года.
РД. В какой мере ты ощущал выход МАШИНЫ на профессиональную эстраду как компромисс?
Андрей. Нам было поставлено условие: «Пусть они сделают хоть две чужие песни. Пахмутовой, скажем… И десять своих. Вот тогда мы им разрешим». И мы на сдаче так и сыграли. И всем было ясно, что мы сыграли на сдаче, а больше не будем играть никогда. Но это всех устроило. Конечно, это был компромисс, но в противном случае мы оказались бы без аппарата, в подполье, и снова пришлось бы все сколачивать по гвоздику. Так что это я не ощущаю как компромисс. Это был шаг к выживанию.
РД. А были ли разборки с исполнением незалитованных песен?
Андрей. Были. Но они ничем не могли кончиться. «Как — незалитованная?! Не может быть! Ну, простите, артист, сами понимаете!» Постоянно было: «Кто-то приехал из министерства!» — «Так что, сегодня нельзя играть?» Вот такое состояние было…
РД. Андрей, как ты относишься к музыкальным выпадам в твою сторону? Я имею в виду, скажем, пародию МИФОВ на песню о доме, песню ДДТ «О Дохлой Собаке»…
Андрей. Песню ДДТ не слышал. А у МИФОВ она получилась не смешная, а скорее, злобная. Мне потом Сережа Данилов, поддав, звонил: «Андрюха, я ведь не со зла!» Не знаю, я пишу посвящения, когда хочу сказать что-то хорошее. А если я хочу сказать плохое, то я это скажу ему без свидетелей — и то если он меня об этом попросит. Ходит много легенд, что песня моя «Кого Ты Хотел Удивить?» — про Ильченко, а «Посвящение Музыканту» — про Маргулиса. Глупости.
РД. Какова интенсивность создания новых песен? Их пишется меньше, чем раньше?
Андрей. На протяжении всех лет существования процент появления новых песен настолько стабилен, что мы сами поражаемся. Другое дело, что в семьдесят девятом — восьмидесятом годах, когда мы появились перед широкой публикой, у нас уже был десятилетний багаж, который можно было выдать сразу, — это как с НАУТИЛУСОМ. На этом фоне последующие прибавления выглядели уже незначительными. Создавать новое в наших условиях очень тяжело — жизнь такая. Мы как-то летели из Африки и оказались в Дакаре. Задержка рейса. Страна не очень дружественная, выходить нельзя, да и денег нет. А гостиница напоминает маленький сумасшедший дом: белая палата, железная кровать и тумбочка. И вот я сутки просидел в этой белой комнате и был счастлив — я написал две песни! Если бы у меня была возможность самого себя хоть раз в неделю загонять в такую комнату…
РД. Вот ты упомянул НАУТИЛУС. Я люблю эту команду. А каково твое отношение?
Андрей. Мне очень нравится НАУТИЛУС. Он здорово работает с музыкой. Если они не зациклятся со своею словесной идеей, которую Кормильцев уже изъел, как сыр, то будет совсем хорошо. Они пока не могут с этого соскочить. А нужно начинать делать другое до того, как перестанут требовать делать старое.
Кутиков. Самое интересное, что центр рок-н-ролльного движения в стране совершенно неожиданно сместился в Свердловск. Когда мы там были на гастролях, мы увидели там такое количество хороших, интересных, непохожих ни на Москву, ни на Ленинград, ни на Таллин, молодых групп…
Андрей. Там ощущается и преемственность, и своя школа.
Кутиков. НАСТЮ я просто хочу записать в своей студии. Не знаю, как сложится, потому что продюсирование в нашей стране — вещь пока абстрактная. Свердловский рок очень отличается от московского и ленинградского «андерграунда» тем, что ребята, прежде всего, умеют играть. Когда послушаешь их, понимаешь, что они очень правильно подходят к рок-н-ролльной музыке. Особенно после того, как мы съездили на Запад и посмотрели, как это происходит там. А у нас просто какая-то патология: один аккорд, два звука, какой-нибудь имидж, по возможности более агрессивный, и — слова, слова… Что москвичи, что ленинградцы. Причем слова далеко не всегда хорошие.
Андрей. Вот она — вековая ненависть музыканта к человеку, который пишет тексты.
Кутиков. Нет, я сам пытался писать тексты. Но долгие совместные годы работы с Андреем воспитали у меня какое-то отношение к текстам. Я не могу себе позволить так, как пишут в Ленинградском рок-клубе или Московской рок-лаборатории. Когда общаешься с ними, то понимаешь — плоско это все. И я не могу себе этого позволить, когда рядом со мною люди, которые умеют это делать на хорошем уровне.
РД. Как вы относитесь к попыткам КАЛИНОВА МОСТА, ЧАЙ-ФА и других молодых групп делать рок на русской национальной основе?
Андрей. Я думаю, они это делают несознательно. Если бы это было сознательно, я бы услышал. Они просто так чувствуют, и это очень классно, потому что это сделано не специально.
РД. Как ты думаешь, это идет от недостаточного знакомства с Западом?
Андрей. Трудно сказать. Сейчас слушание Запада перестало быть тем священнодействием, которое было у нас. Сейчас человек может расти на ВАН ХАЛЛЕНЕ и на АЛИСЕ, и для него они будут равными.
РД. Кстати, об АЛИСЕ…
Андрей. Мне Костя очень нравится. Я не уверен, что Косте нужна какая-то супероригинальная музыка, — он несет лозунг и нуждается только в поддержке.
РД. А что ты скажешь о лозунгах ТЕЛЕВИЗОРА?
Андрей. Честно говоря, надоели все лозунги очень сильно.
РД. Мне тоже. Поэтому давай закончим на более вечных проблемах: добро и зло, любовь и Бог…
Андрей. Задолго до того, как я познакомился с Писанием, я вывел для себя такой закон: что ты когда-то с кем-то сделал, то кто-то сделает с тобой. Я это постоянно наблюдаю в жизни, поэтому стараюсь поступать с окружающими так, как они поступили бы со мной. В этом смысле я человек верующий. Потому что если бы этот закон нарушался, то и Бога бы не было.
РД. Есть ли у тебя ощущение, что мир идет к Апокалипсису?
Андрей. Есть.
РД. Юра Шевчук спел недавно о «предчувствии гражданской войны». Как вести себя в такой обстановке человеку искусства?
Андрей. Делать то, что он чувствует, как он это умеет. Я не могу, например, взять другое оружие и другие краски. Я все равно буду петь своим языком о том, что я вижу. Может быть, это будет слабее. Может быть, завтра это станет мало кому понятным и нужным. Ну и что?.. А что касается катаклизмов, войны, Апокалипсиса, то у меня есть непонятно на чем основанная убежденность, что в последний момент мир как-то вывернется. То есть все должно кончиться хорошо, хотя это ни на чем не основано.
РД. Ну, это тоже основано на Писании, как и Апокалипсис. Как говорится, поживем — увидим.
АЛЕКСАНДР БАШЛАЧЕВ
Нас познакомили в ДК «Невский» весною 1986 г. во время IV Ленинградского рок-фестиваля. До этого я слышал о Башлачеве, читал сброшюрованную тонкую тетрадочку его стихов-песен, но не знал еще, как они звучат. Башлачев сразу расположил к себе — небольшого роста, с открытой улыбкой. К нему очень подходило слово «ладный». Может быть, расположило нас друг к другу и то, что мы оба оказались Александрами Николаевичами, а это, как ни странно, сближает.
Мы договорились встретиться, но не конкретно — такого-то числа, в такое-то время, — а в принципе: «Давай как-нибудь посидим, поговорим, песни послушаем…» Его хотелось узнать, там было что узнавать.
И конечно, не встретились, как это всегда бывает.
И потом, при случайных встречах на рок-концертах, мы перебрасывались словами, возобновляя уговор «встретиться как-нибудь», и расходились. «Как-нибудь» казалось неограниченным.
В памяти остались короткие эпизоды: вот Саша стоит на лестнице служебного входа Дворца молодежи перед своим выступлением на V рок-фестивале. Бледный, как стенка, жадно курит. Видно, что
