Но он этого не делает. Он просто открывает дверь и выходит.
55
Как действует айяхуаска? Попробую описать: если у вас во время кайфа не возникает уверенности, что вы сейчас умрете, то это значит, что доза была слишком слабой и придется повторить. Но если вы все сделали правильно, то возникают непередаваемые ощущения. Кайф длится от десяти до двенадцати часов, сопровождаясь побочными эффектами типа рвоты и поноса, поэтому необходимо надевать памперсы и держать ведро где-то поблизости. К счастью, с нами наш великий духовный лидер Диего, который играет на флейте, не позволяет вниманию рассеиваться и рассказывает нам какие-то сумасшедшие истории о том, что в 2012 году, когда дни в календаре майя подойдут к концу, наступит конец света.
Сегодня канун Нового года, и мы собрались в японском дворце Ларри. Это самое лучшее место для приема психоделиков. Ларри построил свой дворец таким образом, что его центральный дворик находится точно над энергетическим ядром, силу которого можно сравнить только с Седоной. В результате этот дворик обладает исключительной сакральной энергией. Диего утверждает, что никогда ничего подобного не испытывал, а ведь он родом из джунглей Амазонки, откуда берут свои истоки ритуальные церемонии айяхуаска. Прошлым летом мы со Стингом совершили путешествие в те края и договорились, что он прилетит к нам на праздники. Мы специально послали за ним мой самолет в Перу.
В полночь, после шести часов кайфа, мы достигаем высшей стадии просветления, а рвота и понос, наоборот, утихают. Диего усаживает нас в кружок на полу и начинает вещать о том, что каждое человеческое существо представляет собой маленькую электростанцию, своего рода генератор, и каждому отпущено в жизни определенное количество энергии. К сожалению, наша жизнь слишком коротка по сравнению с бесконечным пространством и временем. Он предлагает нам по очереди рассказать, как мы намерены потратить энергию, которой еще располагаем на оставшиеся годы жизни. Боно говорит о нищете в Африке. Стинг рассказывает об организации «Международная амнистия» и о необходимости прекращения пыток. Джаред, который тоже находится в числе гостей, говорит про глобальное потепление, что представляется мне абсолютно банальной и предсказуемой темой, но это все же лучше, чем то, что выдает Ларри и его приближенные из «Oracle». Их цель состоит лишь в том, чтобы преодолеть свои же достижения в области продаж и подавить всех конкурентов.
Потом наступает моя очередь, но, едва начав говорить, я чувствую, что слова застревают в горле, а слезы подступают к глазам. В следующий момент я уже валюсь на пол с подушки, сворачиваюсь клубком и начинаю рыдать. На меня наваливаются вся ненависть, предательство и негативная энергия, с которыми я боролся последние полгода. Меня захлестывает плохая карма — эксплуатация детей в Китае, отдание Зака на съедение волкам, переговоры с пропащими душами в Лос-Анджелесе, шантаж Йоко Оно.
Стинг подскакивает ко мне, сворачивается рядом со мной на полу и начинает утешать точно так же, как я его прошлым летом в джунглях, когда он под кайфом задумался о глобальных изменениях климата и съехал с катушек.
— Вы же видите, что вытворяют эти ублюдки, — с плачем говорю я. — Они преследуют меня, они душат меня, они охотятся за мной.
С того самого момента, как в пятницу вечером мы передали в печать пресс-релиз, газеты и телевидение не скупились на новости о компании «Apple». Юридический журнал опубликовал свою статью о фальсификации документов, что вызвало новую волну ажиотажа. Снова начались спекуляции насчет того, вынудят ли меня уйти в отставку, возбудят ли против меня уголовное дело и сможет ли «Apple» существовать без меня. Появились и ссылки на Дойла, который делал намеки о том, что обвинение против меня может быть выдвинуто уже на следующей неделе.
— Я стараюсь быть смелым, — говорю я, — пытаюсь не показывать вида, что меня что-то тревожит. Люди думают, что раз я богат и знаменит, то мне все нипочем. Складывается впечатление, что их эта ситуация даже веселит! Они не понимают, что я тоже человек. Да, я богат, я талантлив, я изменил ход истории, я живу такой жизнью, о которой эти засранцы даже и мечтать не могут, но все равно я человек. И у меня есть чувства. Мне больно. По-настоящему
— Спокойно, амиго, — шепчет мне на ухо Стинг. — Ты прав. Люди злые. Мы все прошли через это. Такую цену приходится платить каждому художнику. Слышал бы ты, что они говорили про мой последний альбом. «Сборник мадригалов». Ужасно. А сейчас успокойся, Стив. Расслабься и дыши. Вот так. Все хорошо, Стив.
В конце концов, мне удается взять себя в руки и подняться с пола.
— Простите, — говорю я всем собравшимся. — Я не хотел разрушить вашу энергию. Мне очень жаль. Со мной все в порядке.
Боно и Стинг берут гитары и начинают тихо играть, едва касаясь пальцами струн. Кстати, Боно играет не слишком хорошо, и я вижу, как Стинг начинает злиться, показывая ему какие-то аккорды, а потом они вообще останавливаются, потому что у кого-то расстроилась гитара, и они начинают то подтягивать, то отпускать струны. Жаль. Ребята из «Oracle» уходят в кухню за пивом.
Я встаю и отхожу к краю дворика. Мне нужен свежий воздух. Джаред идет следом за мной. Мы садимся к костру и несколько часов подряд говорим о продуктах, которые надо изобрести, и о потрясающих программах, которые стоило бы написать, если бы мы только знали, как они пишутся.
У Джареда горят глаза. Я помню, как когда-то сам был таким же двадцатипятилетним парнем, переполненным замечательными идеями и способным завоевать весь мир. Кажется, это было так давно. Мы долго сидим так, глядя на звезды и стараясь найти среди них знакомые созвездия. Мне жаль, что в свое время я не учил астрономию. Это еще один предмет, на который мне не хватило времени, потому что я был слишком занят созданием дурацких компьютеров.
На одном из холмов поблизости Ларри установил сверхмощный телескоп, который, по слухам, сто?ит больше, чем тот, что установлен в Стэнфордской обсерватории. Джареду вдруг хочется сходить туда и взглянуть на звезды.
— Ну зачем тебе это? — уговариваю я. — Ты увидишь только световые пятна и даже не будешь знать, что это такое.
— Ларри обещал сводить нас туда. Может быть, удастся увидеть Марс или еще что-нибудь.
В конечном итоге все они карабкаются на холм и проводят там целый час, разглядывая мерцающие огоньки. Возвращаются они уже к рассвету, когда небо начинает бледнеть. Джаред приносит мне чашку травяного настоя и говорит, что мне надо взбодриться, что жизнь не так уж и плоха и прочий подобный вздор. Он утверждает, что если даже меня и посадят в тюрьму, то я вернусь еще сильнее, чем прежде.
— Посмотрите на Нельсона Манделу, — говорит он.
— Да дело не в этом, — отвечаю я. — В этой жизни все не так. Все время какие-то трудности, пустая болтовня, ненужные совещания. Постоянно приходится с чем-то бороться вместо того, чтобы создавать красивые вещи. Ведь все могло бы быть так просто, но ничего не выходит. И это разрушает душу. В конечном итоге тебе что-то удается сделать, но при этом теряется часть души — не сразу, а постепенно, по кусочкам. Каждый из людей, с которым приходится иметь дело, каждая созданная вещь уносят с собой частицу твоей жизни.
— Вы устали, — говорит он.
— Я стар, — возражаю я. — В этом-то все и дело. Добавь-ка себе двадцать пять лет, и ты сам поймешь.
Я пью травяной настой. У него изумительный вкус. Я пытаюсь сосредоточиться на этом совершенстве и отбросить все остальное, но у меня не получается.
— Знаешь, о чем я постоянно думаю? Об этих китайских детях и о том, что мы с ними делаем.
— Ничего плохого вы им не делаете, — говорит Джаред.
— Делаю. И не я, а мы.
— Кто? Вы и я?
