но министр понял, что рокот, проникший в его кабинет даже сквозь толстые стены президентской резиденции, был порождением не стихии, но расчетливой и изощренной человеческой воли.
– Боже, – прошептал трясущимися от ужаса губами Аркадий, увидев, как над крышами высоток медленно вспух клуб черного, будто смоль, дыма, медленно поднимаясь в зенит. – Господи, этого не должно, не может быть!
– Господин Самойлов, – ворвавшийся в кабинет начальник охраны, выпучив глаза, не иначе, как от служебного рвения, подскочил к главе правительства. – Господин Самойлов, нужно срочно проследовать в бункер. Противник нанес бомбовый удар по аэропорту!
И, словно для того, чтобы придать большую весомость его словам, сквозь стены проник, заставляя сердце в страхе сжиматься, протяжный вой сирен. Впервые за почти семь десятилетий над тысячелетней столицей России вновь раздался страшный сигнал воздушной тревоги, но и эта попытка спасти хоть что-то безнадежно опоздала. Противник появился внезапно, будто вынырнув из какого-то подпространства, и нанес кинжальный удар по нервным центрам, по тем самым кирпичикам, на которых держалась вся оборона города. Никто не собирался бомбить жилые кварталы, погребая тысячи людей под руинами их собственных домов. Нет, целью этой атаки был боевой дух, сама готовность сражаться, таявшая с каждым мгновением.
Это был шок, оправиться от которого сумел бы далеко не каждый. Враг бомбил Москву, безнаказанно, нагло. Боль вдруг пронзила грудь Самойлова, дыхание перехватило, и глава правительства почувствовал, что стремительно падает в черную бездну. Аркадий покачнулся, неловко шагнув к массивному столу, но в следующий миг ноги отказались слушаться его.
– О, дьявол, – начальник охраны, оттолкнув застывшего соляным столбом офицера связи, выскочил в коридор. – Врача, срочно! Живее сюда, вашу мать!!!
Появившийся спустя полминуты доктор, точнее, целая бригада медиков, готовых ко всему, и постоянно находившихся возле первого лица государства, кто бы таковым ни был, застали жуткую картину. Самойлов, опиравшийся обеими руками о край стола, медленно сползал на пол, опускаясь на колени. В тот самый миг, когда врачи ворвались в кабинет, Аркадий упал, заваливаясь на бок, вскрикнул и затрясся частой дрожью. Глаза его закатились, и кровь отхлынула от лица.
– Черт, да у него судороги, – растерянно произнес начальник охраны. – Помогите же мне!
Подскочив к трясущемуся в корчах Самойлову, телохранитель рванул на его груди рубашку, всем весом наваливаясь на бесчувственного главу правительства. Нажатие, еще одно – лишь бы заставить замершее сердце вновь сократиться, разгоняя по жилам кровь, несущую живительный кислород к мозгу.
– Сердечный приступ, – констатировал доктор, склонившись над тяжело дышавшим министром, побледневшим, точно полотно. И добавил, криво усмехнувшись: – Переволновался. Работаем!
Жизнь главы государства, пусть и трижды временного, ценилась намного больше, чем жизнь любого другого гражданина. Самойлов попал в руки настоящих профессионалов, не растерявших хватку несмотря на то, что прежде Алексей Швецов никогда не прибегал к их услугам. Треснул шелк рубашки, манжета тонометра обхватила предплечье, а в вену вонзилась тонкая игла.
– Что происходит, – едва слышно прошептал Аркадий, открыв глаза и вперив расфокусированный взгляд в потолок, откуда роняла яркие лучи громадная хрустальная люстра. – Что это было? Где я?
– Аркадий Ефимович, у вас был сердечный приступ… – начал, было, доктор, но его тотчас оттеснил начальник охраны:
– Господин министр, ситуация критическая. Американцы нанесли авиационный удар по Москве. Это война. В Кремле оставаться опасно. Вам срочно нужно в укрытие. Нельзя медлить!
Нынешний глава охраны первого лица государства еще несколько дней назад был едва ли не рядовым телохранителем, одним из многих бойцов Федеральной службы охраны. Наверное, этот человек и сам не вполне уверенно ощущал себя, взлетев на такую высоту, на самую вершину карьерной лестницы. Но менее всего Самойлов мог сейчас доверять тем, кто был прежде близок к самому Швецову, таким, например, как пропавший без вести Крутин, и потому оставалось полагаться лишь на этих служак, веря, что они не забудут того, кому обязаны своим возвышением.
– Господи, – только и смог пробормотать лежавший, растянувшись поперек огромного ковра, Самойлов. – Боже мой! Этого не может быть!
– Мы ни с кем не можем связаться, господин министр, – с некоторой растерянностью сообщил шеф охраны, на удивление собранный и уверенный. То ли это сказались частые тренировки, то ли просто природная крепость духа, но сейчас его сознание было предельно ясным. Этот человек знал, что делать, и, хотя раньше не верил, что придется применять свои навыки в реальной обстановке, теперь не мешкал ни секундой дольше, чем возможно: – Нужно перейти в более безопасное место. Я предлагаю воспользоваться системой Метро-2.
Аркадий не колебался ни секунды. Сейчас им двигал страх, и он оказался отменным помощником в те мгновения, когда здравый смысл и привычная справедливость вдруг словно перестали существовать. Все проблемы отступили перед одной, самой важной – спасти свою жизнь. Сейчас тот, кто еще несколько минут назад ощущал себя правителем второй по силе державы, и самой могущественной, несмотря ни на что, на евроазиатском материке, теперь был готов на все, лишь бы остаться в живых. Бежать, прятаться, зарыться в глубокую нору, туда, где его не достанет льющийся с неба огонь.
– Живее, – подгонял Самойлова начальник охраны, поддерживая министра под руку. – Нужно спешить. Они могут ударить по Кремлю в любой миг!
Окруженный со всех сторон настороженными, едва скрывавшими рвущийся наружу страх телохранителями, Аркадий Самойлов даже за их широкими спинами не чувствовал себя в безопасности, не мог убедить себя в этом, как ни старался. Все происходило словно не с ним. Министр, будто со стороны, видел, как они почти бегут по узким лестницам, о существовании которых знали считанные люди во всей кремлевской обслуге, вниз, все время вниз, в слабо освещенный испускавшими тревожный мерцающий свет люминесцентными лампами туннель, уводящий куда-то во тьму подземелья.
Телохранители буквально внесли главу правительства, едва перебиравшего ногами, на станцию, которая не существовала для всего остального мира. А там, на путях, своего единственного пассажира уже ждал вагон, сорвавшийся с места в тот же миг, как только Аркадий вошел в салон. Со стуком сомкнулись двери, и грохот взрывов, завывание сирены остались где-то позади, отделенные от перепуганного, не помнящего себя Самойлова все большим расстоянием.
Лязгали по утопленным в бетонный пол рельсам – чтобы не только поезда, но и самые обыкновенные автомобили могли передвигаться по этим подземельям – диски колес, навстречу неслась темнота, лишь кое-где разгоняемая тусклыми светильниками. Туннели, само существование которых многие десятилетия являлось тайной, пронизывали всю столицу, позволяя перемещаться по огромному городу, не поднимаясь на поверхность. Система ходов соединяла самые важные объекты, те, которые были краеугольными камнями в обороне не только Москвы, но и всей страны. Штабы, центры связи – все это было замкнуто в единую систему, и глава государства мог за считанные минуты оказаться там, откуда возможно было управлять едва ли не всей Россией. Или, если все станет слишком плохо, выбраться на поверхность земли на летном поле аэродрома Внуково, там, где всегда, несмотря ни на какие обстоятельства, стоял заправленный, многажды проверенный авиалайнер, экипаж которого, находившийся на своих местах неотлучно, был готов действовать в любую секунду, едва получив команду на взлет от первого лица державы. Воздушный командный пункт Ил-80, переоборудованный из сугубо 'мирного' аэробуса Ил-86, позволял из поднебесья управлять ядерными силами страны, отдав, если иного выхода не останется, приказ на ответный удар, способный испепелить целый континент.
Сейчас, однако, путь Аркадия Самойлова лежал вовсе не в аэропорт, тем более, после воздушного удара там попросту нечего было делать. Поезд секретной подземки направлялся в бункер, расположенный под улицами и переулками разбуженных громовыми раскатами Раменок, на глубине, вполне достаточной, чтобы находящиеся в укрытии люди не пострадали даже при близком взрыве ядерной боеголовки. Там, под защитой десятков метров бетона и закаленной стали, можно было переждать самые страшные часы, выиграв хоть немного времени, чтобы принять решение.
Несколько километров погруженных в сумрак подземелий остались позади, словно один шаг. Поезд плавно затормозил, и не отходившие ни на шаг от своего принципала телохранители, с равной верностью служившие и прежнему президенту, о судьбе которого, кажется, все забыли, и сменившему его Самойлову,
