мира.
Это были мгновения полного катарсиса, сверхъестественного озарения. Над головой – бирюзовая чаша небосвода, внизу – острия горных пиков, пронзающие белоснежные сугробы облаков, отбрасывая длинные тени, силуэтами схожие с клинками. В спину вонзало свои лучи солнце, уже успевшее вскарабкаться из-за горизонта, хотя там, внизу, для многих рассвет еще не наступил. Сердце летчика билось ровно, мощными толчками разгоняя по телу кровь, а слух ласкала полная скрытого могущества песня реактивных двигателей.
Сейчас во всем мире их было лишь двое – пилот и стальная 'птица', мощная и абсолютно послушная его воле. Человеку не приходилось прилагать ни малейших усилий, чтобы управлять машиной – автопилот делал все лучше и точнее, всегда, пока дело не доходило до боя. 'Сухой' шел над хребтом со скоростью восемьсот километров в час – любой ас минувшей мировой войны умер бы от зависти, узнав, что можно летать одновременно так высоко и так быстро. Но тот, кто сжимал в своих руках ручку управления истребителем, знал, что может мчаться втрое быстрее, намного опережая звук и разя на восемьдесят километров точными залпами управляемых ракет.
– Вас понял, седьмой, – невидимый диспетчер был спокоен, и, видимо, пытался передать свое спокойствие отделенному от него сотнями километров степных просторов летчику. – Мы ведем вас. Посторонних целей в районе границы и по курсу не наблюдаем. Продолжайте полет согласно заданию.
'Сухой' находился в зоне досягаемости многочисленных наземных радаров, цепью протянувшихся вдоль южной границы страны, от черноморского побережья до теплых вод Каспия, и потому бортовая радиолокационная станция была отключена, чтобы хоть так не выдавать свое присутствие. На земле, на командном пункте, видели все, что происходит в небе, и могли направить истребитель, немедленно указав ему врага, если только кто-то осмелится незваным пересечь абсолютно неразличимую здесь, во многих километрах от грешной земли, но столь же неприкосновенную, как и всюду, линию государственной границы.
Полет длился уже больше часа, и пилоту предстояло провести в небе, крепко притянутым к спинке кресла привязными ремнями, еще втрое больше, прежде, чем пневматики шасси снова коснутся бетонного покрытия посадочной полосы 'родной' авиабазы. Все привычно до скуки, и только ощущение полной свободы, захватывавшее полностью, без остатка, позволяло смириться со всем прочим.
– Седьмой, я земля, – неожиданно истребитель вновь настиг оклик с земли, с далекой сейчас авиабазы, где в сильном напряжении пребывали десятки людей в погонах с самым разным числом звезд и просветов. – Седьмой, две воздушные цели приближаются со стороны грузинской территории к государственной границе. Квадрат восемь-тридцать шесть, дальность двести. Следуйте на перехват в автоматическом режиме.
Пилот не прикасался к рычагам управления, когда машина, получив команду с земли, изменила курс, сойдя с заранее рассчитанного и утвержденного большими начальниками в штабах, вплоть до штаба округа, маршрута. Летчик, а равно и те, кто находился на земле, пристально следя за ним, еще не знал, что покою и умиротворению приходит конец.
Самолет дальнего радиолокационного обнаружения Е-3А 'Сентри', громадный четырехдвигательный лайнер, величаво плывущий над облаками, замкнул очередной, пятый по счету круг, в центре которого находилась грузинская столица. В этот миг на экране радара кругового обзора AN/APY-1, антенна которого, укрытая плоским обтекателем, мерно совершала оборот за оборотом, пронзая пространство невидимым лучом, возникла долгожданная отметка.
– Цель в квадрате Браво-шесть, – сообщил оператор, один из дюжины офицеров, находившихся в чреве громадного АВАКСА. – Удаление сто сорок миль, высота двадцать пять тысяч футов.
'Летающий радар' парил в сотне километров от Тбилиси, на высоте десять тысяч метров. Отсюда его экипаж, а также те, кто на земле принимал сигналы с борат АВКСАа, могли контролировать обстановку в воздухе почти на пятьсот километров, от самого Тбилиси вплоть до Ростова. По многочисленным мониторам ползли, обманчиво неторопливо перемещаясь в небе над Россией, отметки воздушных целей, самолетов, вертолетов, даже такая экзотика, как дельтапланы и воздушные шары, управляемые энтузиастами воздухоплавания. Все это находилось в непрерывном движении, и под постоянным контролем спокойных, расчетливых профессионалов.
Со своей позиции экипаж Е-3А мог держать под контролем воздушные рубежи Грузии на всем их протяжении, управляя, словно искушенные дирижеры, действиями эскадрилий перехватчиков и дивизионов ракет 'земля-воздух'. Но в этот раз АВАКС отоврался от земли не для того, чтобы стать краеугольным камнем обороны целой страны.
Бортовой компьютер 'Сентри', непрерывно связанный с наземным командным пунктом, мог удерживать в памяти положение двухсот пятидесяти летательных аппаратов любого типа, намного больше, чем было в воздухе в эти минуты. И потому электроника мгновенно обнаружила появление нового объекта, известив об этом людей.
– Наконец-то, – удовлетворенно усмехнулся командир экипажа, офицер с полковничьими погонами. – Передай координаты цели 'Орлам'. Пора начинать, джентльмены!
Операторы подобрались, мобилизуя все силы. Им предстояла трудная, утомительная и способная стать весьма опасной работа, на их плечи ложилась ответственность, равную которой не испытывал, пожалуй, никто, кроме каких-нибудь астронавтов, да и те отвечали, по большей части, за свои собственные жизни. Спустя считанные минуты небо над Кавказским хребтом охватит пламя.
Пилот истребителя F-15C 'Игл', взлетевшего с тбилисского аэродрома, бесстрастно выслушал команду оператора. Приказ был предельно ясен, не допуская двойного токования, и летчику не оставалось ничего иного, кроме как отрапортовать:
– Вас понял, 'Око'! Квадрат Браво-шесть. Выполняю!
Человек и самолет привычно слились в единое целое, идеальное орудие войны, войны двадцать первого века. Одно выверенное движение руки – и истребитель весом в тридцать с лишним тонн, лихо развернувшись, рванулся на север, к границе, стремительно увеличивая скорость. Еще одно движение – и отключены предохранители управляемых ракет, щерившихся из-под плоскостей грозной 'птицы'.
– Орел-два, следуй за мной, – приказал командир звена ведомому пилоту. – Включить форсаж!
Сопла реактивных турбин 'Пратт-Уитни' F100-PW-220 выплюнули языки огня, и истребители сорвались с места, уносясь в сторону окутанных облачным покрывалом горных вершин. Звено, развернувшись широким фронтом, шло по указаниям с борта 'Сентри', подпиравшего тылы истребителей. Луч радара стал путеводной нитью для пары F-15C 'Игл', указывая пилотам верный курс. Но финальный акт этой драмы зависел лишь от мастерства и выдержки тех, кто управлял боевыми машинами.
Небо над авиабазой Инжирлик раскалывалось от рева турбин. Один за другим, взмывали в небо, разбегаясь по ровной, как стол, протянувшейся от горизонта до горизонта взлетной полосе, истребители, тяжеловесные F-15E 'Страйк Игл' и легкие, юркие F-16C 'Файтинг Фалкон'. Крылатые машины тяжело, с ощутимой натугой отрывались от земли, когда тяга турбин становилась достаточной, чтобы превозмочь массу управляемых ракет и авиабомб, гроздьями свисавших из-под крыльев.
В воздухе уже находилось полсотни самолетов, все круживших и круживших над аэродромом, и экраны радаров, развернутых по периметру военной базы, пестрели отметками воздушных целей, дружественных, и смертельно опасных для того, кого стратеги из Пентагона вдруг назвали врагом, отдав единственно возможный в этом случае приказ.
– Все 'птички' уже в воздухе, генерал, – произнес, прижав к щеке трубку спутникового телефона, командир базы, с диспетчерской вышки наблюдавший за тем, как взмывает армада, пока целиком послушная его воле. – Мои парни готовы и ждут вашего приказа!
– Великолепно, – раздался в ответ ровный голос генерал-майора Камински. – Все по графику. Я принимаю командование. Настал час для окончательного решения!
Командир авиабазы не был в восторге при мысли, что его пилотам предстоит выполнять приказы какой-то сухопутной крысы, пусть и с генеральскими звездами на плечах, сидевший сейчас в штабе под Тбилиси. Но офицер, будучи честен перед самим собой, понимал, что только так, сконцентрировав всю
