, воинских частях, клубах и даже на квартирах.
Случилось так, что мой отец был близко знаком с Николаем Георгиевичем Озолиным, бывшим рекордсменом страны по прыжкам с шестом, одним из руководителей нашей спортивной делегации. Ныне Николай Георгиевич — доктор педагогических наук, профессор Государственного центрального института физической культуры. Его рекорд послевоенной поры превышен уже более чем на полтора метра.
Озолин с группой своих подопечных оказался у нас дома. Мы сидели за столом, обедали и слушали рассказы об Австралии и спортивных соревнованиях.
И вот, когда речь зашла о западных нравах и развлечениях, бывших тогда для нас тайной за семью печатями, появилась небольшая пластинка, которую поставили на проигрыватель. Двое совсем молодых людей, знаменитых в мире спорта, — гимнастка Полина Астахова и рекордсмен страны по тройному прыжку Олег Федосеев — вышли на свободное место и, к нашему восторгу и изумлению, показали нам танец, который они называли «рок-н-ролл», что означало вроде бы «качаться и крутиться».
Крутились они как бешеные. На Полине Астаховой была юбочка колокольчиком, как на Людмиле Гурченко из «Карнавальной ночи», тогда была такая мода, а Олег — в узких брюках, тоже, кстати сказать, виденных нами впервые, — он подкидывал, переворачивал и вращал партнершу, успевая при этом проделывать ногами что-то умопомрачительное.
Все это происходило под скрежещущую, ударявшую в уши музыку, на фоне которой хриплый голос в яростном ритме отсчитывал по-английски:
«Оnе, twо, thrее о’сlосk! Four о’сlосk — rосk!»
Тогда я, кажется, не поинтересовался, как называется это музыкальное произведение и кто его исполняет. Только теперь, услышав у коллекционеров запавший мне в душу ритм, я узнал, что это был Билл Хейли с его знаменитым «Роком вокруг часов».
Помнится, все тогда очень смеялись, а больше всех Астахова и Федосеев. Они плясали рок филигранно — координации им было не занимать, гибкости и молодости тем более, — но в то же время слегка пародировали заокеанскую публику, с которой они познакомились в Мельбурне.
Потом мы гадали, сколько продержится это увлечение. Было высказано мнение, что через год рок-н- ролл отомрет, потому что на смену ему придет что-нибудь еще более дурацкое. Хотя, честно признаюсь, рок в исполнении олимпийцев мне понравился. Я как сейчас вижу их спортивные фигуры, смеющиеся загорелые лица. Говоря избитыми штампами, это был праздник молодости, красоты и здоровья.
У Полины Астаховой в сумочке лежала олимпийская медаль.
Если бы я знал тогда, что четверть века спустя мне придется вспоминать об этом — и совсем не в связи с историей нашего спорта или с моей личной биографией, а благодаря той заморской пластинке с металлическим голосом Билла Хейли, которая причисляется ныне к классике рок-музыки!
Тем не менее я все же лично присутствовал при рождении этого явления, чем не могут похвастать многие молодые читатели.
Между прочим, как я сейчас понял, та встреча с олимпийцами была, по сути дела, дискотекой в миниатюре. Собравшиеся прослушали рассказ о новом музыкальном явлении, сопровождавшийся показом модного танца, который они при желании могли повторить.
Правда, до рождения слова «дискотека» было еще довольно далеко.
Поначалу, исследуя этимологию этого слова, я предположил, что дискотека, по аналогии с библиотекой, картотекой или пинакотекой (здесь уместно заглянуть в словарь иностранных слов), есть собрание грампластинок, понынешнему — дисков.
Я ошибался. Если дискотека и собрание, то только не дисков, а молодых людей, которые слушают музыку, смотрят слайды и танцуют. В перерывах они пьют пепси-колу и едят пирожные.
Во времена моей молодости мы тоже собирались на танцевальные вечера. Правда, не было слайдов и пепси-колы. Но достаточно ли их присутствия, чтобы переименовывать танцы в дискотеку?
Когда я обращался с этим наивным вопросом к юношам и девушкам, на меня смотрели снисходительно. Что, мол, с него взять? Вообще, у них не укладывалось в мозгу, что я мог когда-нибудь танцевать.
Одна девушка девятнадцати лет сказала определенно:
— Вам уже сорок. Вы свое взяли и должны уступить нам дорогу.
Я понял, что она обращается ко мне как к представителю поколения, и сказал:
— Может быть, я свое взял. Но я еще не отдал. Так что вы берите, девушка, берите, пока не поздно!
— И не подумаю! — сказала она.
Продолжая исследование дискотеки и отличий ее от обыкновенных танцев, я включил телевизор. Мне сказали, что на телевидении есть передача «Дискотека».
Сам этот факт уже указывал на то, что дискотека — это не танцы. В самом деле, трудно предположить, чтобы танцы моей молодости транслировались по телевидению, как хоккей. Хотя, ей-богу, пара-тройка драк на танцплощадке, которые я помню до сих пор, наверняка украсили бы собою любой хоккей.
Итак, передавали дискотеку.
Молодой человек с микрофоном, лениво танцуя, приближался к группе юношей и девушек, которые тоже покачивались под музыку. Не переставая танцевать, они вступили в беседу.
— Назовите ансамбли и исполнителей на букву «м»?
— Маккартни! МАШИНА ВРЕМЕНИ! Макаревич! Поль Мориа! Махавишну! — бодро отвечали танцующие.
— Спасибо! Я удовлетворен! — сказал ведущий и отплыл.
Он-то был удовлетворен, а я нет. Во-первых, почему именно на «м»? Есть и другие буквы. Во-вторых, зачем они ему? В-третьих, кто эти Макаревич и Махавишну?
Потом я узнал, что это такая викторина. Предыдущие буквы я пропустил.
Далее они еще потанцевали. Затем ведущий пустился в непонятные мне рассуждения относительно рок-музыки. Танцующие поддакивали, иногда несмело возражали. Вдруг, как гром среди ясного неба, раздался женский голос:
— А вам не кажется, что вы не совсем точно определяете границу между «ритм-энд-блюзом» и «тяжелым роком»?
Женщину показали. Она сидела у телевизионного пульта и была, вероятно, режиссером передачи. Удивило меня то, что женщина примерно моего возраста. Откуда ей знать разницу между «ритм-энд- блюзом» и, как она выразилась, «тяжелым роком»? Значит, есть еще и «легкий»?..
Я ничего не понимал, но мне стало жаль эту женщину, потому что интонация выдавала ее. В интонации присутствовал испуг. Женщина явно не понимала, о чем она говорит.
В ее голосе я ощутил ужас моего поколения, еще недавно бывшего молодым, перед нынешней молодостью и ее безумными увлечениями.
А там, на экране, разобрались с «тяжелым роком» и поехали дальше. Пустили пленку с изображением целой группы девушек в костюмах, напоминавших космонавтов. Девушки что-то делали руками и ногами, при этом пели. Кто они были — танцовщицы или певицы, — я тоже не понял.
Я выключил телевизор и глубоко задумался.
«Крепкий орешек», — подумал я…
Вскоре представился случай глубже познакомиться с дискотеками. В Ленинграде проводился смотр- конкурс, победители которого показывали свои программы в заключительном туре. Я узнал, что в Ленинграде зарегистрировано около семидесяти дискотек, но точного их числа не знает никто. Дискотеки вспыхивают и угасают, как лампочки цветомузыки. Лишь немногие из них являются постоянно действующими.
Перед заключительным туром оргкомитет отсматривал программы. Происходило это во Дворце культуры работников связи. Танцевальный зал на пятом этаже спешно готовился к смотру. На высоких козлах стоял маляр и что-то подкрашивал. Носили стулья и столы, настраивали пульты. Грянула музыка,
