От Сенного рынка до Фонтанки по Горсткиной ул. тянулись продовольственные склады, здесь же шла оптовая торговля скотом. Во время постов Горсткин рынок был главным среди торговавших рыбой. По Забалканскому пр. от Сенного до Фонтанки торговали с лотков, а у моста был Обуховский рынок. Далее по Садовой шли Александровский Новый рынок (наши авторы называют его просто «Александровским») и Никольский. У Калинкина моста — Лоцманский рынок.
Из торговых рядов вне «утробы Петербурга» надо, прежде всего, назвать Пассаж: модное платье, белье, искусственные камни, предметы домашнего обихода, парфюмерия, галстуки, золото, серебро, оптика; к услугам посетителей — агентство АО «Лионский кредит», сберкасса, парикмахерская, фотоателье, кинематограф и театр. Другие рынки в центре — Круглый на Мойке у Конюшенного моста (мясной и зеленной товар); Литовский на Офицерской ул. у Крюкова канала и Пантелеймоновский (ранее Пустой) на Гагаринской близ Соляного городка (специализация та же); Мясной (Ямской) на углу Николаевской и Разъезжей (мясо, рыба, овощи, мука). На периферии — Александровский Старый (Мытный) рынок на Старо-Невском пр. (оптовая торговля соленой рыбой, хлебом, мукой, рогожами, дегтем, махоркой, телегами, железом, кожами, сапогами, войлоком); Хлебная биржа на Калашниковой наб. (оптовая торговля хлебом, жировыми и масляными товарами, рыбой); Сенная биржа у Ново-Каменного моста на Обводном канале. Ското-пригонный двор на Обводном у Варшавского вокзала; рынок купца Васильева на углу Забалканского пр. и Заставской ул. (мясо, молочные продукты, зеленной товар); Новый рынок за Балтийским вокзалом (торговля сеном).
На Васильевском острове — Чайный рынок между Тучковой наб., Биржевой линией и Тифлисской ул.; Новобиржевой Гостиный двор, где ныне исторический и философский факультеты университета (оптовая торговля); Андреевский (суровский товар, галантерея, мебель, мясо, рыба, фрукты, в известные дни — «чухонские» молочные и прочие сельскохозяйственные продукты); рынок купца Ширяева по Малому пр., 61 (мануфактура, суровский товар, готовое платье, мясо, зелень); Ново-Гаванский на месте нынешней гостиницы «Гавань» (мясо, зелень, фрукты).
На Петербургской стороне — Сытный рынок; Петербургский центральный рынок севернее сада «Аквариум» (готовое платье, суровский товар, обувь, шляпы и фуражки, галантерея, книги, мебель, прокат автомобилей); рынок купца Дерябкина на Малом пр. (суровский товар, галантерея, мясо).
На Выборгской — Охтинский рынок на углу Большеохтинского пр. и Пороховской ул. (центр доставки молочных продуктов «чухнами»; до постройки моста Петра Великого летом по утрам яличники перевозили в город разносчиц-«охтенок» с их товаром); Большой Сампсониевский близ церкви св. Сампсония (галантерея, суровский товар, готовое платье, посуда, зеленной и сельдяной товар, мясо, фрукты); рынок купца Селезнева (готовое платье, посуда). Надо упомянуть и о Новодеревенском рынке купца Буфетова (мануфактура, галантерея).
«Рынки в Санкт-Петербурге более чем неудовлетворительны как по гигиеническим условиям хранения и продажи съестных припасов, так и по своим размерам» (Енакиев Ф. 75).
В 1906 г. в Петербурге было 12 132 торговых предприятия, в 1914 г. — около 16 500. Из них почти 94 % приходилось на розничную торговлю. Сумма их годового оборота была близка к половине всего торгового оборота столицы. Этим Петербург резко отличался от Москвы, где доля розничной торговли в общем товарообороте была гораздо ниже, так как Москва была от века общероссийским центром оптовых сделок (Степанов А. 1993. 297). В структуре петербургского товарооборота, представленной ниже (ПЖ. 307, 308), бросается в глаза господствующее положение торговли предметами обихода. Это признак высокого жизненного уровня столичного обывателя и умелой постановки торгового дела.
В наше время бытует представление о безумной дороговизне жизни в столице Российской империи. Статистические данные этого не подтверждают. Хотя ржаной хлеб и был в Петербурге, смотря по сезону, на 18–28 % дороже, чем в Москве или Саратове, зато пшеничный продавали круглый год по среднерусским ценам. Мясо лучших сортов зимой было дешевле, чем в каком-либо другом крупном городе империи, и только худшие сорта весной и летом отличались дороговизной, но осенью и они шли по средним ценам (ассортимент мяса в Петербурге был вдвое разнообразнее, чем в Москве, которая, в свою очередь, была в этом отношении выше значительной части провинциальных городов). Соль и вправду была постоянно на 26–28 % дороже московско-саратовских цен. Зато сахар в первое полугодие продавался по умеренным ценам и только во втором становился на 6–14 % дороже, нежели в Москве. Как видим, прожиточный минимум в столице находился на среднем уровне. Но существовать на этом уровне истинный петербуржец счел бы ниже своего достоинства. Многие, лишь бы не уронить престиж, жили не по средствам, с трудом сводя концы с концами (Степанов А. 1993. 300).
О петербургских ресторанах один персонаж А. Т. Аверченко вспоминает: «Мне больше всего нравилось, что любой капитал давал тебе возможность войти в соответствующее место: есть у тебя 50 рублей — пойди к Кюба, выпей рюмочку мартеля, проглоти десяток устриц, запей бутылочкой шабли, заешь котлеткой даньон, запей бутылочкой поммери, заешь гурьевской кашей, запей кофе с джинжером… Имеешь 10 целковых — иди в „Вену“ или в „Малый Ярославец“. Обед из 5 блюд с цыпленком в меню — целковый, лучшее шампанское — 8 целковых, водка с закуской — 2 целковых… А есть у тебя всего полтинник — иди к Федорову или к Соловьеву: на полтинник и закусишь, и водки выпьешь, и пивцом зальешь…» (Аверченко А. 269).
В области моды Петербург задавал тон всей России. Если оставить в стороне анахронизмы придворного и аристократического обихода, то в глаза бросается прежде всего общеевропейская тенденция — стирание национальных и сословных особенностей в костюме. Конечно, лишь до известного предела: костюм и в это время говорил о принадлежности человека к определенному социальному кругу. Но если в XVIII–XIX вв. одежда очень внятно обозначала социальный статус своего хозяина, то в начале нашего столетия, на фоне единообразия городского костюма, знаки социальной принадлежности сместились на уровень аксессуаров и нюансов, которые современниками улавливались моментально, а нам подчас кажутся едва заметными.
Дамам диктовал моду Париж, господам — Лондон. Законодательницей дамских мод в Петербурге была мадам Бриссак. «Эта портниха сколотила целое состояние и приобрела в столице особняк. Все ее клиентки, в том числе сама царица, жаловались на цены, которые та заламывала» (Масси Р. 153). Но понемногу и у дам завоевывал популярность английский стиль. Парижские модельеры вводили их в шикарный салон, вовлекали в изящную эротическую игру, а Лондон ставил выше всего удобство и приспосабливал дамский туалет к изменениям в образе жизни, вызванным эмансипацией, успехами гигиены и, главное, развитием спорта (авто, велосипед, верховая езда, крокет, теннис, плавание). В мужской одежде очень заметно было также влияние Вены: мощная австрийская швейная промышленность экспортировала мужские костюмы во все страны (Ривош Я. 101).
Основным распространителем моды были специальные журналы. В 1915 г. в Петербурге издавалось 11 журналов мод: «Белье и вышивки», «Венский шик», «Вестник моды», «Дамский мир», «Детское платье и белье», «Искусство портных», «Модный курьер, модный свет и модный магазин», «Модный свет», «Моды для всех», «Парижская мода», «Портной». На моду влиял и театр. Часть публики (особенно значительная среди завсегдатаев Михайловского театра, где выступала французская труппа) шла на спектакли только для того, чтобы посмотреть на присланные из Парижа туалеты примадонн. Мода распространялась также фотографическими открытками, изображавшими «этуалей» и красавиц на любой вкус, и кинематографом, увлечение которым начиная с 1907 г. приобрело эпидемический размах.
Столичная аристократия и крупная буржуазия шили костюмы за границей либо у иностранных портных, работавших в Петербурге. Обычно шили у постоянного портного, который зачастую имел в мастерской манекен, сделанный по фигуре заказчика. У портного же имелся ассортимент материй как
