От воплей курицы, осознавшей свою роль в моем плане, у меня просто уши закладывало. Бабушка, чье внимание привлекла эта неистовая какофония, выглянула в окно. Увидев гарпию, она охнула и швырнула в нее веником.
Зверюга хрипло квакнула, словно насмехаясь над ее жалкой атакой. Ясно было, что из-за слабого сопротивления местных жителей гарпия предельно обнаглела.
Я, забыв о треклятом платье и прилагающейся к нему поездке в Изгард, замерла на крыше в растерянности. К стыду своему, я испытала ту самую предательскую слабость в коленях, о которой терпеть не могла читать в книгах. Почему-то мне и в голову не приходило, что и я буду подвержена такому же малодушию. Гарпия презрительно покосилась на меня, заложила еще один плавный вираж и лениво спланировала к отчаянно бьющейся курице. Та от ужаса принялась орать еще громче.
Хищница растопырила крылья, снижаясь, ее когти жадно скрючились, готовясь вцепиться в тело жертвы… И тут я опомнилась.
У нас к тому времени на хозяйстве оставалось всего шесть кур. Если гарпия схватила бы шестую, то их стало бы пять. Пять — это меньше чем шесть, и яиц, соответственно, тоже будет меньше. Эта простая арифметика промелькнула у меня в голове, и я мысленно услышала гневный бабушкин голос, который отчитывал меня и грозил немедленной поркой за утрату лучшей несушки.
В том, что после своей гибели эта курица будет признана лучшей, сомневаться не приходилось.
Итак, я схватила полено, лежавшее у моих ног, и изо всех сил метнула его в гарпию, которая почти схватила курицу. Меткость моя была удивительна — сбить гарпию в полете, да еще так точно, было делом невероятным. Но факт остается фактом — зверюга истерически взвыла и шлепнулась на траву.
Я, издав воинственный вопль, спрыгнула на землю и ухватила стоящую под курятником тяпку. Не успев опомниться, гарпия получила с дюжину ударов по спине и голове — я молотила ее без передышки. От такого напора она растерялась, визгливо заквакала и неуклюжими прыжками помчалась к забору. Одно крыло, видимо, перебитое, она волокла за собой.
Держа тяпку, словно рыцарское копье, я устремилась за ней. При этом я улюлюкала и свистела, как варвар-северянин. Когда перед гарпией возник ряд кольев, она в растерянности остановилась и попыталась взлететь, но крыло ей не повиновалось.
— Ну, задница крылатая, будешь еще кур тягать?!! — заорала я и пнула гарпию пониже спины что было сил.
Гарпия отчетливо икнула и по красивой дуге перелетела через забор. По звонкому плюханью я определила, что приземлилась она аккурат в канаву, отделявшую наш двор от крестьянских огородов.
Свое славное деяние я сопроводила забористым выражением, которому научилась позавчера от одного своего приятеля. Вряд ли гарпия могла оценить всю глубину этой метафоры, однако не сказать ей этого напоследок я просто не могла.
— Всемилостивые боги! — охнула какая-то баба за забором, из чего я сделала вывод, что мои слова услышала не только гарпия.
— Вот, — назидательно сказала бабушка, когда я, растрепанная и красная, тяжело дышащая, но довольная, подошла к крыльцу. — И ты еще будешь со мной препираться! Поездка в Изгард просто необходима! Я не желаю видеть, как моя внучка превращается в существо, способное напасть на гарпию с тяпкой и при этом выражаться как извозчик. Тебе не место в этой дыре. Такой образ жизни действует на тебя разлагающе. Я вижу, куда движется дело. Сначала гарпии, потом мантикоры с волкодлаками… А затем ты нацепишь на себя шкуру какого-нибудь зверя, убитого и освежеванного тобой собственноручно, заткнешь за пояс фамильный кинжал и заявишь, что хочешь податься в воительницы! И я не смогу ничего с этим поделать — у нас в семье уже были подобные случаи. Я и подумать не могла, что ты унаследуешь эту черту от прабабки Гизельды. Нет, пока я жива, этого допустить нельзя!!! Только Изгард! Ты из тех людей, которые необратимо дичают вдали от цивилизации…
И с этими словами бабушка снова скрылась из виду. Я еще успела услышать, как она бормочет себе под нос: 'Анрио должно быть переворачивается в гробу! С тяпкой на гарпию! Крылатая задница!..'
Я с досадой швырнула тяпку в лопухи. Огорчение бабушки мне было непонятно и оттого раздражало вдвойне. А тут еще выходит, что и батюшка должен от моего вида ворочаться в могиле. Из-за чего, спрашивается? Я только что избавила деревню от напасти, героически сразилась с чудовищем… И ни слова благодарности! Неужели из-за бранных слов, которые я не смогла удержать при себе? Быть может, если бы я вступила в бой, вооруженная подобающим оружием и не честила гарпию по матушке, это бы произвело более благоприятное впечатление? Ведь все герои идут на монстров с мечом или арбалетом, о чем даже песни потом слагаются…
Эту версию стоило обмозговать. Так значит в доме имеется фамильный кинжал? Как же это я его раньше не нашла…
Вот так я и отправилась в свое второе путешествие, даже не успев добраться до того самого кинжала. Путешествие это было ничем не приятнее первого. Точно так же я сидела на телеге, свесив ноги, на этот раз обутые в тупоносые башмаки с огромными пряжками, и разглядывала дорожную пыль. Вдоль дороги тянулся лес, над дорогой тянулось небо и ровным счетом ничего приятного ни по сторонам, ни над головой я не видела. Было очень жарко.
Потом мы прибыли в Артанд, средней руки городишко, давший название целой провинции. Ничем особым он похвастаться не мог — деревянные дома, кучи мусора на мостовой и свиньи в грязных лужах. Но я до того никогда не видела города, и даже артандские улицы меня поразили. Столько народу я не видела за всю свою жизнь. Никто не здоровался друг с другом, все куда-то торопились и ровным счетом ни на что не обращали внимания.
Я разглядывала яркие вывески лавок, наряды встречных, черепицу на крышах и постепенно осознавала, что, действительно, многого еще в этом мире не видела.
— Это еще что! — сказала бабушка, заметив мое вытянувшееся лицо — Вот приедем в Изгард, увидишь, что такое город!
И мы поехали дальше — в полдень в Изгард отправлялся дилижанс. В душном и тесном дилижансе немилосердно трясло, но во мне уже зажглась искра любознательности, на которую так уповала бабушка.
До Изгарда мы ехали два дня. Я чувствовала, что еще немного, и я не выдержу этой тряски. Когда мы, наконец, прибыли и я выбралась из темного нутра дилижанса, мне показалось, что и мостовая подо мной трясется.
— Скоро ты увидишь своего дядю! — преувеличенно радостно сказала бабушка, и меня тут же посетило подозрение, что дядюшка нам рад отнюдь не будет.
— Его зовут Леонардом, он брат твоего покойного отца, — рассказывала бабушка, пока мы шли по узкой, вымощенной камнем улице. — У него есть двое детей — твои кузены. Ирэн старше тебя на год, ты ее, быть может, и помнишь, а Ивэнсу сейчас шесть. Жену дяди Леонарда зовут Вивиана. Вот посмотришь, тебе они понравятся!
Я вертела головой по сторонам, не слишком вслушиваясь в бабушкины слова, и не уставала поражаться. Вокруг творилось что-то потрясающее!
Десятки людей шли вместе с нами по улице, обгоняя нас, толкаясь и подозрительно косясь, если я начинала слишком уж пристально рассматривать их одежду. Иногда раздавался окрик, люди расступались, пропуская богатую карету, и шли дальше, как ни в чем не бывало. То ли дело я! Бабушка только и успевала, что дергать меня за руку, не давая угодить под копыта лошадей. Потом я увидела стражников в ярких мундирах и сверкающих кирасах. Они были настолько важными, что я даже притихла на время, тем самым облегчив жизнь бабушке на пару минут.
Раньше я и не знала, что на белом свете существуют настолько яркие красивые наряды — в нашей деревне одежду шили из грубого домотканого полотна, а уж кожаная куртка считалась признаком зажиточности. Тут же в глазах рябило от красного и зеленого бархата, золотой парчи и белоснежных кружев. Попадались, конечно, навстречу нам и серо-коричнево-черные люди, которые ничем не привлекали мое внимание — то ли дело галуны стражников!.. Но когда я задрала голову вверх, то воспоминания о стражниках и их мундирах сразу поблекли. На балконах богатых домов сидели, обмахиваясь веерами, сказочно красивые девушки и разглядывали прохожих, о чем-то беседуя друг с другом с звонким,
