Повседневная жизнь Петербурга на рубеже XIX— XX веков; Записки очевидцев

Летняя жизнь за городом стала привычной для петербуржцев с конца 1830-х гг. Самым престижным дачным местом был Каменный остров; немцы предпочитали Крестовский; дешевые дачи Новой и Старой Деревни и домишки на Карповке привлекали холостых чиновников; в Лесном и Парголове отдыхала интеллигенция; в Заманиловке — скромные чиновники с семьями (Деотто П. 362–364). Ареал дачных мест значительно расширился с проведением железных дорог: в 1837 г. — Царскосельской, в 1851 г. — Николаевской, в 50-х гг. — Варшавской, в 1857 г. — на Петергоф (в 1864 г. ее довели до Ораниенбаума), в 1859 г. — на Красное Село, в 1870 г. — Финляндской, в 1874 г. — Балтийской через Гатчину, в 1876 г. — на Сестрорецк через Териоки и в 1894 г. — через Лахту, в начале 1900-х гг. — Витебской (вскоре от нее отвели ветку на Поселок).

Респектабельная публика тянулась поближе к императорским резиденциям, где царили порядок и чистота, — к Петергофу, Стрельне, Павловску. Просвещенное чиновничество, литераторы, инженеры, модные врачи, адвокаты и художественная интеллигенция, стоявшая в оппозиции к официозной культуре, предпочитали ближнюю Финляндию и Эстляндию: это давало иллюзию отдыха в Европе, позволяло наведываться в город и не вводило в катастрофические траты (Лихачев Д. 76; Лурье Л. 173, 174). Люди состоятельные, но без апломба, отдыхали в таких приятных местах, как Разлив, Лесной, Шувалово, Островки, Вырица, Сиверская, Красное Село, Тайцы, Мариенбург, Мартышкино. Им было по средствам снимать дачу, сохраняя за собой квартиру в городе. Архитектура их летних жилищ — романтичная, легкомысленно-нарядная, прозрачная, приветливая — не была похожа ни на городскую, ни на дворцово- парковую. Большинство же петербуржцев — «интеллигентный пролетариат», мелкие чиновники, конторщики, офицерские вдовы, народные учителя — удовлетворялись грязными крестьянскими избами или неказистыми «карточными домиками», которые строились владельцами, заботившимися лишь о прибыли, всюду, куда только можно было добраться железной дорогой; некоторые дачники устраивались в сараях и хлевах (Лурье Л. 174; Деотто П. 359, 368).

Если представить себе преследовавшие бедных дачников запахи навоза и кухни, испарения болот, пыль проселков и деревенских улочек, сквозняки в горницах, ежедневные поездки «дачных мужей» на службу и обратно в битком набитых душных вагонах, то жизнь их не назовешь комфортабельной и здоровой. Но оставаться на лето в Петербурге им было бы хуже.

Во-первых, многие были готовы голодать зимой, лишь бы летом показывать, что они «не простые какие-нибудь люди, а живут на даче». Во-вторых, сезонная плата за дачу была ниже, чем за квартиру. Это вынуждало жить за городом как можно дольше — чуть ли не до октября — и затем устремляться в город искать зимние квартиры: начиналась «несносная процедура странствования по улицам, лазания по четвертым и пятым этажам, бесконечные и однообразные беседы с дворниками» (Деотто П. 365, 368). В- третьих, в летнем Петербурге и даром никто не хотел бы жить. Воздух был так задымлен, что в 1914 г. летчик, покруживший над городом, рассказывал: «Петрограда вы не видите. Там, где он должен быть, большое темно-серое, почти черное пятно» (цит. по ПРП. 267). Шум и давка на улицах делались невыносимыми. По набережным было не пройти из-за причалов со снующими туда-сюда грузчиками. Город превращался в гигантскую строительную площадку, на которой кипела работа армии пришлых каменщиков, плотников, маляров, кровельщиков. Ремонт домов; земляные работы, отравлявшие воздух миазмами почвы; улицы, перегороженные рогатками из-за починки мостовых. «Город изрыт весь точно во время осады; пешеходы, конки, экипажи — все лепится к одной стороне. <…> Трудно жить в Петербурге летом, в знойные дни, а еще хуже того в тихие вечера после них: дышать нечем; на улицах висит сизоватая пелена каких-то промозглых испарений, начинает пахнуть даже на лучших улицах гнилью, навозом» (Минцлов С. 25, 92). В-четвертых, людей гнал на лоно природы миф о противоестественности и бесчеловечности Петербурга, о гибельности жизни в нем. Укорененный в старых пророчествах о неминуемом конце города, порожденного волей Петра-«антихриста», он после пушкинского «Медного всадника» и «Петербургских повестей» Гоголя достиг апогея в творчестве Достоевского и символистов (Топоров В. 4–29). Дачная жизнь манила исцеляющим душу уходом на простор природы (воспринимаемой через призму литературы, музыки и живописи), к более простому (но без отказа от городских привычек) укладу жизни и более открытым (но не без соблюдения приличий) отношениям (Деотто П. 366–369).

За 1908 г. пассажирооборот Варшавского и Балтийского вокзалов составил (в сумме) 8,4 млн. пассажиров, Финляндского — 4,8 млн., Николаевского — 2,5 млн., Царскосельского — 2,2 млн., Приморского — 2,1 млн. Билеты начинали продавать за полчаса-час до отправления поезда. Приобрести билет, зарегистрировать багаж, занять место в вагоне можно было поручить за 30–50 коп. носильщику, запомнив его номер и указав, в каком купе хотите ехать — для курящих, некурящих или для дам. На перрон пускали по предъявлении проездного билета или перронного (10 коп.). Вагоны 1-го класса были голубые, 2-го — желтые, 3-го — зеленые. Перед отправлением давали три звонка: первый за 15 мин., второй — за 5, сразу за третьим поезд трогался. Поезда делали по 30–40 км/час, подолгу стояли на станциях, опаздывали. Тарифная сетка на 1914 г.:

Провоз багажа весом до 1 пуда был свободный. Багаж можно было держать в камерах хранения 3 дня, платя 5 коп. в день за место (Baedeker K. 20–24). На станциях разносили еду. Официанты-татары в белых передниках, «начиная с первых же звуков пыхтения приближавшегося поезда, носились бегом, подобно санитарам скорой помощи. Еда… была прекрасной; сравнить еду в каком-нибудь ресторане с едой на железной дороге… значило выразить похвалу этому ресторану» (Стравинский И. 1971. 23). Чай можно было получить в любое время дня и ночи за 10 коп.

Список сокращений

Аверченко А. — Аверченко А. Записки простодушного. М., 1992.

Айвазов И. — Айвазов И. Г. Новая вероисповедальная система русского государства. М., 1908.

Алянский Ю. — Алянский Ю. Увеселительные заведения старого Петербурга. СПб., 1996.

Антонов В. 1993 — Антонов В. В., Кобак А. В. Полковые храмы Петербурга. — В кн.: Невский архив. Историко-краеведческий сборник. М.; СПб., 1993.

Антонов В. 1994 — Антонов В. В., Кобак А. В. Святыни Санкт-Петербурга. Историко-церковная энциклопедия в 3 т. Т. 1. СПб., 1994.

Ахматова А. I — Анна Ахматова. Десятые годы. М., 1989.

Ахматова А. II — Анна Ахматова. Фотобиография. М., 1989.

Барабанов Е. — Барабанов Е. В. В. В. Розанов. — В кн.: В. В. Розанов. Сочинения в 2 т. Т. 1. Религия и культура. М., 1990.

Барабанова А. — Барабанова А. И. Место казни первомартовцев. — В кн.: Краеведческие записки. Исследования и материалы. Вып. 1. СПб., 1993.

Бахтиаров А. 1903 — Бахтиаров А. Современный Петербург // Родник, 1903, май.

Бахтиаров А. 1994 — Бахтиаров А. А. Брюхо Петербурга. Очерки столичной жизни. СПб., 1994.

Бенуа А. — Бенуа А. Мои воспоминания. В 2 т. М., 1993.

Блок А. — Блок А. Собрание сочинений в 8 т. М.; Л., 1960–1963.

Богданов И. — Богданов И. Лахта. Ольгино. СПб., 1997.

Богомолов Н. — Богомолов Н. А., Малмстад Джон Э. Михаил Кузмин: искусство, жизнь, эпоха. М., 1996.

Брокгауз I — Энциклопедический словарь. СПб., Брокгауз—Ефрон.

Брокгауз II — Новый энциклопедический словарь. СПб., Брокгауз—Ефрон.