Звезды на приеме у психолога. Психоанализ знаменитых личностей

(Мой пациент верит в то, что существует дрессировка, в которой нет насилия. Я соглашусь с ним потому, что существуют манипуляции во благо личности. На таких манипуляциях, например, основана психотерапия.)

Мой пациент аккуратен и ответственен в своих выражениях, мышлении, поведении. Благодаря этому он ответственен перед окружающими. Он руководствуется принципом реальности, который часто блокирует спонтанные переживания моего пациента, которые, порой, не могут выплеснуться наружу. В заключении я пожелал своему пациенту, чтобы никакие “папы” Росгосцирка никогда не мешали ему быть хорошим Папой тигров, львов, лошадей и обезьян, чтобы он так рассчитал эту энергетику Папы, чтобы в будущем её хватило и на собственных детей.

ГЕРОЙ РОССИИ, ЛЁТЧИК-ИСПЫТАТЕЛЬ СЕРГЕЙ МЕЛЬНИКОВ

— Что вас в настоящее время больше всего беспокоит?

— Несмотря на то, что вроде бы как идёт поддержка авиации, армии, но то, что я вижу реально, что происходит в полках, меня, конечно, очень сильно тревожит. Лётчики летают меньше, техника стареет, техника на грани выработки ресурсов, во многих полках нехватка запчастей. Отсюда маленькие налёты лётчиков, отсюда снижение безопасности. Все вытекающие последствия. Это не может не тревожить.

(Мой пациент несколько раз произнёс слово “тревожит”. — Примечания Рамиля Гарифуллина)

— Значит, есть чувство тревоги, обусловленное внешней ситуацией. Правильно?

— Да, естественно. Есть конкретная причина, хотя я, конечно, не политик, не финансист, но я не могу понять одного. Как заявляют, у нас некуда девать стабилизационный фонд, тогда почему бы, не перевооружить свою армию? Вот это я просто для себя не могу объяснить.

— А может быть, есть такие лётчики-испытатели, которые в этой же ситуации так тревожно не реагируют, спокойно спят, живут, не видят и не чувствуют того, что вы видите?

— Я вполне допускаю, что такие лётчики где-то есть. Может быть. Но они мне не встречались по жизни, потому что все ребята нормальные и все проходят медкомиссию, в том числе и психологов.

Это каждый год серьёзная комиссия, поэтому у нас с психическим здоровьем всё нормально. Я думаю, что ненормальны те, кто спокойно спит и не реагирует. Это заболевание совести или заболевание души.

(Можно предположить, что мой пациент говорит о нормальности и прохождении медкомиссии не только своих коллег, но и себя, хотя это вполне очевидно.)

— У меня есть такие пациенты, которые смотрят на газовую плиту и не отходят от неё в течение 15 минут. Не верят, что она выключена. Самолёты посложнее газовой плиты. У вас бывают такие ситуации? Проверяешь, так ли всё?

— А это просто залог безопасности своей. Это не невроз, этому учат с самых младых ногтей. Это не значит, что тупо стоять и смотреть, правильно или неправильно включён переключатель, но то, чтобы дотошно относится к своей работе и правильности своей деятельности — это залог безопасности любого лётчика — испытателя.

(В медицинской психологии есть такое понятие как «беспричинное беспокойство», когда мои пациенты часто осознают, что причин для беспокойств нет, а тревога и беспокойства есть. Это к моему пациенту не имеет никакого отношения. У моего пациента нет никаких неврозов и беспричинных беспокойств.)

— Иногда лётчики, которые бросают летать начинают пить. Срабатывает психологический эффект компенсации. Они компенсируют полёты своего тела алкогольными и наркотическими полётами души.

— Я допускаю, что в единичных случаях такое возможно. Я по себе могу сказать. Я шесть лет не летал, меня медицина тормознула, но я почему-то не запил.

(Порой, лётчики прекращая летать, прекращают “накачивать” в свой мозг соответствующие нейромедиаторы. Поэтому, у некоторых из них возникают состояния сродни с постнаркотической абстиненцией. Отсюда возникает тоска и депрессия. Более того, есть единичные случаи, когда героемания этой рискованной профессии сменяется героиноманией.)

— Лётчик постоянно сравнивает плоскостную реальность с трехмерной реальностью полёта. Поэтому, будучи на земле он скучает. Могут возникнуть депрессии.

— Может быть. На незрелом этапе я не стал бы спорить с вашими словами, но жизнь она на много шире чем летание, я даже где-то благодарен всевышнему и врачам, которые меня тормознули. Благодаря этому я шесть лет мудрел для того, чтобы вернуться опять в летание. Я прекрасно понял, что все, что составляет жизнь лётчика, это на самом деле маленький кусочек от той огромной жизни, которая нас окружает.

(Всё это не противоречит моим вышеприведённым примечаниям.)

— Это здорово. Значит самолёт не единственный смысл жизни, а есть ещё иные ценности. К сожалению, у некоторых не так бывает.

— Я могу им только посочувствовать. Я тоже очень сильно переживал, когда меня тормознули. Ну и что? Всё, что происходит с нами, из всего просто надо выносить и делать выводы.

— А можно предположить, что у вас была другая запасная специальность, которая вдохновляла и радовала вас также как полёты?

— К сожалению, нет. Я прекрасно понимаю, что рано или поздно любой лётчик в возрасте пятидесяти лет принимает решение, потому что реакции не те, здоровье не то. Естественно, если не подготовил запасной аэродром, то, конечно, будет сильная депрессия.

— Нет ли у вас беспокойств, вызванных финансовым положением?

(И действительно, бывают ситуации, при которых никакая помощь психолога не нужна, а всё упирается в финансы.)

— Больше 10-ти лет назад была шутка когда были задержки зарплаты. Мы ведь все равно летали. А шутка такая: «начальник смотрит, летчикам не платят, а они летают, а может с летчиков денег брать за то, что они летают?» Поэтому я думаю, что зацепка за деньги, ну это вообще не очень характерно вообще для летчиков. Но то, что очень легко кто-то зарабатывает во много раз больше, чем я в достаточно опасных испытаниях. Ну, это их проблема. Мне достаточно, чтобы были два автомобиля в семье, купить себе мотоцикл, который я хочу. Купить коня жене, моя жена занимается конным спортом. У меня хватает средств, чтобы отправлять дочь четыре раза в году на горнолыжные из них три раза заграницу. Но заниматься летной работой ради денег не возможно.

— По-видимому, вам часто приходилось преодолевать психологические трудности во время посадки? Я читал об этом в ваших интервью.

— Летал и делал посадки СУ-33 на авианосец. Это достаточно большой стресс и практически ни один летчик не говорил, дескать «а что тут, ерунда, сел и все!» Очень многие летчики признавались и в этом нет ничего крамольного, что после посадки на авианосец сруливаешь на техническую позицию и вдруг замечаешь отходняк от стресса. Ноги начинают подрагивать, просто идет нервная дрожь, которую надо унять, совладать собой. Она потом появляется, потому что пока летчик работает, в это время летчику не страшно. Если летчику страшно во время работы, то он не годится к этой работе. Но после работы делает выводы. После многих посадок садишься, переосмысливаешь и думаешь «ого!» Грубо говоря сесть нужно, как это громко не звучало, на спичечный коробок, который плавает в необозримом океане. Если лётчик попал на эти 300 метров, то оценка «отлично», на авианосце это 36 метров. Если не попал на эти 36 метров, не долетел, ударился в корму, перелетел, не зацепился и в лучшем случае ушел на 2-ой круг. Это конечно стресс. Если летчик ничего не боится и заявляет об этом, то он или врет или его нужно убирать с летной работы.