Собрание сочинений, том 1

делает что похвальное, но делает то по тщеславию, ради приобретения суетной славы, а духовный все намерения простирает во славу Божию и в надежду вечной жизни. Плотский человек перед всеми гордится, возносится, – никто ему не равен, себя ставит выше всех, – всех презирает, а духовный смиряется перед Богом и людьми. Плотский человек хулящего хулит, укоряющего укоряет, злословящего злословит, а духовный хулой утешается, гонения терпит, клянущего благословляет, добро творит ненавидящему. Плотский человек злопамятствует, и за малую обиду ищет отмщения, а духовный молится и за отнимающих жизнь: Господи не постави им греха сего. Плотский человек непримирим, а духовный и с ненавидящими мира бывает мирен», и т.д.

В этом отношении, т.е. в полноте и подробности изображения, святитель Тихон много имеет сходства с св. Златоустом, почему многие современники свт. Тихона называли его вторым Златоустом. Впрочем, несмотря на такое сходство, между ними есть и существенное различие, которое состоит в том, что, во-первых, у свт. Тихона нет той отделанности в речи, какую замечаем у греческого витии, а во-вторых, нет той смелости и отважности в полете мысли и в изложении, какую мы видим в творениях св. Златоуста.

в) Безыскусственность в построении мыслей. В писаниях свт. Тихона нигде не видно того старания, чтобы рядом строго логических построений или искусных умозаключений вести читателя к какому-нибудь убеждению. Напротив, он пользуется почти исключительно описательным методом, он изображает предмет так, как он есть, или каким он кажется непосредственно всякому. Он не столько доказывает истину, сколько раскрывает ее перед читателем. Поэтому мысли, обильно появляющиеся в его уме, излагались большей частью в том естественном порядке, в каком они рождались в его голове. В расположении отделов речи он или довольствовался исторической последовательностью, где дело касалось исторических событий, или же кажущейся и наглядной связью предметов между собой, или же порядок их обозначал цифрами. Так например, после рассуждений «о евангелии и вере», составляющих две особые статьи в его книге «об истинном христианстве», Святитель переходит к рассуждению «о церкви» и «св. крещении», и делает это по следующим основаниям: «От Евангелия, – говорит он, – начинается вера, от веры христианин... собрание же христиан составляет Церковь, в которую вход бывает не чем иным, как только верой и св. крещением». Посему в его статье (т.е. после статьи «о вере») вкратце предлагается «о церкви и св. крещении». Или, составляя христианское наставление, он не занимается развитием какого- нибудь общего христианского правила, а прямо под цифрами изображает частные правила, руководствующие человека в христианской жизни. Начав тем, что без живой веры и страха Божия благочестиво жить нельзя, он потом излагает сами правила. Во-первых, избегать праздности, во-вторых беречься от всякого греха, в-третьих, не делать того, что возбраняет совесть и т.д. Все эти правила, впрочем, он разъясняет более или менее подробно, только порядок их обозначает цифрами. Таким образом в построении мыслей и их течении безыскусственность и простота составляют отличительное свойство его писаний. В этом отношении у него много сходства с простотой писаний мужей Апостольских.

г) При отсутствии строго последовательного порядка в изложении мыслей свт. Тихона, разнообразные движения его сердца изливались на бумагу без всякого препятствия, просто и естественно, в том же обилии и разнообразии, как появлялись в душе. И так как сердце Святителя сочувственно отзывалось на всякое размышление его богомысленного ума, то отсюда в его описаниях мы можем находить все христианские чувствования, которые порождаются размышлениями о различных догматах веры, – чувствования радости, печали, скорби, сетования, благоговения, смирения, трепета, любви, благодарения и славословия, что придает его описаниям особенную живость и служит причиной сильного воздействия на читателя.

Но, что особенно важно, писания свт. Тихона носят на себе печать и того благодатного, богопросвещенного состояния, которое называется помазанием. Помазание не есть что-нибудь определенное, на что можно указать и что можно определить. Оно есть незримое, но чувствуемое веяние Духа благодати, живущего в душе писателя, отражение или отпечаток духоносного ума и сердца, отсвет или печать пламенеющей в сердце любви Христовой. Существо этого помазания заключается в том, что верующий, с одной стороны, так проникается Христовой любовью, в такой полноте усваивает ее, что он готов всех обнять, как братьев, всех вместить в своем сердце, подобно святому апостолу Павлу, а с другой стороны, услаждаясь непостижимой любовью Бога к человеку, все земное вменяет за уметы, и пламенно желает – разрешитися от уз плоти и со Христом быти. С такой любовью воцаряется в душе верующего благодатный мир, тихое благодатное спокойствие. В жизни святителя Тихона мы видели, как он любил своих ближних, как подвизался для них, как пламенел любовью к Богу и желал со Христом быть, как, наконец, утвердился в его душе благодатный мир и спокойствие. Все это и отразилось в его писаниях. Читая их, вы чувствуете, что с вами беседует многоопытный, строгий к самому себе, но любящий Христовой любовью св. старец, нашедший совершенное и полное успокоение своего духа во Христе Господе нашем. Оттого, при чтении и вам передается эта сила любви, эта умягчающая теплота сердца, это благодатное спокойствие духа.

К этому еще нужно прибавить, что и в самом помазании писаний свт. Тихона постоянно слышится тон той душевной грусти, которая была так близка к душе Святителя во время всей его жизни, особенно жизни в Задонске. Почему в этом отношении его писания очень близко подходят к писаниям Ефрема Сирина, – этого проповедника покаяния и слез. Возьмем для примера одно место из писаний свт. Тихона. «Когда человек видит приближение своей кончины или смерти, – пишет Святитель, – что тогда бывает у него на душе? Какой страх, какой трепет и ужас, какой мятеж, волнение, какое отчаяние колеблет его тогда? Ах, зовет меня Царь небесный, а я не готов! Указ Его ко мне пришел, чтобы мне к Нему явиться, а я неисправен. Вижу я приближение мой кончины, а о ней я никогда не думал! Приблизилась ко мне моя смерть, о которой я никогда не помнил. Уже отворяются мне врата к вечности, о которой я никогда не помышлял! Боюсь я Судии Бога, которого прогневлял. Совесть моя, которая представляет мне мои грехи, обличает меня и мучит. Бедственная и мучительная вечность, в которую отходят нераскаянные грешники, колеблет всего меня ужасом и страхом. Зачем это я об этом страшном часе никогда не помышлял? Зачем ум мой был занят суетой? Зачем я столько собирал себе? Зачем гонялся за славой и честью мира сего? Зачем такие-то и такие грехи делал я? Зачем не внимал я слову Божию, которое предостерегало меня? Что мне теперь пользы в приобретенном мной богатстве, чести и славе? Что в пышности и житейской гордости? Что в богатом и разукрашенном доме? Что пользы в каретах, конях, многих слугах, землях и деревнях, различных именах и титулах? Что в увеселительных садах, галереях и прудах? Что пользы в друзьях, которых я часто увеселял пиршествами и различными винами, и с которыми сам веселился?

Сия суета мира сего помрачила и ослепила мой ум, и потому я не мог распознать прелести и истины, зла и добра, вреда и пользы, греха и добродетели, окаянства и истинного блаженства. Она отняла от меня память, память о смерти, к которой я ныне приблизился, и которая полагает конец всему оному мнимому утешению, – память о вечности, в которую я ныне иду. Теперь я познаю, что есть прелесть и истина, в чем состоит мое истинное добро и истинное зло. Теперь я вижу, что истинно слово Божие и истине учит. Блаженны, которые внимают ему! Окаянны те, которые не внимают! О мир, мир, суеты и прелести исполненный мир! Как обольщаешь ты бедного человека! Теперь я оставляю все твое сокровище, и вместо богатства и прекрасного дома вселяюсь в малый гроб, и вместо шелковых и дорогих одежд покроюсь черным одеянием, и вместо многих земель и вотчин зароюсь в трех-аршинной, земляной яме, и вместо богатства, чести и славы наследую мертвость и тление; и вместо роскоши, которой себя утешал, буду снедью червей. Прощайте все, прощайте жена и дети, прощайте друзья и знакомые мои, прощайте слуги и крестьяне мои, прощайте земли и вотчины мои! Я вас теперь оставляю. Прощай мир! Я и тебя оставляю ныне, и все твое оставляю тебе. Наг изыдох от чрева матери моея, наг и ныне отхожу в путь всей земли.

Теперь я вижу, что все, что я ни имел, было не мое, ибо все что имел, ныне оставляю. Как и в мир вошел ни с чем, так и от мира отхожу без всего. Царь небесный зовет меня теперь, и я иду к Нему, но трепещу праведного и страшного суда Его. Он нелицеприятен (лица не приемлет), судит по совести нашей и по делам нашим, а не по лицам. У него цари и подданные, вельможи, князья, господа и их рабы, богатые и нищие – равны».

По возможности, мы указали все особенности писаний свт. Тихона, – соединим же их воедино: раскрытие связи христианских догматов с жизнью, редкое и замечательное искусство посредством сравнений и сближений сообщать истинам веры ясность, наглядность и общедоступность, а богатством подробностей в изображении предмета и изобилием противопоставлений придавать предметам веры силу и изобразительность, – простота и безыскусственность в построении речи, искренность, сила и разнообразие чувствований, – святая и пламенная любовь к Богу и всех обнимающая любовь к ближним, отражение