длинноворсными коврами и выставлено золотое кресло вейнгара, в пределах дворцовый стен слуги также постарались создать ощущение праздника. Вдоль мощеных дорожек стояли вазы с цветами. Над ними возвышались штандарты или украшенные разноцветными лентами столбики. На зеленеющих лужайках стояли отполированные до блеска столы, которые позднее будут укрыты цветастыми скатертями и заставлены разнообразными угощениями.
Со слов сестры Лутарг знал, что перед выходом процессии из дворца, центральная аллея, ведущая к воротам, будет устлана плетеной дорожкой, которая протянется до главной площади и соединит замок с церемониальным местом, чтобы босые стопы будущей правительницы не касались голой земли. Плохая примета войти в новую жизнь запачканной.
Две огромных кадки, сейчас стоящие возле ворот и доверху наполненные розовыми лепестками, будут опустошены руками всех желающих, кто сочтет своим долгом на обратном пути с площади бросить душистую горсть под ноги новоиспеченной руаниданы с пожеланиями долголетия и благословенного богами правления.
'Зрелище должно быть красивое', - решил для себя молодой человек. Достойное нового правителя.
Легкий стук в дверь отвлек Лутарга от созерцания и размышлений. Отвернувшись от окна, мужчина нашел глазами рубаху и, накинув ее на плечи, пошел открывать. Без его личного приглашения никто не смел войти в комнаты, отведенные Лурасой сыну. Ни один из слуг не осмеливался самолично отворить дверь, даже если в его руках был поднос с завтраком.
Это коробило, напоминая об инаковости и порождаемой ею боязни. И время здесь было не властно. Как бы ни относилась к нему мать, ее любви оказалось недостаточно, чтобы остальные обитатели дворца приняли его таким, каким Лутарг являлся. Лишь единицы позволяли себе заглянуть в его глаза. Заглянуть, глубоко пряча страх. Привычно, но все же больно. А теперь еще больнее, после того, как молодой человек познал иное отношение. Вдвое больнее.
Прежде, чем Лутарг достиг двери, раздался повторный стук, а затем деревянная преграда дрогнула и в образовавшуюся щель просунулась голова Таирии.
- Не спишь? - на всякий случай спросила девушка.
Ответить он не успел, потому что, увидев брата, Ири отбросила сомнения и ворвалась в комнату, хлопнув дверью так, что та обиженно застонала.
- Я не хочу! Это должен быть ты! - взволнованным голосом заявила она, устремив на брата умоляющий взгляд.
Мужчина мысленно застонал: 'Паника'.
- Будет правильно, если вейнгаром станешь ты. Так должно было быть. Это твоя судьба, а не моя. Ты родился, чтобы стать правителем. Я же не справлюсь. Я знаю! Чувствую!.. - тем временем частила Таирия, второпях съедая окончания слов и заламывая руки от того, что не могла найти им другого применения.
Девушка нервничала. Щеки ее были бледны, глаза горели лихорадочным блеском, а голос дрожал и местами срывался. Лутарг обреченно вздохнул.
Он досконально, вплоть до последовательности знал, что именно собирается ему сказать сестра. Все знали - Лураса, Лита, Сарин - так как не раз уже становились свидетелями подобных излияний. С тех пор, как старейшины объявили, что Таирия может стать руаниданой, девушку одолел страх. Ответственности или просто перемен - он не знал, но из раза в раз пытался успокоить сестру.
Обычно получалось, хоть и ненадолго. Через какое-то время Ири вновь начинала его упрашивать занять место вейнгара. Сегодня он также ожидал чего-то подобного, только не думал, что атака начнется с самого утра. Предполагал, что перед выходом процессии. Ошибся.
- Ири, прекрати немедленно, - со всей строгостью, на которую был способен, сказал молодой человек. Он расцепил ее судорожно перекрещенные руки и, сжав тоненькие пальники в своих ладонях, заглянул в глаза.
- Ты все сможешь. Поверь мне, - с убежденностью в голосе произнес он.
- Но, Лу…
- Да, Ири. Именно ты. Никак не я. Мое место не здесь, и ты об этом знаешь.
- Но я не готова, Лу, - жалобно протянула она, смаргивая предательские слезы, что навернулись на глаза.
Совсем недавно она начала называть его так, сократив имя до двух букв, чем заразила Литаурэль и Гарью. Благодаря ее милости, он начинал чувствовать себя маленьким пушистым щенком, которого всем хочется потрепать по загривку, настолько он миленький и безобидный. От этого хотелось смеяться.
- Готова, Ири, - с улыбкой не согласился Лутарг. - Нужно только верить в себя.
Таирия медленно кивнула, мысленно проговаривая слова брата, а затем, раздраженно фыркнув, вырвала руки и топнула ногой, напомнив ему шипящего котенка со вздыбленной шерсткой.
- Как тебе это удается?! - возмущенно поинтересовалась девушка.
От взвинченного состояния не осталось и следа, и Лутарг явственно ощутил момент, когда паника сменилась праведным гневом.
- Что именно? - с долей иронии переспросил он, намеренно заводя ее еще больше.
- Заставлять меня чувствовать себя обязанной.
Он усмехнулся, приподняв бровь, готовый к новой порции обвинений. Это они тоже проходили.
Пока сестра выговаривалась, расхаживая перед ним из стороны в сторону, Лутарг стоял, скрестив руки на груди, и с деланно серьезным видом слушал ее словоизлияния. Его молчание заводило девушку еще больше, а молодой человек без зазрения совести пользовался этим обстоятельством. За дни проведенные вместе, они неплохо изучили друг друга, прониклись доверием, и сейчас общались, как настоящие брат с сестрой, выросшие в одном доме, знающие сокровенные тайны и всегда готовые протянуть руку помощи. Ругались они так же, как близкие люди - яростно, но ненадолго.
Замолчать Таирию заставил повторный, уже более настойчивый стук в дверь. Первый Лутарг проигнорировал в угоду сестре, не желая прерывать ее обвинительную речь.
- Что, до сих пор? - с искренним удивлением спросила она, недовольно хмуря брови.
Молодой человек кивнул, соглашаясь. Смысла облекать подтверждение в слова он не видел. И так все было понятно.
- Не может быть, - проворчала Ири себе под нос, направляясь ко входу, чтобы впустить прислугу.
Лутарг же в очередной раз криво усмехнулся. Иногда его забавляло, что мать с сестрой отказываются видеть страх и пренебрежение, с которым к нему относятся остальные обитатели дворца. Советники в том числе, хотя с ними он провел неимоверное количество времени, обсуждая грядущую церемонию и собственное в ней участие.
Наблюдая, как Таирия отчитывает молоденькую служанку, принесшую для него выглаженную одежду, мужчина сочувствовал девушке. Ее страх щекотал ноздри, рождая желание поскорее отправить обратно, но он сдержался. Именно Ири была здесь хозяйкой, не он, а потому вмешиваться не стоило.
Отношения хозяина и слуги, которые практиковались в замке вейнгара, были чужды Лутаргу. Он не знал таковых. Там где он вырос, наличествовали лишь 'хозяин' и 'раб', что было близко и понятно для молодого человека. Возможно поэтому он бы предпочел вовсе обойтись без прислуги, но так не получалось, и мужчине приходилось мириться с существующим порядком. Мириться вопреки собственному желанию.
Когда служанка, пристыжено повесив голову, пробормотала: 'Больше не повторится, госпожа', - Таирия сменила гнев на милость и, указав на разобранную постель, велела девушке выполнять свою работу. Та торопливо собрала смятое белье и, расправив покрывало, разложила на кровати праздничные одежды.
Пересчитав элементы, составляющие его предполагаемый наряд, Лутарг, не сдержавшись, скривился. Сейчас он был склонен согласиться с Литаурэль в вопросе об удобстве тресаирской рэнасу. Гораздо проще справиться с витиеватой шнуровкой по бокам и на спине, чем разобраться во всех этих накладках, бантах и рюшах. В подобном одеянии он представлялся себе комедиантом, веселящим народ под задорное повествование сказителя и хохот слушателей. Эдакий прислужник Аргерда, разодетый, как уличная торговка - во все и сразу.
Недовольство брата не осталось для Таирии незамеченным.
- Останешься помочь Лутаргу… - начала она, намереваясь облегчить мужчине задачу, но тот заботу не оценил.
