наводя на наши танки свои штурмовики. Дивизия несет очень большие потери, а ущерб, нанесенный противнику, пока ничтожен.
Генерал Логинов старался говорить четко и коротко, помня, что даже спутниковая связь не обладает абсолютной гарантией надежности. В конце концов, противник давно уже, пусть больше и в теории, научился сбивать спутники. Да и нечего было докладывать, и осознание этого заставляло опытного офицера краснеть от стыда и гнева.
– На земле мы обладаем подавляющим перевесом в живой силе и технике, у противника нет шансов выстоять в прямом столкновении, – продолжил командующий округом. – И американцы это понимают. Мы стараемся навязать бой на выгодных нам самим условиях, враг, соответственно, пытается диктовать свои, больше полагаясь на авиацию. Нашим танкам необходимо прикрытие от воздушного противника, хотя бы зенитные ракеты.
– Продолжайте наступление до последней возможности, – потребовал Самойлов, который был должен сказать и сделать хоть что-то, самого себя убеждая в своей важности и полезности. – Нужно нанести врагу максимальный урон, и, возможно, американцы предложат мир, поняв, что цена победы в этой войне окажется слишком высокой.
– Поверьте, никто из моих бойцов, ни один солдат, не желает отступать. Мы готовы сражаться, но помимо желания еще необходимы и возможности. Танки и бронемашины встают на марше, выбывая из строя не от огня противника, а из-за поломок, порой ничтожно мелких, но для того, чтобы чинить технику, нет запчастей. Боеприпасов тоже в обрез, на один бой, а потом – только на таран. Но самое главное – горючее на исходе. В баках моей штабной машины топлива еще на час-полтора, потом мы остановимся, и янки нас расстреляют, как в тире.
Логинов старался избежать лишних эмоций, но любой, кто слышал его в этот миг, не мог не ощутить горечь, сквозящую в каждом слове. Все усилия тысяч по-настоящему храбрых людей, готовых запросто пойти на смерть просто потому, что они когда-то дали воинскую присягу, могли оказаться сведенными на нет пустыми баками боевых машин.
– Пока наладить снабжение не представляется возможным, – прозвучал в ответ голос Самойлова. – Противник уничижил авиационным ударом все мосты и крупные переправы через Дон и Волгу.
– Я это знаю, черт возьми! И потому прошу вас изыскать резервы, обеспечив мои войска снарядами и топливом, и тогда, клянусь, мы погоним американцев хоть в Турцию, хоть куда!
– Мы делаем все необходимое, товарищ генерал. Все воинские части Московского военного округа подняты по тревоге, инженерные батальоны уже на подходе к Дону. Мы наведем временные переправы, обеспечив вас всеми ресурсами. Но сложилась опасная ситуация, враг угрожает с севера Москве и Петербургу, значительные наши силы брошены на отражение атаки. Мы пытаемся защитить столицу, вы должны понять важность этого. Так что пока прошу обходиться своими силами, изыскивать резервы на месте. Мы вас не оставим, генерал!
– Черт! – отключившись, генерал Логинов, уже не в силах сдерживаться, ударил тяжелым кулаком по приборной панели. Пластик жалобно скрипнул, но выдержал начальственный гнев. – Ублюдки! Своими силами? Откуда, черт возьми?! Мы в западне! Нас прихлопнут, и не заметят! Чертовы кретины!
Чувство собственной беспомощности выворачивало наизнанку. Хотелось рычать, крушить все, что попадется под руку, а вместо этого Юрий Логинов был вынужден до хрипоты кричать в микрофон, повторяя, точно попугай, слова приказов, которые, скорее всего, никто не услышит, но и услышав, едва ли сумеет исполнить. Дивизии, взметенные не сигналом тревоги, а грохотом вражеских бомб, наступали, но чудовищно мощные удары бронированных 'кулаков' проваливались в пустоту, не встречая сопротивления.
– Мы одни, помощи ждать нет смысла, – мрачно вымолвил генерал Логинов, оборвав связь с Москвой. – Атака выдохнется, войска встанут, и тогда янки своего не упустят!
– Но пока мы еще можем сражаться, товарищ командующий, – покачал головой начальник штаба. – Еще не все потеряно. На земле американцам с нами не тягаться, так нужно использовать свой шанс! Будем наступать, пока это возможно, будем крушить этих ублюдков! Заставим их пожалеть, что явились на нашу землю с оружием!
– Да, будем наступать, – мрачно кивнул Логинов. – Что ж, если уж сдохнуть, то хотя бы стоя, а не на коленях!
Возможно, командующий округом сказал бы еще что-то высокопарное, совсем не подходящее к моменту, но такое ожидаемое находившимися рядом с ним офицерам. Этому помешал громкий крик водителя, ослепленного ярчайшей вспышкой. А мгновение спустя ударная волна оторвала от земли тяжелый 'ЗиЛ- 131', подбрасывая грузовик на несколько метров вверх и переворачивая его кверху колесами. Те, кто находился в фургоне комплекса связи 'Артек', так и не успели понять, что умирают.
Корректируемая бомба, сброшенная с высоты чуть больше полумили, отклонилась от цели всего на два десятка футов. Зарево взрыва взметнулось к небу и тотчас опало – там нечему было гореть, и пламя угасло в несколько секунд. Но экипажу истребителя 'Страйк Игл' некогда было любоваться впечатляющим зрелищем, которое целиком и полностью было делом рук двух пилотов.
– Цель в захвате, – раздался в шлемофоне пилота голос его напарника, взявшего на себя управление оружием. – Готов к атаке!
Для летчиков время сжалось до считанных секунд. Дистанция до цели, небольшой колонны вражеских штабных машин, измерялась всего лишь несколькими милями, и мешкать было нельзя. Луч лазерного прицела коснулся борта бронетранспортера, над крышей которого возвышался массивный обтекатель антенны, и отсвет его тотчас 'увидела' головка наведения управляемой бомбы GBU-12, до поры дремавшей на внешней подвеске крылатой машины.
– Сброс!
Оператор коснулся клавиши на приборной панели, и замки, удерживавшие авиабомбу под брюхом самолета, разомкнулись, отправляя боеприпас в стремительный короткий полет. Рассекая остывающий ночной воздух короткими плоскостями стабилизаторов, бомба скользнула точно к цели по лазерному лучу, как по струне. Мрак не мог стать защитой для врага, не мог скрыть его от всепроникающего взора пилотов, свободно паривших над встревоженной степью. Там, где отказывали глаза, где взгляд натыкался на стену тьмы, на помощь приходила сложная электроника, многократно усиливавшая человеческие способности, и никому не дано было укрыться от удара, направляемого холодной волей и решительным разумом.
Заостренный головной обтекатель управляемой бомбы скользнул по бортовой броне БТР-80, превращенного в спутниковый ретранслятор, и пятисотфунтовая боеголовка превратилась в облако раскаленных до космической температуры газов. Взрыв отшвырнул бронемашину в сторону, с легкостью оторвав ее от земли, сминая, разрывая закаленную сталь, корежа прочный панцирь, не ставший защитой для находившихся внутри людей.
– Отличная работа, черт возьми, – воскликнул пилот истребителя, когда крылатая машина прошла на бреющем полете над искореженной машиной связи. – Прямое попадание!
– Пусть проклятые русские сдохнут! Мы всех ублюдков прикончим!
Вспышка, разорвавшая тьму, сгустившуюся над степью, угасла, не оставив огненных кругов в глазах летчиков, защищенных светофильтрами очков. Бомбы легли с идеальной точностью, так что воронки от взрывов едва не сливались воедино, превратившись в разверстую пасть, с легкостью поглотившую русскую бронеколонну. Под крылом ушедшего за облака истребителя остались искореженные остовы вражеских машин, скрывавшие в себе останки тел.
– С русскими покончено, – с удовлетворением напившегося крови хищника констатировал командир звена, уводя свою машину в набор высоты. – Здесь все! Возвращаемся на базу!
Спустя час летчики доложат об успешной атаке, так и не узнав, что их удар оборвал жизни сразу нескольких высших офицеров во главе с командующим военным округом. Генерал Юрий Логинов погиб, успев перед смертью сделать достаточно, чтобы она, эта смерть, уже ничего не могла изменить. Одна жизнь, пусть и такая важная, оказалась слишком ничтожной песчинкой, чтобы, попав в раскрутившиеся до максимальной скорости шестерни механизма войны, заклинить его и уже тем более обратить в спять. Колонны танковых и моторизованных дивизий растворялись во мраке, чтобы, вынырнув из тьмы на рассвете, обрушиться всей своей мощью на позиции врага. Но для этого предстояло сделать еще очень
